Серьёзные разговоры они вели в конференц-залах на верхних этажах «Ритца» и «Амбассадора», но чаще на открытом воздухе, прямо на пляже или в прогулочных экипажах, собираясь группами по два-три человека (в гостиничных номерах могли быть спрятаны «жучки»). Съезд в Атлантик-Сити ни для кого не был секретом: местные газеты печатали фотографии Аля Капоне и других делегатов, гуляющих по набережным или по кромке воды, босиком. Репортёры слали телеграфные сообщения в свои газеты — в Нью-Йорк, Филадельфию, Чикаго; недостаток фактов приходилось возмещать силой воображения. Поскольку практически все остальные делегаты уклонялись от общения с прессой, цитировали в основном Капоне — ему нравилось быть «медийной фигурой». Правда, говорил он всем одно и то же: «Я достаточно долго занимаюсь рэкетом, чтобы понять, что человек, ведущий эту игру, обязан делать перерывы. Это превратности войны. Я годами не живу спокойно. Каждую минуту я нахожусь в смертельной опасности... Я не хочу окончить жизнь в канаве, изрешечённый автоматными пулями». Денег хватит на всех, пора прекратить убивать друг друга. Они собрались здесь, чтобы разработать договор, обязательный для исполнения.

Между тем на повестке дня конференции стояло много важных вопросов. Как покончить с постоянным соперничеством между бандами за прибыль от импортного и контрабандного спиртного? Что будем делать, если «сухой закон» отменят? Как положить конец насилию в Чикаго? Боссы решили преобразовать свои банды в кооператив, инвестировать в законные пивоварни и винокурни, а также ночные клубы, бары и рестораны, чтобы создать себе «подушку безопасности» на случай отмены «сухого закона». Кооперативом будут руководить «семьи», координируя действия между Нью-Йорком и Чикаго. Аль Капоне и Мейер Ланский изложили план создания общенациональной телеграфной службы для своевременного сообщения результатов бегов и спортивных матчей. Эта идея родилась у Капоне после случайной встречи в Чикаго с Мозесом (Мо) Анненбергом, начинавшим свою карьеру менеджером по продажам в редакции «Чикаго трибюн», а со временем ставшим главным в Большом Чикаго распространителем периодических изданий группы Хёрста и владельцем бюллетеня скачек «Дейли рейсинг форм».

Что же касается гангстерских войн, все были согласны, что «резня в День святого Валентина» сильно повредила делу, увеличив давление полиции на преступный мир. Джон Торрио решился высказать то, что думали все: Капоне должен пожертвовать собой — сесть в тюрьму, чтобы отвлечь внимание от других. Но, разумеется, для этого надо выбрать какой-нибудь ничтожный повод. Лаки Лучано и все прочие его поддержали. В дальнейшем же «Национальный синдикат» (полагается, что эта концепция тоже зародилась в голове Лиса) должен управляться по образцу Большой семёрки — мирно, по взаимному согласию. Вот только все эти планы могут пойти насмарку из-за надвигающейся войны между ретроградами Джузеппе Массериа и Сальваторе Маранцано, поэтому со старой сицилийской гвардией пора кончать. Этим займётся молодёжь — Лучано и Ланский, а коллеги из Чикаго, Детройта, Бостона и Филадельфии в случае необходимости их поддержат. Ну а Италоамериканский союз в Чикаго возглавит... Джо Айелло, раз уж он так к этому стремится, да больше и некому. Только чтобы не открывал новые арены для собачьих бегов — никакой самодеятельности, все решения принимаются коллегиально! Капоне пришлось смириться и с этим; Торрио пообещал провести переговоры с Айелло и Мораном о прекращении боевых действий. Репортёр «Юнайтед пресс» даже отбил телеграмму, что теперь власть в Чикаго будет поделена между Торрио и Айелло.

Аль по-прежнему каждый день звонил Мэй, и она умоляла его поскорее уладить все дела и вернуться к ней и сыну: с ним она чувствует себя в безопасности. Аль не знал, как сказать ей, что вскоре им придётся расстаться на несколько месяцев...

Терезе Капоне тоже понравилось во Флориде — к великой досаде Мэй. «Город-сад» гораздо больше напоминал Италию, чем «Город ветров». Свекровь приезжала незваной, подолгу гостила, распоряжалась кухней, критиковала то, как ведётся хозяйство... Но в мае 1929-го она вместе с Мафальдой, Альбертом и Мэтти находилась в Чикаго. Мэй позвонила им и сообщила, что Аль арестован.

