По комнате пронесся перестук — Сияющий Джим бросил кости, и они покатилась по его столу. Увидев результат — Дух и Чувства — Джим сокрушенно покачал головой.

— Я просто пошутил — с нервным смешком отозвался Эдельвейд — Просто пошутил, только и всего.

— А что насчет тебя, Джейкоб?

Мясник молчал.

— Да тут и думать нечего, Питт! — вскричал Сияющий Джим — Тебе дают такой куш — и в обмен на что?

— А если он откажется? — раздался спокойный голос «Могильщика» Хича. Его единственного выступление Русалки оставило спокойным — Что тогда, Элли?

— Тогда? — голос девочки окреп и разнесся по всему залу — Я не буду бросаться пустыми угрозами, но, клянусь — присутствующие почувствовали, как слова отдаются дрожью у них внутри — Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы исполнить своё слово. Сделаю всё возможное, чтобы эта девчонка попала на стол к моему Людоеду. Вся! Целиком и полностью. И чтобы он делал с ней всё, что пожелает.

На несколько секунд в зале воцарилось молчание, а затем Мясник поднял голову.

— Её нужно предупредить — глухо произнес он — Это будет честно.

— О, не беспокойся, Джейкоб — весело и звонко отозвалась Русалка — Я лично расскажу ей об опасности, и дам время подготовиться. Так будет даже веселее!

Последний разговор проходил в подземельях Ортенфлоу. Его вёл барон Лекруа, начальник полиции, и этот разговор был самым откровенным, самым доверительным, без лжи, намёков и двойных смыслов. Потому что, верный давней привычке, Лекруа вёл его сам с собой.

— Что же вы так, граф, — шептал барон, перебирая листы с данными — Как можно управлять столицей и не видеть очевидных вещей? А впрочем, он солдат, он так привык. Для него сотня бунтовщиков всегда будет лучше, чем десяток беглецов. Он-то разницы не поймёт, разве что одних в пехоту записать, а других на коней посадить.

Барон усмехнулся своей шутке, и тут же перешёл к другой мысли.

— Погибель, Погибель, любимица Епископа… Не сама же ты всё организовала? Да и на что тебе королевский дворец? А если это всё Хаш — то чего он хотел добиться? Эх, допросить бы вас, Епископ, да уже поздно.

Лекруа любил свою работу, и гордился ею. Но два обстоятельства бесконечно раздражали его — Церковь и благородные. Что касается благородных, то слишком уж много ограничений накладывал закон на работу с ними. Доходило даже до скандалов, когда внезапно какой-нибудь шевалье или миледи обнаруживали за собой обыкновеннейшую слежку. А уж тайные проникновения в дом, обыски, или пытки благородных — такое случалось реже, чем праздники у Церкви Духа.

Единственное исключение составляли члены разогнанного королевского Совета. Тут уж Веласкер никак не ограничивал барона, и каждую неделю на стол Лекруа ложилась стопка подробных докладов.

Что касается Церкви, то с ней всё обстояло ещё хуже. Хода туда у полиции не было. Никакого. Даже если удавалось доказать преступление служителей — а такое иногда случалось — то правосудие вершила сама Церковь. И пускай архиепископы утверждали, что жестоко карают преступников, Лекруа чувствовал себя обманутым и обворованным.

Мысли его с благородных опять переключились на нового королевского секретаря.

— Проклятый барон — бормотал Лекруа, проглядывая списки имён и кличек. Однако в его голосе было куда больше восхищения, чем злобы. Начальник полиции по достоинству оценивал противников, никогда не позволяя эмоциям затмить свой разум — Как же это я вас проглядел?

В прошлом году король попросил собрать всё, что известно о Велингваре — и Лекруа постарался. Несмотря на все усилия, папка вышла прискорбно тощей. Большую часть жизни барон провел в путешествиях, и хотя Лекруа имел тесные связи с коллегами из Королевств и Свободных Земель, работа с ними — это не то же самое, что собственное расследование. Впрочем, дворецкого он сам пропустил — а стоило бы обратить внимание.

— Забери вас всех Бездна, — вздохнул Лекруа, вытирая испарину со лба — И людей нет, и времени.

Половина следователей в столице сейчас работала над восстановлением сгоревшего в Ледфорде архива. Документы самого начальника полиции были надежно защищён магией от пожаров. Тут хранились сведения за последние сто лет, тщательно собранные предыдущими начальниками, и потеря информации стала бы для королевства катастрофой.

