— Извини, не обратил внимания, должно быть, у меня джетлаг[6].

Эйч хохочет.

— Джетлаг? И это после четырехчасового перелета? Похоже, младший Фокс совсем не отдыхает, — затем он подмигивает мне, прежде чем взять стакан, который протягивает ему отец, и осушить его залпом.

— Гарри, если ты не притормозишь, буду вынуждена лишить тебя доступа к алкоголю. Энергии у тебя и без него хоть отбавляй. Хотелось бы надеяться, что речь нашего шафера не заставит меня покраснеть, как девственницу в брачную ночь.

Хор «мама!» звучит из уст моих братьев, а отец откидывает голову и смеется. Эйч кашляет и шепчет, но достаточно громко, чтобы все услышали:

— Вы ведь сейчас не про Эмму, да? — за что получает по затылку от Джейка и Джоша.

Моя мать смотрит в его сторону, прежде чем сфокусировать свой взгляд на мне.

— Надо съездить к флористу и забрать бутоньерки. Они доставили только четыре, и было бы быстрее забрать их самим, чем ждать, пока привезут остальные.

— Конечно. Можно взять чью-то машину, или мне просто вызвать такси?

— Возьми мою, ключи висят на кухне, прямо перед входом в гараж, — Джейк подходит ко мне хлопает по спине. — Спасибо, братишка, я у тебя в долгу.

Гляжу на остальных членов своей семьи, все еще подшучивающих друг над другом. Благодаря волнующему дню их стеб вышел на новый уровень.

— Кому-нибудь еще что-нибудь нужно?

Но меня уже никто не слышит. Мой вопрос тонет в громком хохоте, разливающемся по комнате из-за очередной шутки Гарри.

— Ладно, тогда я постараюсь побыстрее.

Тихо выскальзываю из гостиной на кухню. Снимаю ключи с крючка и захожу в возмутительно огромный гараж Джейка, направляясь прямиком к его новому Aston Martin DB7.

С трепетом провожу кончиками пальцев по изящным изгибам машины, словно она моя новая любовница.

Всегда хотел знать, как чувствовал себя Джеймс Бонд, управляя одним из самых красивых автомобилей планеты. Думаю, стоит по-быстрому объездить новую «малышку» брата. Уверен, что никто меня не хватится, если сделаю небольшой крюк.

Прокатившись по городу, удивленный скоростью и маневренностью Aston, и ненадолго притворившись агентом 007, я останавливаюсь на главной улице, в нескольких магазинах от флориста. Мне практически не хочется выходить из машины. Сиденье прижимается к моему телу подобно объятиям, одновременно волнующим и удобным.

— Скоро вернусь, красавица, — нежно провожу пальцами по рулю, затем громко вздыхаю, и, наконец, открываю дверь, чтобы выйти.

Мои мысли находятся за миллион миль от поставленной задачи, пока я рассеянно нажимаю кнопку замка на пульте управления и поворачиваюсь в сторону цветочного магазина.

Достаточно мимолетного взгляда на длинные каштановые волосы, чтобы застыть на месте; сердце бешено колотится в груди, а дыхание перехватывает.

Примерно в двадцати футах от меня идет та, которую я желал избежать с таким отчаянием, что ради этого пересёк полмира.

Женщина еще не заметила меня, но я не могу сдвинуться с места, все мысли о побеге ускользают из моего разума. Все, что я вижу — это она.

Ее красивые волосы еще длиннее, чем раньше, и спускаются ниже талии. У нее все тот же бледно-кремовый тон лица, и хотя я стою недостаточно близко, чтобы разглядеть веснушки у нее на носу, но все же знаю расположение каждой из них. Она совсем не изменилась.

Простая белая футболка идеально сидит на ее миниатюрном теле, край ткани облегает пояс поношенных джинсов, а на ногах одеты фирменные Converse.

Только сейчас я замечаю, что она не одна; рядом с ней, крепко схватившись за руку, стоит малышка лет семи-восьми. Девочка, которая совсем не похожа на женщину с огненными волосами. Ей больше подходит образ Белоснежки; темные волосы обрамляют бледное округлое лицо, а на розовых губах играет широкая улыбка. Малышка идет медленно, почти неохотно следуя за женщиной по улице, и все же ничто не может остановить ее непоколебимую приверженность прикосновению к каждому фонарному столбу, мимо которого они проходят.

