Юристы Капоне немедленно подали апелляцию; он пообещал 50 тысяч долларов сверх гонорара тому из них, кто вытащит его из Холмсберга. Но ему и Фрэнки пришлось провести там почти всё жаркое и влажное филадельфийское лето, пока, наконец, 9 августа их не перевели в Восточную тюрьму, прозванную Домом покаяния, — тоже жутковатое место (строптивых узников сажали в тёмный карцер — «Дыру», зимой обливали холодной водой, привязывали к стулу и оставляли в таком положении на несколько часов), но, вероятно, всё же отличавшееся от Холмсберга в лучшую сторону. Во всяком случае, газеты восприняли это как уступку со стороны властей.
Считается, что Аль Капоне жил в этой тюрьме, как на курорте, практически в роскоши. Номер «Бисмарк трибюн» от 5 сентября 1929 года опровергает это расхожее представление. «Сегодня он пользуется скудными удобствами своей тюремной камеры и хочет только одного: чтобы его оставили в покое и дали отбыть свой срок» — так начиналась заметка под заголовком «Он хочет покоя».
«“Аль, — говорит начальник тюрьмы Герберт Л. Смит, — тут пишут, что тебя балуют в нашей тюрьме. Я хочу рассказать миру о том, как с тобой тут обращаются”. Капоне, немного смущённый тем, что его застали за чтением — его основным занятием в последнее время, — отложил в сторону толстый том биографии Людвига и уставился на посетителя сквозь профессорские очки в серебряной оправе, оседлавшие его толстый нос. “Балуют, — усмехнулся он, — вот смешно. Меня здесь всё устраивает, но если я от чего-то уклоняюсь, я хотел бы об этом знать”.
В противоположность сообщениям о том, что в его тюремном доме на полу толстые восточные ковры, на стенах картины, есть радио и подобные этому удобства, он сидел на краешке аккуратно заправленной койки, обводя рукой простую обстановку камеры. На полу — половик тюремного изготовления. Простая ваза с гладиолусами на небольшом столике. Фонограф и деревянная раскрашенная пепельница в виде дворецкого, держащего поднос, дополняли картину».
Конечно, такая «простота» тюремной камеры может кому-то показаться роскошью. Но, скорее всего, эта заметка имела целью затушевать реальное положение дел: слишком уж много существовало свидетельств, что Мэй, наезжая в Филадельфию (в отдельном купе, неуловимая для репортёров и фотографов), привозила мужу то одно, то другое: матрас, одеяла и постельное бельё, комод для хранения шёлкового нижнего белья, шкаф для сшитых на заказ костюмов, настольную лампу, при свете которой он писал ей любовные письма или читал. («Биография Людвига», о которой упоминается в заметке, — скорее всего, биография Наполеона[44], написанная Эмилем Людвигом, автором популярных жизнеописаний великих людей, переведённая с немецкого на английский в 1926 году; со временем личная библиотека Капоне пополнилась двадцатью четырьмя томами «Британской энциклопедии», которые он потом отослал обратно в Майами). Большой радиоприёмник последней модели, обошедшийся в 500 долларов, Аль включал на полную громкость, чтобы обитатели других камер тоже могли слушать радио; сам он предпочитал вальсы. Миссис Капоне позаботилась и об удобствах для Фрэнки Рио, делившего с Алем камеру. Тереза и Мафальда тоже приезжали несколько раз.
Тогда же, в начале сентября, у Капоне воспалились гланды, так что потребовалась операция, которую провёл доктор Герберт Годдард. На него сразу же набросились журналисты, жаждавшие любых подробностей; но хирург только расхваливал своего пациента: идеальный заключённый, сама доброта и кротость. Да, конечно, он занимался рэкетом, но какой ум! Надо сказать, доктор был искренен, поскольку наотрез отказался от вознаграждения, предложенного Капоне.
Аль вообще легко сходился с людьми и очаровывал их. Он умел слушать и с неподдельным интересом расспрашивал своих собеседников о их семье, роде занятий, увлечениях. Был готов облагодетельствовать каждого, кто не становился у него поперёк пути. В тюрьме они с Рио улаживали конфликты между заключёнными, став своего рода арбитрами в спорах, и посылали подарки их нуждающимся семьям. На Рождество, например, Капоне оплатил 25 подарочных наборов со вкусностями для детей, чьи отцы сидели в тюрьме. «Он услышал о сборе средств на новую детскую больницу и послал тысячу долларов, — рассказывал журналистам Герберт Смит. — Потом решил, что этого недостаточно, и добавил ещё 500. Пенсильванский университет устроил благотворительный спектакль и, верно, ради шутки прислал несколько билетов Алю Капоне. Он купил 200». Поступая таким образом, Аль мог уже не опасаться за свою жизнь: враги не сумели бы завербовать убийц среди людей, готовых кому угодно глотку перегрызть за такого человека. Это было очень важно, потому что в его отсутствие вражда между бандами возобновилась.
