— Они купились. — Его грубый шепот ощущается так, словно меня окатили ледяной водой. Что-то в его замечании заставляет тугой комок образоваться в моей груди, расти, пока он не поглотит мое сердце.

Его слова не должны были ранить. В конце концов, это уловка, но боль не утихает.

Может быть, потому, что ты тоже купилась.

ДЕКЛАН

Мне трудно оторвать взгляд от Айрис, пока мы идем по проходу к выходу из церкви. Она — воплощение элегантности и грации, ее улыбка ослепительна, как новое бриллиантовое кольцо на пальце. Кольцо служит напоминанием о ее обещании мне.

Я не был уверен, что мы когда-нибудь доберемся до этого момента. После моей неудачной помолвки я думал, что мы наткнемся на загвоздку. Что, может быть, Айрис однажды проснется и решит, что это огромная ошибка. Но наконец, впервые за две недели, я чувствую облегчение.

Давление на мою грудь уменьшается с каждым шагом от алтаря. Одна часть моего наследства завершена, и у меня есть только еще одно препятствие на пути к тому, чтобы стать генеральным директором.

Переживи это до конца сегодняшнего дня, прежде чем беспокоиться об этом.

Я кручу обручальное кольцо большим пальцем, проверяя, как металл прижимается к моей коже. Это не так гнетуще, как я ожидал. Айрис выбрала простую ленту, которая мало привлекает внимание к глазу. Оба наших кольца передают одно и то же сообщение.

Женат.

Два швейцара открывают двери. Вместе мы с Айрис выходим на яркий солнечный свет. Один из фотографов останавливается перед нами и выкрикивает наши имена. Я обнимаю Айрис за талию и притягиваю к себе, не обращая внимания на то, как она напрягается в моих объятиях.

Ее реакция меня не удивляет, но все равно расстраивает. После жаркого поцелуя, который мы разделили, я думал, что она уже привыкла к моим прикосновениям, но я ошибался. Вместо этого она воздвигла между нами еще один барьер. Отстраненный взгляд на ее лице заставляет меня проверять границы дозволенного. Я хочу воссоздать выражение ее лица сразу после нашего поцелуя, до того, как наступит реальность нашей ситуации.

Я провожу рукой по ее спине, обводя ряд пуговиц цвета слоновой кости. Она ничего не делает, только бросает на меня холодную улыбку, которая не достигает ее глаз.

— Скажи мне, что случилось — шепчу я ей на ухо, прежде чем заправить прядь волос ей за ухо.

Ее фальшивый смех действует мне на нервы.

— Почему что-то должно быть не так? — я морщусь.

— Ты не выглядишь счастливой.

— В отличие от тебя, некоторые из нас не могут притворяться 24/7. — Ее голос едва слышен из-за порыва ветра.

— Давай сфотографируем поцелуй, прежде чем они выпустят гостей! — кричит фотограф.

Я ухмыляюсь нервному смеху Айрис. Щелчок камеры гаснет, ловя момент.

— Кажется, они уже выходят. — Кричит Айрис.

— Тогда сделай это быстро! — отвечает он в ответ.

Я не должен уступать его требованию, но мне интересно посмотреть, был ли наш поцелуй одноразовым или свидетельством нашей химии. Поцелуй, который я разделил с Айрис в церкви, был электрическим. Из тех, что не должны были чувствовать себя так хорошо, как сейчас, учитывая наши обстоятельства.

Тот самый, который я собираюсь воссоздать в надежде, что шумиха, которую я получил после этого, была всего лишь результатом достижения первой задачи моего наследства.

Мои руки обвиваются вокруг спины Айрис, притягивая ее. Ее губы приоткрываются, а глаза закрываются, когда я наклоняюсь вперед. Искры вспыхивают на моей коже, когда наши губы соприкасаются, и жидкое тепло разливается по моим венам. Поцелуи с ней вызывают привыкание. Волнующе. Так чертовски неправильно, что я не могу не задаться вопросом, почему это не так.

