Я закатываю глаза и поворачиваюсь к плите, чтобы поджарить помидоры и разогреть фасоль, потому что Айзек отказывается есть бекон без печеной фасоли.

— Мы уже обсуждали это, мам. Мне нравится там. На самом деле, сегодня вечером я возвращаюсь обратно.

Над нами нависает тишина, нарушаемая лишь шипением помидоров.

Слышу, как мама время от времени делает глоток чая, и это не похоже на нее — так легко сдаться. Чувствую себя на грани, ожидая продолжения разговора.

Когда еда готова и мне больше нечем отвлечь свое внимание от тишины в комнате, я медленно поворачиваюсь и вижу, как она пристально смотрит на меня.

— Материнская любовь к своим детям безгранична. Мама чувствует, когда им больно и когда они счастливы, а еще она знает, когда им грустно. Не нужно ничего говорить, матери чувствуют все без слов.

С трудом сглатываю, но все же стараюсь произносить слова как можно беззаботнее.

— Мам, пожалуйста, не надо. Я счастлив, клянусь.

— Не лги мне, Лиам, — ее голос набирает силу, но при этом звучит тихо. — Матери прекрасно видят, когда им лгут.

Не знаю, что сказать, поэтому стою и жду, когда мама закончит, в надежде, что та просто даст мне совет и не будет задавать никаких вопросов.

Не сегодня. Сегодня я слишком уязвим.

— Ты не будешь выглядеть слабаком, если простишь человека, который тебя обидел.

Мои глаза становятся шире. Я не совсем понимаю, к чему ведет моя мать.

— Иногда приходится отстраниться от того, кто причинил тебе боль, иначе ты никогда полностью не исцелишься. Некоторые люди приходят в нашу жизнь и остаются навсегда, другие же могут разделить лишь небольшой отрезок; только ты можешь знать, когда пришло время простить и сохранить этих людей в прошлом или позволить им шагнуть вместе с тобой в будущее.

У меня нет слов.

Ни единого.

Держу свой рот на замке, тем самым не давая сорваться словам, которые затем приведут к излиянию других; тех, которыми я не готов поделиться.

Чувствуя мое смятение, мама мягко мне улыбается, а затем переводит взгляд на еду, разложенную перед ней, берет тарелку и нагружает ее таким огромным количеством еды, что я даже вспомнить не могу, когда это моя мать столько ела.

Удовлетворившись переполненным блюдом, женщина грациозно встает со стула и подходит ко мне с тарелкой в руке.

— Я положила на двоих и поделюсь с твоим отцом. Как видишь, я нарушаю свои же собственные правила, раз позволяю ему есть в постели. Но в жизни, дорогой мой, как и в отношениях, иногда приходится идти на компромисс.

Нежной рукой мама гладит меня по щеке, и мне невольно хочется прижаться к ее ладони; к тому теплу, которое может дать только мать.

— Я. Вижу. Какой. Ты. И если она не глупа, то тоже это видит. А если все же глупа и не понимает, что упустила, то она недостойна тебя.

Я могу только кивнуть в ответ.

— А теперь я пойду и накормлю твоего отца. Надеюсь, что вся эта жирная еда впитает хоть немного алкоголя в его организме. А если нет, то не забудь застрелить свою кровать перед отъездом, потому что сегодня вечером он будет спать именно там.

Затем моя мать подмигивает мне, кладет в рот кусочек бекона и поворачивается, чтобы выйти из комнаты.

— А что, если она достойна? Что тогда?

Слова вырываются из моего рта болезненным хрипом.

— Тогда, милый, тебе придется пойти на компромисс.

Остаток утра я провожу в своей спальне, разбирая мусор и натыкаясь на старые эскизы. Моя грудь сжимается от боли, когда нахожу рисунок карандашом, на котором запечатлел Кэри в первый день нашей встречи.

Помню, что в то время был недоволен своим творением и решил не показывать его ей. Когда Кэри спросила меня о моей работе в конце того первого дня, я пробормотал о том, что рисунок недостаточно хорош, и поспешно покинул класс.

Теперь же, глядя на него, я вижу, как прекрасно ее изобразил.

Кэри выглядит красивой и безмятежной, с озорным, но полным мудрости взглядом, и совершенно беззаботной.