Похоже, что первыми начали «капониты», правда, неудачно. Уже 3 июня 1929 года агентство «Юнайтед пресс» сообщило из Чикаго: «Полиция расследует доказательства того, что перемирие между бандами, установленное Алем Капоне “Лицо со шрамом” в Атлантик-Сити, было нарушено: аптекарь Мэтью Циммерман сообщил, что его приняли за Джо Айелло, пивного барона из Норд-Сайда, и пять дней пытали в хижине под Гари, штат Индиана». «Мораниты» тем временем вторглись в округ Лейк и отжали бизнес у местного рэкетира Рэя Прегенцера, союзника банды Драггана—Лейка.
Примерно в то же время произошло невообразимое: «нордсайдер» Фрэнк Макэрлейн, годами пытавшийся убить «саутсайдера» Спайка О’Доннелла, порвал с Солтисом и вместе с несколькими бойцами перешёл в банду своего врага. В июне Макэрлейна судили за ношение оружия и... оправдали! Зал аплодировал вердикту «невиновен», а громче всех рукоплескал О’Доннелл. В январе 1930-го Макэрлейн был ранен в пьяной драке, а в конце февраля его, ещё не оправившегося от ран, попытались убить Сэмми Малага и ещё один человек из банды Солтиса в больнице в Саут-Сайде. Журналистам, желавшим узнать его реакцию, Макэрлейн мрачно посоветовал: «Ищите их в канаве». Там Малагу и нашли 6 марта, а в припаркованной неподалёку машине оказалось изрешечённое пулями тело Джона О’Берты, которого Солтис на время своего отъезда оставил руководить бандой. Тем не менее Солтис зла не держал и даже примчался из Висконсина 25 марта, чтобы отдать Макэрлейну свою кровь для переливания! В конце апреля Фрэнка выписали из больницы, и он набирался сил в «Солтисвилле» (так неофициально называли Джолиет)...
Если Солтис оказался верен дружбе, то Айелло оставался неизменным во вражде. Он добился встречи с Джо Массериа, пытаясь заручиться его поддержкой против Капоне. Взамен тот потребовал передать ему контроль над восточной частью Чикаго, предоставив Айелло запад. Возмущённый Айелло отказался; тогда Массериа стал распространять слухи, будто тот пытался его убить, — будет потом предлог для поддержки Капоне. В феврале 1930 года разразилась война между Массериа и Сальваторе Маранцано, которой так опасался Торрио; Айелло же устроил несколько неудачных покушений на бывших телохранителей Капоне — Джека Макгёрна, Фила д’Андреа и Рокко де Грация. Он был подозрительно хорошо осведомлён о том, где и когда могут оказаться его жертвы; уж не завелась ли в банде Капоне «крыса»?..
Заключённые должны были работать, и Капоне назначили заведовать тюремной библиотекой. Там он подбирал себе книги и журналы, а читал в своей камере, благодаря чему был в курсе текущих событий — мировой политики и финансовых дел.
В конце сентября 1929 года махинации горстки британских финансистов с ценными бумагами привели к краху Лондонской биржи; рынок залихорадило, люди бросились продавать свои акции и забирать деньги из банков. В октябре в США пришла Великая депрессия, установившись на много лет. Мелкие предприятия закрывались сотнями; люди, оставшиеся без работы и средств к существованию, съезжались и жили, как сельди в бочке, чтобы меньше платить за квартиру. В Бёрнеме, например, постоянную работу, помимо сотрудников мэрии, имели только три человека: почтальон, молочник и школьный учитель, причём последнему платили раз в три-четыре месяца; отца Тима Салливана, кедци Капоне, уволили без предупреждения, как и многих других. Тим и Бейб несколько раз писали Капоне в тюрьму, но ответа не получили... Тогда же, в октябре, Ральфу Капоне предъявили обвинения по шести случаям налогового мошенничества. Обвинения основывались на том, что он выставлял напоказ своё богатство: вульгарный перстень с огромным бриллиантом, несколько дорогих автомобилей, апартаменты в отеле «Вестерн» (бывший «Хоторн»), роскошные вечеринки, неумеренные траты на женщин и безумные ставки в азартных играх, — откуда он берёт на это деньги? Ральф нахально заявил агентам налоговой службы, что доходов не имеет, а потому никаких налогов платить не должен. Увлёкшись, он даже объявил себя бедным и отказался уплатить штраф, составлявший менее пяти тысяч долларов. Это было уже чересчур; специальный агент Министерства финансов Элиот Несс начал расследование и добился разрешения на прослушивание телефонных разговоров Ральфа из его апартаментов в отеле «Вестерн»; в результате выяснилось, что на одном из его банковских счетов лежат более 25 тысяч долларов, — весомое основание для нового обвинения в обмане государства. Ральфа считали «карманом» Аля, поэтому Несс начал прослушивать домашний телефон Капоне на Прери-авеню, а также телефоны нескольких распивочных, куда звонил Ральф, не слишком контролируя себя во время этих разговоров.
