Без подруги я никогда бы не закончила университет, и мне никогда бы не дали право стать опекуном своей сестры.
Она помогла мне в борьбе стать законным представителем Серен в то время, как я изо всех сил пыталась продолжать вести свои занятия, все время оплакивая потерю человека, которого любила больше всего на свете.
Лора-Нель отодвинула на второй план свою собственную жизнь, чтобы помочь мне восстановить мою, и теперь, когда остались только Сирен и я, она все еще поддерживала нас, пытаясь постепенно вернуться к привычному образу жизни.
Моя мать всегда смеялась, когда я называла ее Лора-Нель. Видите ли, мою подругу зовут Лора Нельсон, но в нашей школе было еще три Лоры, поэтому имя Лора-Нель прилипло к ней. Подруга не хотела быть еще одной Лорой, ей нравилось ее прозвище, и она всегда выделялась из толпы, таскаясь с новичком школы — мной. В конце концов, даже моя мать называла ее так, несмотря на то, что Лора-Нель никогда не встречала других девчонок, которые называли бы ее полным именем.
Даже когда нам исполнилось по двадцати шесть, все по-прежнему называли ее Лора-Нель; и ее это устраивало. Только теперь ее имя звучало, как одно слово: «Лоранель».
Лора-Нель, моя сестра не по крови, спаситель во многих отношениях и единственный человек, который знал о моем романе со студентом.
Она осуждала меня? Нет.
Говорила, что я поступаю неправильно? Нет.
Поняла ли она, когда я вырвала сердце из груди Лиама и оставила лежать на полу у его ног? Не совсем.
Ненавидела ли меня за то, что я сделала? Вынуждала ли выслушивать ее мнение о том, что я разбила не только сердце парня, но и свое? Нет.
Лора-Нель поддерживала меня во всем. И всегда была рядом.
Подруга видела мои первые слезы, застала последующие и помогла справиться с последними.
И сделала она это, просто будучи самой собой… Включая огромное количество салфеток, мороженое и вино.
Хороший друг приносит бутылку, а Лора-Нель всегда приносит две.
Почти засыпаю на диване в тот момент, когда чувствую, как в лицо мне тычут острым ламинированным уголком карточки. Резко поднимаюсь из своей сутулой позы, мой взгляд сфокусирован на лице сестры, которая все еще целится в мое сонное лицо карточкой с рисунком напитка на ней.
Это ее единственная форма общения; там, где мы используем слова, Сирен использует картинки.
— Хорошо, хорошо, сейчас дам тебе попить. Что будешь, воду или сок?
Взяв меня за руку и протащив на кухню, она вскидывает мою руку в сторону холодильника, показывая, что хочет сока.
Cирен, может, и не говорит, но я стала экспертом по общению без них. У нее довольно широкое понимание символов, которые она использует, чтобы получить тот или иной предмет. Мы освоили их примерно за два года. Но иногда нам приходится общаться с помощью языка тела и догадок, по крайней мере с моей стороны.
В те моменты, когда я не понимаю ее, все идет наперекосяк.
Когда осознаю, что все мои догадки неверны, или в те ужасные времена, когда она чувствует себя плохо, но не может сказать мне, где у нее болит.
В такие мгновения я чувствую, что мое сердце разрывается.
Нет, не разрывается; его вырывают прямо из моей груди ржавыми плоскогубцами, а затем сжимают так сильно, что оно превращается в шелуху.
В глазах закона мы считаемся сестрами, но Сирен принадлежит мне. Она — мой ребенок. Мое сердце.
Я люблю ее, забочусь и беспокоюсь о ней, а также ставлю ее превыше всего, даже себя. Поэтому она моя.
Когда ваш ребенок испытывает страдания, вам тоже больно.
Когда вы не знаете причину, по которой страдает ваш неспособный объяснить ребенок, то истекаете кровью.
Представьте, что не можете сказать о том, что у вас болит голова или живот, или же зубы.
Поразмышляйте обо всем, что может с вами произойти и о том, что у вас нет возможности попросить о помощи или даже просто что-то произнести.
