— Кажется, я ещё встречу рассвет, — прошептал Орбан и потерял сознание. Его слова оказались правдой — ведь праздник, устроенный Русалкой для города, подходил к концу.

Солнце вставало над Прайбургом, и начинался новый день — сырой и промозглый. Холодный рассвет Уоренгейт встречал, стоя на балконе Северной таможенной башни. Всю ночь он выслушивал отчёты и отдавал приказания, наводя порядок на улицах столицы. Раны на голове удалось немного залечить. Волосы выгорели, свежие язвы ещё не затянулись полностью, боль то и дело возвращалась, стискивая голову огненным обручем — но это всё были пустяки. Взглядом, полным горечи, Уоренгейт смотрел на город, подводя итоги своей битвы. Редвин мёртв. Эскил мёртв. Барон Холдгрейв серьёзно ранен, и ещё долго не сможет ходить — если вообще поднимется. Счёт убитых солдат и стражей шёл на сотни — таких потерь не мог припомнить никто из нынеживущих. Один портовый склад выгорел полностью, ещё два были затронуты огнём. В городе сгорело несколько домов. Были погибшие и среди горожан. Невесть сколько тварей бродят по улицам столицы — Свет знает, как много человек они ещё убьют или покалечат.

— Я погиб, — прошептал граф, вспоминая Городской Совет и короля.

— Вовсе нет, ваше сиятельство, — раздался спокойный голос позади. Пока молодой Йерион, несмотря на рану, продолжал охоту за порождениями Русалки, Эдмон Хаш оставался в башне, наблюдая за состоянием мэра. Сейчас Епископ вышел на балкон и встал рядом с графом.

— Вы видите то же, что и я, господин Хаш? — спросил граф, не оборачиваясь — Трупы, пепелища и ужас столицы?

— Я вижу побежденную Изнанку — ответил Епископ. Граф внимательно посмотрел на собеседника, но тот оставался серьёзен. — Да, Изнанку, ваша светлость. То, с чем мы столкнулись — не дело рук человеческих. Я готов поклясться Светом и Четырьмя, что сегодняшние разрушения — ничто по сравнению с тем, что могло случиться, не сразись мы этой ночью.

— Благодарю — граф невесело улыбнулся — Но, боюсь, король едва ли прислушается к вашим словам.

— А к словам Церкви? К словам четырех архиепископов? — с жаром продолжил Эдмон — Послушайте, граф, я сумею убедить их в том, чему сам стал свидетелем. Они узнают правду, и приложат все силы для вашего спасения.

— Вот как? — задумчиво обронил Уоренгейт, чувствуя, как в нём просыпается надежда — И что же вы хотите взамен?

— Ничего — с тем же пылом ответил Епископ — Повторяю, граф, вы сегодня совершили великое дело, и мои усилия — лишь слабая награда за него. Вы же сами видели тех тварей! Представьте, что стало бы с городом без нашей атаки! Представьте, скольких бы они убили, выползи на улицы внезапно. Всё, что нам надо, — ветер налетел, заглушая слова, и Епископ наклонился к Уоренгейту — Найти Русалку и убить её.

А на заброшенной пристани рассвет осветил героев этой ночи. Шторм, невредимый на вид, лежал на земле, а рядом сидела Русалка, положив голову мальчика себе на колени. Неподалёку застыло чудовище, преданно смотревшее на свою госпожу. Едва лучи солнца коснулись лица Талли, как он глубоко вздохнул и открыл глаза.

— Надо же, я еще жив — прошептал, улыбаясь, мальчик.

— Нет — покачала головой Русалка — Ты был бы мертв, если бы не моя магия. Но даже я не в силах сохранить тебя. Твоя душа держится лишь моей волей, и ни за что не останется в этом теле.

— Значит, я всё равно что умер? — продолжая улыбаться, пошептал Шторм. Налетел холодный порыв ветра, и мальчик с жадностью вдохнул его — Так странно — он с трудом поднял свои руки, затем ощупал своё лицо — Ты действительно могущественная волшебница, сестрёнка.

Впервые Элли промолчала, не поправляя «брата».

— До чего же славный вышел бой. Жаль, ты не видела. Спасибо за всё — рука Талли дрогнула, и он попытался поднять её к лицу девочки. Та, уловив его жест, помогла ему, и пальцы мальчика осторожно пробежали по щеке, губам, по волосам — За все эти годы. За силу. За её жизнь. Я знаю, ты сохранишь её душу, и подаришь ей новый Свет.