Глаза, которые взирают на меня оттуда, не разбивают сердца и не скрывают детей с мужьями.

Они говорят о надеждах, мечтах, жизни… любви.

Складываю лист и засовываю его в задний карман джинсов.

Вероятно, пришло время отдать ей последний кусочек моего сердца, чтобы, когда я уйду, на этот раз уже навсегда, у нее был шанс вернуть его целым и невредимым.

Пора двигаться дальше.

Кэри

Лора-Нель и Сирен уехали около часа назад.

Подруга повезла Сирен в океанариум, где та будет несколько часов с удовольствием наблюдать за рыбами.

Перед их отъездом я рассказала Лоре-Нель о вчерашней встрече с Лиамом.

После того, как ее первоначальное удивление прошло, я объяснила, что собираюсь встретиться с ним сегодня. На что она ответила, что это не очень хорошая идея.

— Определённые вещи должны остаться в прошлом, Кэри. Такие как, лифчик из ракушек и джинсы-варёнки.

Ее мудрые слова все еще звучат в моей голове.

Лора-Нель сравнила мой тайный роман со старомодным веянием моды. И не могу сказать наверняка, гениально ли ее высказывание или же полная ерунда. Моя подруга всегда умела мыслить в перспективе.

Тем не менее, стоило поступить правильно, так что я закатила глаза, услышав глупое сравнение, а затем объяснила свои доводы.

— Лиам заслуживает знать правду. Я должна рассказать ему обо всем.

Больше не было сказано ни слова. Лора-Нель просто поцеловала меня в щеку, застегнула молнию на куртке Сирен, и они ушли сразу после прощального поцелуя, который по просьбе Лоры-Нель послала мне сестра.

Обычно я наслаждаюсь тишиной и покоем, которые наступают в воскресенье, но сегодня тишина меня подавляет.

Принимаю по-быстрому душ, и следующие полчаса размышляю о том, что надеть.

Разве это важно — думать о том, что надеть на встречу с бывшим любовником, если все, что собираюсь сделать, это вывернуть свою душу наизнанку, а затем смотреть Лиаму в след, когда тот уйдет?

Скорее всего, нет.

Так что выбираю свои обычные темные джинсы, старую футболку с группой «The Stone Roses» и любимые красные Converse. Раз уж собираюсь «упасть», так хотя бы соломки подстелю.

Вытираю полотенцем волосы и поспешно заплетаю их в косу, избегая нанесения макияжа. Не то чтобы мне приходится часто его наносить.

Уверена, что буду выглядеть так, словно не прилагала никаких усилий. Но это просто я. И Лиам знает об этом.

Вернее считал, что знает.

Не хочу скрывать истинную себя, ведь именно такой я всегда была для Лиама. Потому что иначе он может не поверить моим словам.

Смотрю на часы и понимаю, что у меня есть десять минут в запасе, чтобы добраться до места нашей встречи. Что ж, времени более чем достаточно.

Это место всегда было нашем.

Когда тайно заводишь роман со своим студентом и влюбляешься в него, приходится держаться подальше от публики.

Неужели я только что призналась себе, что влюбилась в него?

Смотрю в зеркало, висящее на стене в коридоре, прямо перед нашей входной дверью, и мысленно разговариваю с собой.

Мне нужно сказать Лиаму правду, но не усугублять ситуацию словами о том, что я любила его больше своей жизни, больше, чем заслуживала, и больше, чем он догадывался.

Это только еще больше все запутает. Лиаму не стоит знать, что мои чувства к нему не изменились.

Наша вчерашняя встреча лишь усилила их.

Я любила его.

И все еще люблю.

Прихожу на место чуть раньше, визуально оглядывая разноцветный палисадник, который является детищем моего отца. Участок, за который я все еще плачу арендную плату, ухаживаю и пытаюсь выращивать овощи. Он настолько для меня особенный, что я даже представить не могу, что когда-нибудь лишусь его.

Мои глаза останавливаются на пугале, которое мы с Лорой-Нель помогли соорудить Сирен на прошлой неделе. И когда говорю: «помогли соорудить», то имею в виду, что мы сделали его сами, пока Сирен занималась своими обычными делами, а именно сидела и разглядывала цветы.