— Пришла пора пополнить сведения — барон задумался, перебирая в уме информацию — Пожалуй, отдельной папки ты ещё не заслужила. А вот именной лист — заработала.

Несколько ящиков в подземном зале были полностью отведены под такие вот листы. На них записывались данные людей, которые сумели привлечь личное внимание начальника полиции.

— Впрочем, — продолжил рассуждать барон — Говорят, ты настроила против себя Герцогов. Сегодня они решат твою судьбу — и может, твоя жизнь уже не стоит и листа бумаги? Хотя, чего это я! — спохватился Лекруа — Порядок есть порядок.

И приняв решение, начальник полиции взял чистый лист и написал на нем сверху, быстро и аккуратно.

«Айрин Роу. Девочка из Бездны».

Заканчивался первый месяц зимы. Первый месяц самостоятельной жизни. И, как решила Айрин, лучшее время для подведения первых итогов. Обложившись исписанными листами, в вязаном разноцветном свитере и вязанных же штанах она расположилась в центре кровати и принялась за расчёты. Один за одним Аури брала листы и вглядывалась в исчёрканные, наползавшие друг на друга записи, пытаясь понять, что они означают.

— «Тер. на ложку»? «Озер. из-за втор.»? «Пер. в бор.»? Да как вообще можно что-то назвать «пер. в бор.»?! Эх, Роу, Роу — раздражённо шептала Айрин, взлохмачивая свои волосы — Ну что за бардак у тебя в голове!

За прошедший месяц девочка совершила немало покупок. На стенах появилось несколько полок, на одной из которых разместились её спутники из детства. В шкафу прибавилось одежды. Два стула Аури приобрела для будущего визита гостей. Каждую свою трату она записывала в итогах дня, и теперь пыталась понять, куда уходят деньги. Одна статья расходов проглядывалась совершенно чётко.

— Шесть серебряных на сладости? Быть такого не может! — воскликнула Аури, написав полученную в расчётах цифру. Подняв взгляд, она заметила, что трое её спутников смотрят на неё с легкой укоризной — Да нет, говорю я вам! Не могла же я одна на шесть серебряных наесть!

Перед глазами Аури предстала вереница ежевечерних угощений на столе, и она невольно ощупала свои щеки.

— Или могла? — задумчиво протянула девочка — Ну да ладно! В конце концов, это же не обязательные траты. Я могу их уменьшить… до четырёх! — Аури подняла глаза и снова наткнулась на три пристальных взгляда, которые невозможно было обмануть — Хорошо, до пяти серебреных!

Всему виной была кондитерская лавка на углу Садовой Улицы. Там продавались самые вкусные сладости в Плесиле, ничуть не уступавшие столичным, и Аури не могла пройти мимо.

— Три медяка, госпожа Роу — слегка шепелявя, говорила хозяйка, когда Айрин подходила к ней с выбранным товаром.

— Четыре с половиной медяка, госпожа Роу — восклицала женщина, когда Аури была особенно в ударе.

А однажды на прилавке появился торт, такой аппетитный и воздушный, что приковал всё внимание Айрин, едва она переступила порог.

— Это уже серьезно, госпожа Роу — пряча улыбку, воскликнула хозяйка — Это обойдётся вам в серебряную монету!

Надо ли говорить, что тем же вечером торт стоял на столе в комнате у Аури, и она, держа в руке нож, оглядывала это кремово-ванильное чудо, прикидывая, как бы ловчее его разделить.

Из-за лавки у Аури даже появился свой собственный ежесубботний ритуал, когда после службы она закупалась пирожными на два дня вперед, а перед самым сном набирала воды и вымывала пол.

В воскресное утро, вставая с постели, Айрин, шлепая босыми ногами по чистому деревянному полу, потягиваясь и зевая, спускалась вниз за кофейником с шоколадом. Затем, возвращаясь в комнату, наливала себе горячий шоколад, брала заготовленные пирожные и, сидя у окна, смотрела, как бушует на улице непогода. Холода понемногу усиливались, снег начинал валить часто и густо, и Аури испытывала тайное удовольствие, глядя, как закутавшись в одежды, люди неуклюже перемещаются по улице. Глядя на них, она ещё острее чувствовала своё благополучие и спокойствие, и тревоги и заботы отпускали её. Такие минуты ей были просто необходимы.