— Даже не верится, — она осмотрелась и приветливо махнула сидящему на своей койке Керсу. Тот, видимо, ждал, пока очередь не рассосётся.

— Ты о чём?

— Только представь, это наше последнее утро здесь. Последний раз мы просыпаемся вот так, в загоне, среди своих. Не будет больше ни побудок, ни серой жижи на завтрак, ни вечно недовольного Одноглазого, ни Керса с его чокнутыми затеями. Мы сейчас как будто на полосе стоим, на границе, и смотрим, как наша привычная жизнь неумолимо превращается в прошлое.

Слай страдальчески закатил глаза. Меньшее, что сейчас его волновало — это прошлое. Куда интереснее увидеть, что там, за стенами, не говоря уже о замке. Вот это приключение! А она тут со своей унылой философией.

Завтрак прошёл в напряжённом молчании. Каждый уткнулся в свою миску, стараясь не смотреть ни друг на друга, ни на Керса, усердно изображавшего непринуждённое безразличие. Всё, что можно было сказать — сказано ещё ночью. Как бы ни было тяжело, придётся двигаться вперёд, прокладывать тропку в новую жизнь, сойдя наконец с проторённой тысячами пар сапог дороги.

Чудом судьба не разлучила ни с Твин, ни с Харо, а ведь могло быть гораздо хуже. Старик предупреждал: от него зависит только то, кто попадёт в список, а соперников было немало. Кто бы не хотел служить в замке? Это же прямая дорога к сытой жизни и славе, если, конечно, повезёт стать гладиатором. Правда, радоваться рано, должок перед Седым никуда не делся, а что старый смерг запросит — ещё надлежало выяснить. Не то чтобы это сильно напрягало, больше тревожила неизвестность. Что бы тот ни имел в виду под словами «позже свяжутся», звучало это по меньшей мере настораживающе. Непрост старикашка, ох как непрост! Только и он не пальцем деланный, случись что, ни себя, ни Твин в обиду не даст.

Седой ждал у крыльца столовой, собирая тех, кому предстояло ехать в замок. Как-то непривычно было видеть его в пиджаке и начищенных до блеска сапогах. Даже причесался немного.

С Керсом толком и не попрощались. Тот лишь задержал на них взгляд и, коротко кивнув, слился с толпой, спешащей на выпас. Для остальных — это очередной изматывающий день в терсентуме.

Твин выглядела подавленно, да и у самого на душе гиены скребли. Керс как старший брат, всегда подскажет, выручит, вдруг что. Нет больше Проклятой Четвёрки, и никогда уже не будет. Слай коснулся ладони Твин, как бы обещая, что всё будет хорошо, и они ещё свидятся с ним До, хотя сам в это почти не верил.

Твин с тревогой кивнула на Харо. Этот только со стороны такой непрошибаемый, защита у него такая. Сложно представить, что он чувствует сейчас. С Керсом Сорок Восьмой всегда был ближе, чем с остальными, они сдружились ещё в Южном Мысе, объединившись против старшаков.

Когда все собрались, Седой, перекинув папку с гербом Легиона — золотой скорпион со скованными клешнями — из одной руки в другую, приказал следовать за ним и резво зашагал к главному двору, где их уже поджидал Бифф с кучкой плётчиков.

— Ну что, счастливчики, — пробасил мастер, дождавшись, когда они остановятся. — Вас выбрали для службы самому королю. Можете гордиться собой, из вас получится отличное мясо для Арены. Может, даже поставлю на кого-то пару золотых… Ну что, ублюдки, славной вам смерти!

— Слава Осквернённому Легиону! — донеслось в ответ по традиции.

— Чтоб тебе в пекле гореть, жирная тварь, вместе с твоим сраным Легионом, — пробормотал Слай себе под нос.

Бифф вперился в него сверлящим взглядом — похоже, всё-таки услышал — и, сплюнув, поковылял к своей хибаре.

Плётчики повели их к воротам, за которыми прятался фургон с четвёркой лошадей в упряжи. Слай вдруг подумал, что именно через эти ворота он впервые покидает терсентум. Выходя на охоту, они пользовались обычно другим путём, а здесь он бывал только однажды, четыре года назад, когда их привезли из Опертама.

У фургона ждали трое стражников с кандалами наготове.

— Забирайтесь, — Седой распахнул дверь, обитую железными листами.