Она твоя помощница.

Я покусываю ее нижнюю губу, чтобы отвлечься от этой мысли. Она задыхается, и я поглощаю звук, прежде чем его успевает услышать фотограф.

Ты платишь ей за то, чтобы она родила твоего ребенка.

Мой поцелуй становится более наказывающим, и она, кажется, хорошо реагирует на мое отчаяние. Она стонет, когда ее руки обвиваются вокруг моей шеи. Ее букет щекочет мне кожу, и меня окружает запах цветов и ирисов.

Фотограф кашляет.

— Хорошо.

Реальность обрушивается на меня, как ведро ледяной воды, и я вырываюсь, прежде чем снова притянуть Айрис к себе и повторить наш поцелуй в более эгоистичных целях, чем фотография. Наш поцелуй не был какой-то случайностью или кайфом, который я получил, выполнив просьбу дедушки. Все гораздо хуже.

Айрис моргает на меня расширенными глазами.

Ты тоже влияешь на нее.

Я должен был бы почувствовать некоторое облегчение, узнав, что она тоже борется, но я слишком обеспокоен последствиями такого открытия.

Прежде чем я успеваю осознать, что происходит между нами, двери позади меня открываются. Сотни гостей высыпают из церкви. Они собираются в круг, душат нас. Я ненавижу, как они осыпают нас комплиментами, почти так же сильно, как презираю то, как толпа становится больше с каждой минутой.

Айрис вцепляется в мою руку.

— Расслабься. Сосредоточься на мне.

Это моя проблема. Я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме нее.

Я не могу не смотреть на нее дольше нескольких секунд. Желание украсть ее из толпы трудно игнорировать, и мне не потребуется много времени, чтобы сломаться.

Помни, что здесь важно.

Айрис молчит, пока нас обоих запихивают в «Майбах». Я провожу всю поездку на машине до места приема, напоминая себе о том, что действовать на мое влечение невозможно. Несмотря на два поцелуя, которые мы разделили, нет ничего важнее, чем поддерживать профессиональные отношения между нами. У нас слишком много зависит от наших позиций, чтобы теряться в мимолетном притяжении друг к другу. Мое будущее важнее, чем удовлетворение мимолетного желания поцеловать Айрис. Мне просто нужно продолжать говорить себе это.

Ненавижу свадьбы. Это клишированное оправдание для людей, которые пьют алкоголь за мой счет, притворяясь, что им действительно небезразличен мой новый брак. Все здесь только потому, что никто не будет настолько глуп, чтобы отказаться от приглашения на то, что Айрис считала свадьбой десятилетия.

К несчастью для меня, у меня еще есть три часа, чтобы пережить это, включая разрезание торта прямо сейчас.

Другой фотограф, чем раньше, зовет нас посмотреть в камеру.

— Могу я сфотографировать вас двоих с тортом?

— Почему мы согласились на столько проклятых фотографий? — Я хмурюсь, хватая серебряный резак для торта с подноса официанта.

Айрис улыбается мне.

— Потому что мы собираемся поделиться снимками со всем миром, чтобы доказать, как сильно мы любим друг друга.

— Почему это должно их волновать? — Она смеётся, и лампочка камеры гаснет.

— Потому что ты известный миллиардер, который занимается продажей сказок.

— Слава временна.

— Как и дискомфорт, так что привыкай. — Она кладет свою руку поверх моей, так что мы оба хватаемся за нож.

Быть рядом с ней — это самое далекое от того, чтобы чувствовать себя некомфортно. Скорее, тепло ее прикосновения посылает волну желания через меня. Я подхожу к ней ближе, чтобы мы оба могли подойти к торту.

Ты жалок. Что случилось с нежеланием сближаться с людьми?

Я качаю головой. Я не пытаюсь сблизиться с Айрис, но трудно избегать ее, когда все продолжают сталкивать нас вместе.

— Деклан, будь добр, улыбнись еще немного. — Я свирепо смотрю на фотографа. Он разинул рот.