Чем ближе они подходят, тем очевиднее становится их сходство. Я замечаю вспышку изумрудно-зеленых глаз и веснушки на бледной коже девочки.

Если мое сердце и запнулось сначала, увидев ее впервые почти за три года, то теперь оно просто трепещет от осознания того, что эта малышка принадлежит ей.

Ее дочь.

Как я мог не знать, что у нее есть дочь, после всего что произошло между нами?

— Лиам?

Хрипловатый голос, хотя и неуверенный, проникает сквозь мою броню, в глубину той глубокой дыры, где находится мое сердце, все еще бьющееся от боли.

Я перевожу взгляд от девочки, которая теперь радостно водит рукой взад и вперед по ограждению, позволяя пальцам чувствовать рельефность металла, к удивленным глазам ее матери.

В тот момент, когда наши взгляды встречаются, глупое сердце пытается вырваться из пут, охотно желая опуститься к ногам женщины. Я проглатываю желание прикоснуться к ней и шепчу имя, которое не произносил с того дня, как она прогнала меня.

— Кэри…

Кэри

Мой разум становится совершенно пустым.

Не таким, когда забываешь написать простое слово и пытаешься напрячь мозги в поисках ответа, и не таким, когда кто-то знакомый зовет тебя по имени, чтобы поздороваться, но его собственное имя ускользает от тебя. Он совершенно пуст. Пуст и лишен всякой рациональной мысли.

Нетипичная реакция с моей стороны при встрече с одним из моих бывших студентов, но он ведь не просто студент. Он — нечто большее, гораздо большее.

Но в моем мире это не вариант.

Желание большего приносит лишь одно — опустошение, и последние несколько лет наполнены именно им.

Мне одиноко. Так одиноко, что иногда кажется, будто я тону; тону, в то время, как люди, окружающие меня, могут свободно дышать.

Мое одиночество не поглощает их. Только меня.

Один лишь взгляд на него, такой же ошеломленный, как и с его стороны, наполняет мои легкие кислородом, заставляя кровь бешено циркулировать по венам, а нервные окончания — возвращаться к жизни; оковы оцепенения ослабевают, и мои усталые руки и ноги покалывает, когда ощущения возвращаются.

Видите ли, я никогда не чувствовала себя одинокой с Лиамом; он был моим лекарством, противоядием, моим жизненным эликсиром. Лиам практически высушил мои глубокие воды одиночества.

Я не могла позволить ему находиться рядом, поскольку моя жизнь была отравлена и истощена. Нельзя было допустить, чтобы он утонул вместе со мной. Поэтому мне пришлось отпустить его.

Нет, не так, оттолкнуть его, прогнать.

Несомненно, наши отношения были безнравственными и неприличными. И я не просто ранила чувства Лиама, а уничтожила их, в процессе окружив себя океанами одиночества, из-за которых задыхалась ежедневно, продолжая барахтаться в их бездонных глубинах.

— Кэри…

Мое имя срывается с его губ одновременно с резким движением моей руки.

Смотрю на Лиама всего секунду, прежде чем рывок становится более настойчивым, и я изо всех сил пытаюсь удержаться на ногах.

Сжимая руку Сирен, пытаюсь впитать его образ еще несколько мгновений, поэтому шепчу ей на ухо: «Подожди немного, Сирен», надеясь, что это даст мне еще несколько драгоценных секунд. Я оглядываюсь на него как раз вовремя, чтобы заметить, как его взгляд мечется между Сирен и мной, на его лице читается абсолютное замешательство, наряду с оттенком боли.

Сглатываю сухость в горле, выдавливая бессмысленные слова.

— Я так рада тебя видеть, Лиам. Как ты?

Приветствие жалкое и не содержит ни одного слова, которое мне хотелось бы произнести в действительности.

Дерганье за руку усиливается, и я теряю равновесие, резко спотыкаясь и пытаясь удержаться на месте. Нужно убедиться, что Сирен не расстроена, но у меня нет сил оторвать от него свой взгляд.