Печально, правда?
А теперь подумайте о том, что это происходит не с вами, а с вашим ребенком.
Не думаю, что есть слово, описывающее тот уровень страха, боли и отчаяния, который вы испытываете в такие моменты.
Это агония не имеет названия, чтобы ее можно было определить.
И теперь это моя жизнь.
Вот почему я отказалась обременять Лиама.
После того, как наливаю Сирен попить, я сажаю ее перед любимой коробкой головоломок и проверяю время на своем телефоне.
2.15 утра.
Размышляю о том, чтобы снова прилечь на диван и отдохнуть еще несколько минут, когда мой телефон мигает, сигнализируя о входящем сообщении.
Это может быть только он.
Вряд ли у кого-то еще есть мой номер.
На самом деле он есть у многих, но я не считаю, что студенты, коллеги-учителя или психотерапевты Сирен стали бы писать мне в такой час.
Не знаю, что именно заставляет меня открыть сообщение — усталость, надежда, или просто одиночество.
А может, даже необходимость.
Эгоистичная потребность.
*Мы можем встретиться перед моим отъездом?*
Не то, чего я ожидала. Совсем.
Мне нужно быть осторожной с ответом.
В моей жизни ничего не изменилось, но очевидно, что его жизнь изменилась значительно.
Сколько потоков воды должно смениться, чтобы смыть прошлые ошибки?
По крайней мере надеюсь, что эти потоки хоть немного прикрыли их.
*Я могу встретиться сегодня.*
Будь проще, Кэри, не усложняй ничего.
*В нашем месте в полдень?*
Ответ от Лиама приходит мгновенно, и упоминание о нашем особом месте наполняет мои мысли воспоминаниями.
*Да*
Отвечаю односложно, при этом желая сказать гораздо больше.
Клянусь, что открою ему все, о чем должна была рассказать давным-давно.
Я извинюсь, впитаю его образ, а затем позволю ему уйти.
Откинувшись на спинку дивана, смотрю на потрескавшийся потолок, который отчаянно нуждается в свежем слое краски, а затем закрываю глаза.
Через несколько мгновений на диван залезает Сирен, укладываясь на меня всем своим весом, и начинает крутить мои волосы.
Она не нежна в своих ласках, но это все еще успокаивает меня, и я закрываю глаза, чтобы она не отодвинулась.
Когда Сирен, наконец, сползает с меня и возвращается к своей коробке с головоломками, я приоткрываю глаза и сквозь туман усталости вижу маленькую девочку, удовлетворенную своим собственным миром, состоящим из головоломки с колышками и стакана сока.
Если бы только жизнь была так проста для нас всех.
Глава 8
Лиам
Она сказала «да»!
Я предложил встретиться, и Кэри согласилась.
Чувствую, что взвинчен до предела, пока нахожусь в своей старой спальне, лежа на маленькой односпальной кровати.
Если закрою глаза, то почти поверю, что вернулся в эпоху наших тайных встреч и переписок.
Помню, как часами бодрствовал, обмениваясь с ней сообщениями, и часто на следующий день приходил в университет не выспавшийся и похожий на зомби.
Но каждое наше мгновение того стоило.
Каждая минута, проведенная с ней, отпечаталась в моем разуме, образовав горьковато-сладкую видеопленку из воспоминаний о нашем времени вместе.
И как бы мне ни было больно, все равно не стану забывать о реальности тех моментов.
Я чувствовал это. И она тоже.
До тех пор, пока не отказалась от нас.
Пока вообще не перестала почувствовать. Я же остался чувствовать за двоих.
Часы проходят в странном состоянии тревоги, пронизанным чувством неопределенности.
Я не могу спать, мой мозг не отдыхает, переключаясь от составления списка вопросов, которые хочу задать ей, к различным сценариям, которые могут разыграться.
Будет ли Кэри честна со мной? Расскажет ли, наконец-то, в чем дело?
Смогу ли я прикоснуться к ней? Смогу ли поцеловать ее в последний раз?