А ведь адвоката не раз предупреждали, что любая бумажка, которую он напишет, будет использована как улика в уголовном деле, заведённом на его клиента. Теперь же «защитник» Капоне сам вложил в руки налоговиков дубинку, которую те занесли над его головой. Почему Аль доверился ему? Он, всю жизнь придерживавшийся принципа: если сказал — не пиши, если написал — не подписывай? Вероятно, он привык, что адвокат отмажет от чего угодно — за это ему и платят. Например, судья Джон Лайл, похвалявшийся, что засадит всех гангстеров за решётку по закону о бродяжничестве (или устроит им такую «весёлую жизнь», что им будет некогда совершать преступления), выдал ордер на арест Дэнни Стэнтона за ношение оружия; адвокат внёс залог, и Дэнни вышел на свободу в день ареста. 24 сентября «Чикаго трибюн» передавала возмущённые тирады Лайла в адрес продажных юристов, которые «кормятся, жиреют и процветают на щедрые гонорары от отбросов общества». Обвинения в бродяжничестве были выдвинуты против Джейка Гузика, его брата Гарри, а также Ральфа Капоне, который дожидался решения апелляционного суда — отправят его всё-таки в тюрьму Ливенворт или нет. Лайл заявлял, что очистит Чикаго от людей Капоне, однако немыслимые размеры залога, которые он устанавливал, привлекли внимание Верховного суда штата Иллинойс к нему самому. Суд постановил, что такие суммы, сами по себе являющиеся наказанием, нельзя устанавливать ни для простых граждан, ни для «врагов государства», а закон о бродяжничестве объявил антиконституционным, потому что людей по нему подвергают наказанию не за то, что они совершили, а за то, кем они являются.

Верно говорят: закон — что дышло, куда повернул, туда и вышло. Лайл не унялся — выдал в начале октября ордер на арест Аля Капоне. Дело было за малым: найти его. Полиция Чикаго нигде не могла его обнаружить; Комиссия по борьбе с преступностью наняла сыщиков по особым делам, которые и отыскали Капоне... в Сисеро, на школьном футбольном матче, в окружении телохранителей. Местные полицейские арестовывать его отказались: ордер выдан в Чикаго, а здесь Сисеро. Но Аль не стал изображать из себя матадора с красной тряпкой — окольными путями выехал в Нью-Йорк, где провёл стратегическое совещание с Джоном Торрио, а оттуда в Майами. Скоро ему опять потребуется алиби.

Джо Айелло теперь спал на чердаке своего дома на Лант-авеню, положив матрас на пол. Оставшись без телохранителя, в сентябре он по чистой случайности избежал смерти: его планировали убить в Рочестере, но он раньше срока вернулся оттуда в Чикаго. 13 октября Джо поселился в квартире казначея Сицилийского союза Паскуале Престоджакомо на Северной Кольмар-авеню и практически не выходил оттуда. Однако жена и сын время от времени навещали его и, наверное, привели за собой «хвост». В доме через дорогу поселились двое мужчин, сняв квартиру точно напротив окон Престоджакомо. Когда 23-го числа Айелло вышел из дома и собирался сесть в такси, из окон второго этажа раздалась пулемётная очередь. Джо словил не меньше тринадцати пуль, но каким-то образом добрался до угла дома, пытаясь уйти из-под обстрела. Там его встретили ещё одной автоматной очередью — с третьего этажа другого дома. Работали профессионалы.

Оба автоматчика выбежали на улицу и уехали на «форде», который позже обнаружили сгоревшим. Тело Айелло погрузили в такси и отвезли в больницу, где констатировали смерть. Судмедэксперт извлёк из него 59 пуль — больше фунта свинца. В организации убийства полиция сразу заподозрила Капоне — это его почерк; только одна из газет высказала предположение, что за преступлением мог стоять Моран. Престоджакомо, опасаясь за свою жизнь, три дня прятался, а потом сдался полиции; его обвинили в соучастии, но Большое жюри его оправдало. Фрэнка Нитти объявили в розыск, чтобы допросить по этому делу.