Покинув конференцию в Атлантик-Сити 16 мая, Аль в сопровождении Фрэнка Рио и двух телохранителей отправился на машине в Чикаго. Автомобиль сломался; они добрались на пригородном поезде до Филадельфии, взяли билеты на поезд до Чикаго и, чтобы убить время, отправились в кинотеатр «Стэнли» на пересечении 19-й улицы и Маркет-стрит. Двое полицейских узнали Капоне и остались дожидаться на улице. По окончании сеанса, около восьми вечера, Капоне и Рио арестовали за ношение оружия в общественном месте, не встретив сопротивления; телохранителям удалось ускользнуть, смешавшись с толпой. Такую версию событий привела «Чикаго трибюн» 18 мая.

На самом деле всё было тщательно срежиссировано. Капоне нарочно поехал в Филадельфию, намереваясь оказаться в тамошней тюрьме. Полицейскими, узнавшими его в толпе, были Джеймс Малоун, с которым Аль познакомился и подружился годом раньше на бегах в Хайалиа, во Флориде, и Джон Кридон — коллега Малоуна, которого он привёз с собой. Оба посещали вечеринки на Палм-Айленде; позже даже ходили слухи, что Капоне заплатил обоим по десять тысяч долларов, чтобы они его арестовали.

Аль никогда не носил оружие в городе — а телохранители на что? Теперь же его пиджак нарочито оттопыривала кобура под мышкой. В карманах у них с Рио было по несколько тысяч долларов на мелкие расходы — штраф заплатить, взятку дать. Расчёт был на то, что их задержат, отпустят под залог, потом осудят и приговорят к месяцу-другому заключения, а государственная тюрьма в Филадельфии — вполне приличное место. Однако расчёты оправдались лишь частично: за каждого назначили залог в 35 тысяч долларов; таких денег у них при себе не было, пришлось провести ночь в кутузке. Подоспевшие адвокаты возмущались варварским обращением с их клиентами. Рио тоже раскричался — он не желал отправляться на нары. Капоне велел ему заткнуться. Сам он держал себя крайне вежливо и почтительно.

О своём грядущем аресте он предупредил Мэй за день до отъезда, прося ничего не говорить Терезе заранее. Теперь же, когда об этом писали все газеты, семья решила помочь Алю и пригласила репортёров на Прери-авеню.

Хотели как лучше, а получилось наоборот. Журналисты сочли дом Капоне безвкусно обставленным жилищем нувориша, набитым дорогими безделушками. Тереза надела своё лучшее чёрное платье, которое некоторые приняли за повседневное домашнее. Её ломаный английский вперемежку с итальянским кому-то показался очаровательным, но других раздражал: понаехали тут. Итальянские блюда, которыми Тереза потчевала гостей, тоже не всем пришлись по вкусу. Но больше всего досталось семнадцатилетней Мафальде. Рано созревшая девушка, окончившая школу и теперь сидевшая дома, дожидаясь жениха, была коренастой, склонной к полноте и напрочь лишённой женской привлекательности: круглое лицо, непокорные жёсткие волосы, густые чёрные брови, тогда как все красотки в ту эпоху были блондинками с перманентом и выщипанными в ниточку бровями. Мафальда недавно переболела гриппом и теперь вышла к гостям в халате, поднявшись с постели. В отчётах некоторых журналистов, наделённых особо игривым воображением, халат превратился в тонкое зелёное неглиже, к тому же сползавшее с одного плеча. Ни о ком из братьев Мафальды в репортажах не упоминалось. Мать и сестра пытались склонить общественное мнение в пользу Аля. Тереза говорила, какой он добрый и хороший; если бы люди знали его так, как она, о нём бы не писали этих ужасных вещей. У Мафальды вырвалось: «А вы что думали — он будет ходить по улицам без защиты?» В общем, то, что они потом прочли в газетах, совсем не соответствовало их ожиданиям.

Аль тоже испытал разочарование, но гораздо более острое, когда 17 мая судья приговорил его и Фрэнки не к нескольким месяцам, а к целому году заключения в тюрьме Холмсберг, которую местная газета «Ивнинг паблик леджер» заклеймила в 1922 году как «худшую тюрьму в США»: заключённых там держали в одиночках, в антисанитарных условиях, и выпускали гулять на 20 минут в день. В газетах решение судьбы Капоне называли «быстрым квакерским правосудием»: с момента ареста до вынесения приговора прошло всего полсуток. А через день-два Капоне и Рио уже доставили из следственного изолятора Мойаменсинг в тюрьму Холмсберг. 29 мая его навестила Мэй, приехавшая в Филадельфию под эскортом двоих телохранителей Аля и остановившаяся у своей сестры Агнес.