Между тем О’Хара за две недели до суда сообщил Уилсону, что адвокаты Капоне раздобыли список присяжных (разведка и у гангстеров работала неплохо). Уилсон не поверил и попросил назвать хотя бы пару имён из этого списка. Согласно процедуре, судья и его помощники должны были отобрать из шести десятков кандидатов в присяжные 39 человек, а из них — 12. Больше всего шансов попасть в коллегию присяжных было у кандидатов под номерами с 30-го по 39-й, поскольку им уже доводилось исполнять эти обязанности. Именно они и согласились принять деньги от Капоне, именно их имена и назвал О’Хара. Уилсон немедленно рассказал об этом судье Уилкерсону, который тогда ещё не получил список кандидатов. Как только этот документ был доставлен, Уилкерсон сравнил его со списком О’Хары: имена под номерами с 30-го по 39-й совпали. Судья не проронил ни слова, так что даже Уилсон и Джонсон не знали, что он намерен предпринять.
Настало утро 6 октября. Возле здания, где располагались федеральный суд и почтамт, собралась толпа, за которой присматривали конные полицейские. Отель «Лексингтон» находился в трёх километрах; чтобы на автомобиле добраться оттуда в суд, Капоне потребовалось несколько минут. Обычная сцена появления знаменитости: женщины-служащие покинули свои рабочие места, чтобы взглянуть на Капоне хоть одним глазком; самые дерзкие и пронырливые продирались сквозь толпу и охрану, умоляя об автографе. Но Аль всем отказывал: он уже наподписывал бумажек, и ничего хорошего из этого не вышло. Одним из зрителей в зале суда был актёр Эдвард Робинсон, ставший кинозвездой после фильма «Маленький цезарь», вышедшего на экраны 9 января 1931 года, в котором он сыграл гангстера Рико Банделло. С тех пор Робинсон снялся ещё в двух гангстерских картинах и теперь готовился к новой роли в фильме «Наёмный убийца». Робинсон сам признавался, что на экране пытается подражать Капоне; разве мог он упустить шанс увидеть своего героя вблизи?
Капоне был раскован, элегантен, улыбчив. Тёмный костюм, галстук в полоску, высокий лоб с залысинами, женственный изгиб ярких сочных губ..." Но улыбка сползла с его лица, когда Уилкерсон объявил о небольшой задержке: он обменяется присяжными с другим судьёй, который в это же время рассматривает дело о разводе. Все труды пошли насмарку! Плохой знак...
Двенадцать человек, которым предстояло решить, виновен ли Капоне в неуплате налогов, были сплошь англосаксонские протестанты, небогатые работяги из глубокой провинции, уже в летах: Нат Браун, 64-летний пенсионер из Сент-Чарлза; Бэрр Дьюган, 54-летний фермер из Клэра; Уильям Хинрикс, 52-летний инженер из Торнтона; Джордж Ларсен, 41-летний модельщик из Торнтона; А. Мэтер, 65-летний сельский лавочник из Прери-Вью; Уильям Маккормик, 58-летний приёмщик из Мэйвуда; Майкл Мерчант, тридцатилетний риелтор из Уокигана; Артур Прочно, 49-летний страховой агент из Эдисон-Парка; Э. Смарт, 43-летний маляр из Либертивилла; Джон Уолтер, 54-летний референт из Йорквилла; Луис Уилдинг, 62-летний маляр из Уилмингтона; Луис Вулфершейм, 64-летний пенсионер из Чикаго.
Адвокат Капоне Майкл Ахерн немедленно заявил протест: это всё профессиональные присяжные, в последнее время неоднократно принимавшие участие в судебных процессах; данное обстоятельство может настроить их против подсудимого, а потому следует распустить коллегию и набрать новую, которая в большей степени представляла бы городскую общественность. В самом деле, четверо из двенадцати состояли в федеральном Большом жюри, которое слушало дело о неуплате налогов Ральфом Капоне и признало его виновным; ещё один входил в Большое жюри, расследовавшее нарушения «сухого закона» Алем Капоне; прочие не скрывали своего участия в процессах, окончившихся вынесением обвинительных приговоров. Судья протест отклонил. Как напишет по этому поводу «Чикаго трибюн», Капоне должны судить не ему подобные, а «люди, отражающие мнение села, чьи умы сформировались в тишине полей и в атмосфере придорожных посёлков».
Чтобы и этих присяжных не подкупили или не оказали на них давление, «сельских джентльменов, одетых просто и довольно неряшливо» (как выразился корреспондент «Нью-Йорк тайме» Мейер Бергер), поселили по распоряжению судьи в ближайшем отеле и снабдили охраной, которая каждый день сопровождала их в суд и обратно, в том числе на обед; по ночам возле их номеров дежурили часовые. Контакты с гостиничной прислугой были сведены к минимуму. Присяжным не позволяли пользоваться телефоном, а письма, которые они писали или получали, перлюстрировались. В их номерах не было радио, а газеты им разрешали читать только после изъятия всего, что имело отношение к суду над Капоне.
По-настояшему суд начался 7 октября. Прокурор Джонсон присутствовал на всех заседаниях, но сидел в зале, давая действовать своим помощникам, самым надёжным из которых был Дуайт Грин. За столом защиты сидели Майкл Ахерн и сильно нервничавший Альберт Финк, присоединившийся к нему в последний момент: постоянный защитник Аля Томас Нэш почему-то не явился, и причины его отсутствия неясны до сих пор.
Новости с судебных заседаний газеты помещали на первую полосу — по соседству с сообщениями о новом громком происшествии.