Айелло похоронили 29 октября на кладбище «Гора Кармель» в гробу за 11 800 долларов, по соседству с Тони Ломбардо[49]. На цветы потратили ещё больше — 15 тысяч долларов. Однако гангстеры предпочли не светиться на похоронах. Не пришли даже братья и многие кузены Айелло. От дома на Лант-авеню отъехал длинный траурный кортеж под полицейским эскортом на мотоциклах, однако машины отставали от него одна за другой, и до кладбищенских ворот добрались только экипаж с вдовой и двенадцатилетним Карлом Айелло да три автомобиля с венками. Позже тело Джо перевезли в семейную усыпальницу в Рочестере.

Два «врага государства» были ликвидированы, причём руками других его врагов. «Может, подождать, пока список ещё сократится?» — думали обыватели. Когда в это дело вмешивается полиция, становится только хуже. Надоело уже читать в газетах все эти громкие угрозы и пламенные заверения вперемежку с сообщениями об убийствах, пытках и перестрелках. Но список только пересмотрели и дополнили; в новом его варианте Капоне получил статус «врага государства номер один»[50].

Пока чикагские газеты со всех сторон обсасывали убийство Айелло, «Вашингтон пост» приготовила для своих читателей настоящую сенсацию: шесть выпусков подряд, с 24 по 29 октября, отводила первую страницу под статьи бутлегера Джорджа Кассиди («человека в зелёной шляпе»), писавшего, что 80 процентов конгрессменов и сенаторов пьют — и на работе, и дома. Им «сухой закон» не писан.

Кассиди, родившийся в Западной Вирджинии, участник Первой мировой, основал Ирландскую ассоциацию ветеранов-фронтовиков. После войны его не взяли на прежнее место работы — Пенсильванскую железную дорогу, и тогда он сделался бутлегером. «Один приятель сказал мне, что в Вашингтоне лучшую цену за спиртное можно выручить на Капитолийском холме и что можно зарабатывать на жизнь, удовлетворяя этот спрос», — писал он в «Вашингтон пост». Его первыми клиентами стали два конгрессмена с Юга, голосовавшие за 18-ю поправку к Конституции и «закон Волстеда». Сначала Кассиди обслуживал членов палаты представителей, но после ареста в 1925 году переключился на сенаторов — они не так болтливы. В феврале 1930-го его снова арестовали; он пообещал больше не заниматься бутлегерством, зато описал в статьях, «как он дошёл до жизни такой»: где брал спиртное, как доставлял его и как конгресс США предоставил ему помещение под офис. Имён своих клиентов Кассиди, однако, не называл; его жена даже сожгла «чёрную тетрадь», в которой он вёл свою бухгалтерию. Через неделю после выхода последней статьи состоялись выборы в конгресс: республиканское большинство, поддерживавшее «сухой закон», превратилось в меньшинство, уступив места демократам, которые призывали этот закон отменить.

Кассиди признали виновным и приговорили к полутора годам тюрьмы, но каждый вечер выпускали домой под подписку, а утром он возвращался. Потом он устроился работать на обувную фабрику.

Поздней осенью 1930 года Аль Капоне снова приехал в Чикаго: нужно было лично оценить обстановку, добить врагов и укрепить свои позиции. Расследования убийств Лингла, Зуты и Айелло еще не завершились, поэтому жить приходилось на подпольном положении, прячась на квартире Ника Чирчеллы в Бёрвине. Однако Аль снова был полон сил и энергии, часто приезжал в Бёрнем играть в гольф и волейбол, а уходя из школьного спортзала, совал тайком десятку матери Тима Салливана, работавшей там уборщицей, и извинялся, что они с ребятами наследили на только что вымытом полу.

За прошедший год положение простых людей разительно изменилось. «Нищие стучались с чёрного хода, выпрашивая корку хлеба, — пишет Салливан в воспоминаниях. — Еда стоила довольно дёшево, но ни у кого не было и таких денег. В аптеке на углу продавали сигареты — две штуки за пенни. Кто бы смог позволить себе целую пачку? Перед машиной для сворачивания самокруток всегда стояла длинная очередь. Если делать их достаточно тонкими, из упаковки табака за десять центов выходило до пятидесяти папирос. Мы жили практически за счет трёхдневного хлеба, который папа приносил домой из пекарни. Полный мешок такого хлеба стоил 25 центов, и мы, дети, рылись в нём в надежде найти сдобную булочку, а то и две».