Джонсон закончил выступление, и Уилкерсон начал инструктировать присяжных. На это ушёл целый час. Судья зачитывал информацию, подготовленную юристами с обеих сторон; по словам репортёров, в целом его инструкции отражали позицию обвинения. Это значило, что защита опять опростоволосилась.

Утром 18 октября Капоне, находившемуся в отеле «Лексингтон», сообщили, что присяжные вынесли вердикт. Прошло всего девять часов — малый срок для вынесения решения в таком сложном процессе; есть надежда на счастливый исход. Аль схватил пальто и поехал в суд. В 11.10 он уже сидел в зале. Зачитали вердикт: «По обвинению номер 22852 за 1924 год мы признали подсудимого невиновным. По обвинению номер 23232 за 1925, 1926, 1927, 1928 и 1929 годы мы признали подсудимого виновным». Это означало, что 17 из 22 пунктов обвинения сняты, зато Капоне виновен в неуплате налогов в 1925, 1926 и 1927 годах (соответственно 250 тысяч, 195 тысяч и 200 тысяч долларов, что расценивалось как тяжкое преступление) и двух правонарушениях, поскольку в 1928—1929 годах он не подал налоговую декларацию. (Как выяснится позже, один из присяжных счёл представленные доказательства неубедительными и стоял за признание Капоне невиновным. Поскольку решение жюри должно быть единогласным, его уговорили пойти на компромисс).

Во время чтения вердикта Капоне нервно улыбался. Судья хмурился, молча изучал текст в течение нескольких минут, а затем попросил клерка зачитать его снова. Было от чего прийти в замешательство: человек провинился, не подав налоговую декларацию, однако признан невиновным в неуплате налогов за эти годы? Представители обвинения устроили совещание, а Ахерн попросил позволения задать каждому из присяжных вопрос, за этот ли вердикт он голосовал. После этого опроса судья официально принял вердикт и пояснил, что Капоне грозят пять лет тюрьмы за каждое из трёх преступлений и год за каждое из двух правонарушений, то есть в общей сложности 17 лет, плюс штрафы на сумму до пятидесяти тысяч долларов и судебные издержки. Приговор будет вынесен через неделю. Заседание закрыто.

Всю дорогу до «Лексингтона» Капоне мрачно молчал.

Скорее всего, он и его «команда» до последнего надеялись, что дело будет выиграно. Иначе как объяснить, что именно 18 октября в посёлке Мортон Гроув к северу от Чикаго был застрелен Мэтт Колб, последний из соперников Капоне? Его территория была бескровно захвачена «саутсайдерами» в мае 1931 года с благословения шерифа Уильяма Мейеринга — тот предоставил Джейку Гузику свободу действий, поскольку собирался отдать эту часть округа Кук под надзор своего брата, лейтенанта Джеймса Мейеринга. Приехав на десятке грузовиков, бойцы Капоне рассредоточились по сорока одной точке продажи спиртного и сообщили владельцам: «Колба больше нет. С этого дня будете реализовывать товар от синдиката. Мы обеспечим вам лучший сервис по той же цене». Захватили и игорные клубы, из которых вывезли автоматы Колба. Но лейтенант Мейеринг, ожидавший, что будет получать деньги за покровительство, был разочарован: Гузик платил сразу «наверх». Тогда Мейеринг сказал Колбу, что тот может вернуться, и тот вернулся — на свою погибель. Его помощника Лео Шаффера жестоко избили, после чего он передал «капонитам» список мест, куда поставляли пиво от Колба, и стал работать на злостного неплательщика налогов.

Утром в субботу 24 октября Аль Капоне вернулся в суд, чтобы выслушать приговор. Неподалёку от входа в здание стоял человек у тележки с надписью «Помогите безработному ветерану войны — купите яблоко». Аль дал ему денег и пошёл навстречу своей судьбе.

По первому пункту обвинения Капоне получил максимальный срок — пять лет — и штраф в десять тысяч долларов. Это было предсказуемо: именно столько впаяли Джейку Гузику. Такой же приговор — по второму и третьему пунктам, но если по второму он сможет отбыть срок одновременно с первым, то по третьему срок добавится, итого десять лет. Оставались ещё два правонарушения, по году тюрьмы за каждое. Один год можно отбыть одновременно с основным сроком, но второй придётся отсиживать целиком. В общем и целом — одиннадцать лет, если приговор не будет отменён в результате апелляции. А если будет, то два с половиной года, как планировалось изначально. Плюс штраф, в общей сложности 50 тысяч долларов, и покрытие судебных издержек — ещё 7692 доллара 29 центов.