— Я могу сохранить и твою душу — отозвалась Русалка.

— Чтобы я бессловесной деревяшкой ждал Последнюю Битву? Благодарю покорно — рассмеялся парень, и тут же замолчал, обессиленный собственным смехом — Смерть куда предпочтительнее такой судьбы. Знаешь, — помолчав, продолжил мальчик, продолжая гладить лицо Элли — Я не о чем не жалею, кроме того дня, когда не смог спасти тебя. Все должно было сложиться по-другому — прошептал Талли. Глаза его закрылись, и последние слова он произнес едва слышно — Ты уж тут не пропадай, сестрёнка.

Несколько секунд Русалка неподвижно сидела над телом, и в глазах её сверкали слёзы. Она прижала руку к груди, а затем подняла изумленный взгляд на стоявшее рядом чудовище.

— Невероятно, — прошептала девочка, прислушиваясь к чему-то в себе. А затем она встала, и река позади неё вздыбилась высокими волнами. Монстр, стоявший рядом, тревожно заворчал, когда поднявшиеся волны начали захлестывать берег. Развернувшись, тварь неуклюже заковыляла подальше, и лишь услышав, как утихает буйство стихии, обернулась. Спокойные воды тихо накатывали на пустой берег. Издав жалобный стон, чудовище устремилось к реке, беспокойно вглядываясь в тёмные воды, но вдруг остановилось и пошло обратно в город, в место, где никто не сможет его найти. Место, где можно затаиться до возвращения Госпожи.

Но у Русалки оставались ещё слуги.

Бранд, садовник в поместье Холдгрейвов, поднялся с первыми лучами солнца. Благодаря распоряжению юной хозяйки, он получил право ночевать в доме. Облачившись в робу, садовник вышел во двор и оглядел мрачное небо. Покачав головой, он спустился в подвал, наготовить дров. А когда вышел, возле ворот стояла карета и трое солдат. По взволнованным лицам и громким голосам, доносящимся из дома, Бранд понял, что стряслось что-то неладное.

Внутри оказалось ещё двое солдат — вместе с четырьмя гвардейцами они полностью заняли гостиную. С верхних этажей раздавался какой-то шум и возбужденные голоса.

— Что происходит, господа? — обратился Бранд к гвардейцам.

— А ты кто такой? — уставился на него один из солдат.

— Это Хирш, наш садовник, — отозвался старший из гвардейцев — Слушай, Хирш, ты б наверно шёл домой. Тут уж в тебе нет нужды.

— Что случилось? — повторил садовник.

— Барона ранили, — отвечал тот же гвардеец — Миледи сейчас едет в столицу.

— Как — ранили? — растерянно пролепетал Бранд — Да кто ж на такое осмелился?

— Русалка, забери её Бездна — отозвался один из солдат — Да ты не волнуйся, старик — тут же добавил он, видя, как расширились глаза садовника, и как тот затрясся от страха — Сейчас её и её слуг по всему городу добивают. А братца уже того — солдат провёл себе ладонью по шее.

Ничего не отвечая, Бранд зашёл на кухню и сел за стол. Застонав от отчаяния, он вцепился себе в волосы. Он ни на миг не поверил в возможность смерти своей Госпожи, и единственное, что его волновало — её приказ. Он не мог подвести Госпожу. Она поручила ему быть рядом с Элирией — и Бранд не мог позволить девочке отправиться в безопасное место. Но и убивать её приказа не было. Но и упускать её было нельзя! Судорога пробежала по его напряженному телу, по искривленному лицу, по сжатым пальцам и рукам. Блуждающий взгляд остановился на шнурке, которым подвязывали занавески и Бранд замер, не отводя от него глаз. А затем, успокоившись, из-за стола поднялся Людоед. Он сорвал шнурок, спрятал в рукаве один из кухонных ножей и начал действовать.

В зале сидело шестеро солдат — четверо гвардейцев в мундирах и двое стражей в нагрудниках. Ещё трое во дворе. Наверху — юная хозяйка со слугами. «Смогу» — коротко кивнул себе Людоед.

— Господа, — воскликнул он, выходя из кухни и смущенно улыбаясь — Раз вы ждёте миледи, может, я налью вам по-стаканчику?

Гвардейцы довольно переглянулись, но один из стражей отрицательно покачал головой.

— Нам нельзя. Служба.

Гвардейцы, переглянувшись снова, так же ответили отказом.