Фрэнк Макэрлейн, один из «врагов государства», ещё летом окончательно сошёл с ума от пьянства. 6 июня он вломился в дом к своей сестре, избил её, а несколько часов спустя полиция обнаружила его на одном из перекрёстков — он расстреливал воображаемых врагов из двух настоящих автоматов. За все эти подвиги (нарушение общественного порядка в пьяном виде, ношение оружия, стрельба из огнестрельного оружия, вождение автомобиля с поддельными номерами и избиение сестры) он отделался штрафом в 225 долларов. А 8 октября в Саут-Сайде нашли застреленными, в салоне автомобиля, жену Макэрлейна Эльфриду и двух её овчарок. То, что это дело рук Фрэнка, было ясно всем: супруги и раньше ссорились, просто на сей раз победителем вышел муж. Устав от того, что жена его пилит, а собаки лают, он «унял» всех троих. Уголовное дело заводить не стали, а «товарищи по работе» собрали для Макэрлейна «пенсионный фонд» в несколько сотен долларов, чтобы избавиться от убийцы с поехавшей крышей. Его поселили в комфортабельном плавучем доме на реке Иллинойс под Бёрдстауном. (Там он и умрёт от пневмонии в 38 лет — ровно через год после убийства жены).
А суд над Капоне продолжался. Обвинение вызвало более шестидесяти свидетелей, которым платили по полтора доллара в день плюс пять центов за каждую милю пути. Среди них были банковские служащие, приказчики из магазинов, разносчики, ювелиры, мясники, садовники, торговцы автомобилями, гостиничные портье, телефонистки и сотрудники компаний, занимающихся денежными переводами. Правда, многие не приехали. Зато Фрицу Гордону, бывшему юристу Капоне, который в своё время гордился фото с ним, сделанным на Кубе, оказалось незатруднительно прокатиться из Майами в Чикаго, чтобы дать показания против бывшего клиента. Две девушки — Флоренс Петерсон и Люсиль Кашелл, телеграфные служащие — тоже приехали из Флориды, чтобы рассказать, какие крупные суммы переводили самому Капоне и его людям в Майами. Но, конечно, гвоздём программы стал допрос Шамвея и Райза 9 октября:
«Гроссман (помощник прокурора): Вы были кассиром в игорном доме “Подземка” по адресу Сисеро, Западная 22-я улица, дом 4738, в 1927 году?
Райз: Да.
Гроссман: Кто им управлял?
Райз: Пит Пенович.
Гроссман: Вы когда-нибудь видели там подсудимого Альфонса Капоне?
Райз: Нет.
Гроссман: Вы работали где-нибудь ещё в том же году?
Райз: Да, мы работали в “Корабле”, в начале года и потом в сентябре.
Гроссман: А там вы видели подсудимого?
Райз: Да, сэр.
Гроссман: Что он там делал?
Райз: Он был в телетайпной и разговаривал с Джейком Гузиком.
Гроссман: Видели ли вы его в заведении, где вы работали, известном как “Радио”?
Райз: Да, я записывал ставки за стойкой. Капоне прошёл мимо и сказал: “Привет, Райз”. Я ответил: “Здорово, Аль”.
Гроссман: Что вы делали с прибылью от заведений, где работали?
Райз: Я покупал на эти деньги чеки, а потом передавал их Бобби Бартону (шофёру Гузика. — Е. Г)..
Гроссман: Какова была общая сумма прибыли за 1927 год?
Райз: Точно не помню, около 150 тысяч долларов.
Гроссман: Кто был управляющим “Кораблём”?
Райз: Джимми Моун, пока мы не переехали в “Подземку”. Потом Ральф Браун — Ральф Капоне — пришёл и представил Пита Пеновича. “Он теперь главный”, — сказал Ральф. <...>
Гроссман: Я покажу вам чек из банка “Пинкерт” в Сисеро. Расскажите нам об этом чеке.
Райз (рассмотрев чек): Я купил его за наличные, полученные в виде прибыли от дома, и передал Бобби Бартону.
Гроссман: Я показываю вам 43 чека. Расскажите нам о них.
Райз: Они представляли собой прибыль свыше пачки в десять тысяч долларов, которую мы всегда держали при себе, и сверх всех расходов, которые мы выплатили. Я купил эти чеки и дал их Бобби Бартону...
Гроссман: Сказал ли вам Гузик что-нибудь по поводу их передачи?
(Представитель защиты Финк заявляет протест).
Судья: Существуют доказательства того, что Гузик характеризовался подсудимым как его секретарь по финансам.
Райз: Гузик сказал, чтобы я не давал денег никому, кроме его самого или человека, которого он за ними пришлёт, даже Алю или Питу Пеновичу.
(Гроссман предлагает приобщить 43 чека к уликам, адвокат Ахерн возражает).
Судья: Существуют свидетельства того, что подсудимый намеренно не открывал банковский счёт и не вёл записей своих сделок, чтобы не допустить утечки информации о его доходах. Подсудимый окружил себя каменной стеной, и правительство должно полагаться на стечение обстоятельств.
Ахерн: Это всего лишь допущение, причём очень слабое. Все эти “Привет, Аль” — “Привет, Райз”. Тут все газетчики называют меня Майк, а я вряд ли смогу хоть одного из них назвать по имени. И эти слова о том, что Гузик был его секретарём по финансам. Для подсудимого это всего лишь способ сказать им, что это не их дело. Он мог бы с тем же успехом назвать его своим личным секретарём.
Судья: В показаниях свидетеля он назван его секретарём по финансам. Ваше возражение не принято.
(Гроссман зачитывает чеки для протокола. Они были подписаны Дж. Данбаром (другое имя Фреда Райза) и положены в Первый национальный банк Сисеро на счёт клуба собаководов “Ларами”. Общая сумма — 177500 долларов за 1927 год и 24 800 долларов за 1928год.)».