Капоне выслушал приговор спокойно, но когда судебный пристав передал ему постановление об аресте его собственности во Флориде за неуплату налогов, взорвался и осыпал его бранью; охране пришлось держать его за руки. Ахерн и Финк просили судью оставить их клиента на свободе на время подачи апелляции, но получили отказ. Прямо из здания суда Капоне препроводили в тюрьму округа Кук, где ему предстояло находиться до вынесения решения о том, в какой тюрьме он будет отбывать свой срок. Адвокаты сразу предупредили его, что апелляцию они могут проиграть (кто бы сомневался). «Ну вот и всё», — сказал Аль.

У выхода из зала защёлкали затворы фотокамер, засверкали магниевые вспышки. Другая толпа репортёров дожидалась возле тюрьмы. Войдя в предвариловку, Аль швырнул своё дорогое зелёное пальто на койку и забился в самый дальний угол, чтобы фотографам не удалось сделать вожделенный кадр — «Капоне за решёткой». Там уже находились молодой негр и белый, Уильям Доусон, задержанный за пьяный дебош, небритый и вонючий. Пошептавшись с Доусоном, Капоне передал ему банкноту в 100 долларов: если задержанный заплатит штраф, его выпустят. Пришёл заместитель коменданта Джордж Гибсон, чтобы сопроводить Капоне в камеру в блоке D. Журналисты увязались следом.

Аль просил их чисто по-человечески подумать о его семье — каково будет его жене и сыну всё это видеть и читать? (Аль запретил всем женщинам своей семьи и даже младшим братьям посещать заседания суда, поэтому Мэй, если приходила, садилась где-нибудь в заднем ряду, с краешку, и по окончании заседания убегала. Сонни жил с ней на Прери-авеню, хотя учебный год уже начался. Супруги решили, что если Аля посадят где-нибудь поблизости от Чикаго, Сонни будет ходить в местную школу, а если далеко, Мэй отвезёт его обратно в Майами, а сама время от времени будет приезжать на свидания к мужу). Самому настырному Капоне крикнул: «Я тебе башку оторву!», схватил графин с водой и хотел запустить им в репортёра; охранники удержали его за руки. Когда за ним закрылась дверь камеры, по тюремному радио передавали разухабистую джазовую мелодию «Мир ждёт восхода солнца».

«Организованные правоохранительные органы вступили в борьбу с организованной преступностью и победили, — заявил Фрэнк Лош со страниц «Вашингтон пост» 26 декабря 1931 года. — Гангстер нам покорился». Он вообще любил бросаться громкими словами и делать обобщения. Между тем особых причин для оптимизма не было. Да, Капоне за решёткой, но дело его живёт. Более того, обвинение в неуплате налогов — всего лишь «техническое средство засадить его в тюрьму», написала вашингтонская газета «Ивнинг стар» 24 октября, добавив: «Такое чувство, что правосудие не справилось со своей задачей». Капоне дали большой срок только потому, что он — Аль Капоне. Фрэнк Нитти, которого судили по той же статье, получил полтора года тюрьмы и в конце 1932 года вышел на свободу, заняв место босса преступной организации. (До того момента эти обязанности исполнял Фрэнк Рио, которому, однако, недоставало талантов администратора).

А преступный синдикат к тому времени контролировал напрямую восемнадцать из сорока полицейских частей и косвенно ещё десять — через пять банд, подчинявшихся «капонитам» («вестсайдеров» О’Доннелла, «Сёркус», банду Шелдона—Стэнтона, бывшую банду Колба и банду Вэлли). И это только в Чикаго, без пригородов. Правда, в связи с Великой депрессией доходы от продажи спиртного, букмекерских контор и борделей сократились на две трети, что вынудило руководство организации урезать зарплаты и рядовым бойцам, и гангстерам из верхнего эшелона. Цены падали, но если к декабрю 1932 года различные банды продавали пиво по 25-30 долларов за бочонок вместо прежних 55, то «капониты» дольше всех удерживали планку в 50 долларов, поскольку сохраняли монополию.