Пропустив Твин вперёд, Слай уже собирался последовать за ней, как вдруг сухая рука помощника мастера тяжело легла на его плечо:

— Уговор не забыл?

Он молча кивнул. Забудешь такое!

Седой подозрительно сузил глаза и, хмыкнув, убрал руку. Слай запрыгнул в повозку и умостился рядом с Твин. На её вопросительный взгляд только отмахнулся: ерунда, не бери в голову.

Когда все расселись по местам, двое стражников принялись сковывать их по рукам и ногам. Слай недовольно фыркнул, когда один из солдат, держа кандалы наготове, кивком приказал ему вытянуть руки. Видно по брезгливо сморщенной роже, что не привык иметь дело с осквернёнными. Боится, прячет страх за презрением.

Защёлкивая стальные браслеты на запястьях, стражник вынужденно наклонился, и Слай, поддавшись внезапному искушению, зычно рыкнул прямо ему в ухо. «Храбрец» подпрыгнул от неожиданности и, ухватившись за кобуру, неуклюже попятился.

— Кто напердел? — Триста Шестой деланно помахал рукой перед носом.

— Эй, с сапога моего слезь! — Девятнадцатый дёрнул ногой. — Броненосец херов.

Под глумливые смешки солдат сконфуженно посторонился, но его напарник, видать, оказался поопытнее. Выхватив револьвер, он нацелил его на Слая:

— Я тебе сейчас башку продырявлю, шутник сраный!

— Отставить! — рявкнул Седой, забираясь внутрь. — Уберите оружие, сержант. Скорпионы, всем заткнуться и сидеть смирно!

Чертыхаясь себе под нос, стражник сковал ноги Слая и поспешил за своим командиром. Снаружи проскрежетал засов, глухо щёлкнул замок, и фургон, дрогнув, заскрипел колёсами.

— Ну что скисли? — старик насмешливо оглядел бывших подопечных. — В замок едем. К самому королю!

Никто не ответил. Неудивительно, сомнительное удовольствие сидеть в железной коробке в кандалах. Да и наигранная весёлость Седого выглядела здесь неуместно.

— Да не всё так плохо, мальцы. Некоторых из вас ждёт Арена, а может, даже слава. В худшем случае будете охранять изнеженных господ, пока те будут спать, жрать и тужиться на золотых унитазах.

— Тоже мне великая честь, — буркнул Харо.

— Надеюсь, подтирать им ничего не придётся, — проворчал Девятнадцатый.

— Если потребуется, — отрезал Седой. — Советую не забывать своё место и быть осторожнее с этими вашими шуточками. Коли прикажут, будете и подтирать, и подмывать, и жопу свою подставлять.

Триста Шестой тихонько выругался.

— Поздравляю, Девятнадцатый, тебя ждёт великое будущее, — хохотнул Слай. — Мечты сбываются, да, дружище?

Тот бросил на него мрачный взгляд и повернулся к Харо:

— Эй, Сорок Восьмой! Никогда не думал, что скажу это, но сейчас я тебе даже завидую. Тебя-то с такой рожей уж точно ничего подставлять не попросят.

— Вот и завидуй молча! — прошипела Твин.

— Вы сейчас похожи на вшивых туннельных псов, готовых перегрызть соседу глотку за вонючую кость, — рассердился Седой. — Повзрослейте уже! Теперь любая оплошность может стать для вас последней. Не протянуть вам и дня, если не будете держаться друг друга.

Все пристыжённо умолкли. Старик прав, у них нет ничего, кроме крепкого плеча собрата. Глупо ожидать от свободных хоть чего-то хорошего, те рабов даже за людей не считают.

— И ещё, — продолжил Седой, — никому не верьте, что бы вам ни сулили. Не обольщайтесь добрым отношением, не расслабляйтесь, если даже с вами будут обращаться как с равными. Вы ничего не знаете ни о высокородных, ни об их мире.

В очередной раз Слай убедился, что Седой не так прост. И как раньше он этого не замечал! Откуда старому учителю знать о нравах господ? А рассуждает так уверенно, будто всю жизнь в замке провёл.

Твин зевнула и опустила голову ему на плечо. Некоторое время Слай ещё держался, копаясь в путаных мыслях о предстоящем, но вскоре от мерного покачивания веки отяжелели, а глаза начали слипаться. Уставший разум требовал отдыха после бессонной ночи. Он и не заметил, как провалился в глубокий сон, тревожный, без сновидений, что осенняя марь, затянувшая небо.