«Папа Джонни» решил, что гроза пронеслась — «нордсайдеры» выпустили пар, — и неосмотрительно вернулся, тем более что у них с женой намечалось небольшое семейное торжество. 24 января, когда они с полными руками пакетов и коробок возвращались домой из похода по магазинам, из темноты выехал чёрный седан, оттуда выскочили Хайми Вейсс и Багз Моран и открыли стрельбу. Шофёр Торрио был ранен, сам Джон упал с пробитой пулями грудью, Анна лежала ничком, закрыв голову руками, и вопила. Моран встал над Торрио и собирался сделать контрольный выстрел в голову, но его револьвер 45-го калибра дал осечку (или кончились патроны). Движение на улице было довольно оживлённым, того и гляди заявятся копы или, ещё хуже, кто-нибудь из «саутсайдеров», поэтому «нордсайдеры» свалили, решив: «сдохнет и так». Но Торрио не сдох — его вовремя доставили в больницу, где он провёл целый месяц. Он не назвал полиции имена нападавших, хотя узнал их.
Капоне снова вызвали на допрос как свидетеля. На сей раз в протоколе проставили имя Альфонс Капони, адрес — Прери-авеню, 7244, род занятий — торговец антикварной мебелью. Название магазина не указано, но Аль назвал своего «партнёра»: Сол Ван Прааг — судя по всему, вымышленное имя, первое, какое пришло ему в голову. Потом он рассказал, что приехал в Чикаго пять лет назад из Бруклина, где занимался «разрезанием бумаги и кожи», а Торрио знает всего три года: они познакомились в Чикаго на бегах, потом снова встретились на боксе во время боя Бенни Леонарда, чемпиона мира в лёгком весе. Его стали расспрашивать о других гангстерах. Про братьев Костелло Аль сказал, что знает только Фрэнка — их представили друг другу в ресторане на Бродвее; про Джейка Гузика — что лично не знаком, но знает в лицо; про братьев Дженна, Майка Мерло, Хайми Вейсса, Винсента Друччи — что не слыхал про таких. Себя же он представил честным бизнесменом и отцом семейства, который по воскресеньям всегда обедает в семейном кругу, а по понедельникам, когда его магазин закрыт, навещает соседей и ходит за покупками. Про то, что в Торрио стреляли, он слышал краем уха. Это ведь случилось во вторник, так? В субботу? Вы уверены? Просто он шёл за билетами в театр на пьесу «Белый груз», заскочил по дороге в сигарную лавку Аля Блума, а там все только об этом и говорили. Тогда он позвонил в больницу и навестил Торрио в палате; он уже огурцом, поправляется. Говорили ли они по-итальянски? Да какое там! Еле дышит, бедняга. Сказал ли Торрио, кто были нападавшие? Нет, не сказал. Знает ли это сам Капоне? Нет, откуда? А если бы знал — сказал? «Я слишком дорожу своей жизнью, чтобы сказать, даже если бы знал».
На самом деле Аль Капоне целый месяц спал по ночам на кушетке, поставленной рядом с койкой Торрио, держа под рукой два заряженных револьвера, а у дверей палаты круглосуточно дежурили вооружённые люди. Когда Лиса выписали, то отвезли не домой, а прямиком в зал суда. Его приговорили к девяти месяцам тюрьмы за управление пивоварней. Этот «подарок» от покойного О’Бэниона оказался очень кстати: теперь Торрио охраняло государство, а Аль мог заняться текущими делами. Тюремный режим был не очень строгим: жена Торрио обставила его камеру с большим вкусом, чтобы было не стыдно принимать посетителей; он хорошо питался, а для разнообразия ходил в гости к шерифу.
Тем временем Роберт Сент-Джон напечатал в своей газете серию репортажей о тайных борделях в Сисеро (по некоторым данным, их насчитывалось целых 22) и прочих делишках Аля Капоне. 6 апреля писаку встретили в тёмном переулке четверо здоровых парней и как следует отмолотили. Журналист молчать не стал и пожаловался в полицию. На следующий же день его снова вызвали в участок, где был сам Капоне. Аль предложил ему денег в виде компенсации, Сент-Джон отказался. Тогда Капоне принёс ему извинения: «Я всегда говорил своим ребятам не трогать газетчиков, потому что они делают мне хорошую рекламу, когда пишут о моих заведениях». Вскоре после этого Капоне... купил «Сисеро трибюн», чтобы самому решать, какую «рекламу» там будут размещать. Сент-Джону не оставалось ничего другого, как уйти; он стал сотрудничать с Арчером в «Бёрвин трибюн», а два года спустя его переманили в Вермонт.
Если рассуждать, как Аль Капоне, то в тот же день, 7 апреля, «Чикаго трибюн» сделала ему замечательную рекламу, поместив на первой странице заметку: «...организация, занимавшаяся самогоном, проституцией и подкупами и, по данным полиции, ворочавшая миллионами долларов в год, супертрест, действующий с эффективностью обширной легальной корпорации, был разоблачён вчера, когда полиция провела рейд на контору по адресу Южная Мичиган-авеню, 2146... Выяснилось, что Джонни Торрио, Джон Паттон (бывший мэр Бёрнема), Аль Капоне, известный как Браун — “Лицо со шрамом”, и Джейк Кусик (Гузик. — Е. Г.) вместе с остальными членами этого широко известного преступного синдиката достигли небывалых высот в распространении самогона, пива и в управлении непотребными домами».
Полиция конфисковала бухгалтерские книги и прочие документы, в которые были занесены имена двух сотен богатых покупателей спиртного, владельцев отелей, глав профсоюзов, подкупленных полицейских и федеральных агентов, а также данные о каналах поставок спиртного из Нью-Йорка, Майами и Нового Орлеана, о работе четырёх пивоварен, расценки, принятые в разных борделях, и список всех салунов в Чикаго и пригородах, куда поставляли пиво и горячительное. Документы «содержались в большом порядке». Сам факт полицейского рейда вызвал удивление. Сержант Бирмингем признался: «Джонни Паттон предложил мне 5000 долларов, чтобы забыть о бухгалтерии». Арестовали восемь человек — в основном мелкую рыбёшку; «пока их вели в участок, один из их главарей, Аль Капоне, разыскивался в связи с избиением полицейского и редактора в Сисеро». На Мичиган-авеню штаб перебазировался после того, как был изгнан из клуба «Четыре двойки». На дверях конторы красовалась табличка: «Аль Браун, доктор медицины», и первая комната была обставлена, как приёмная врача. На полках под видом микстур стояли образцы продукции подпольного синдиката, и клиенты могли забрать их домой «для химического анализа». Кстати, самый крупный из изъятых чеков, на 15 тысяч долларов, был выписан большой аптекой из Норд-Сайда. Телефонный счёт за последний месяц составлял 287 долларов: переговоры с Майами, Нью-Йорком и Новым Орлеаном — удовольствие недешёвое. В карманах у арестованных (среди них оказались Джонни Паттон и Фрэнк Нитти) было от пятисот до 15 тысяч долларов. Надо полагать, этого хватило для залога...
В апреле же закончилось перемирие между Дженна и «нордсайдерами»: Вейсс узнал, что ребята с Тейлор-стрит что-то затевают против него вместе с Капоне, и объявил «дженнацид». Однажды патрульные полицейские увидели Вейсса и Морана, ходивших взад-вперёд по Тейлор-стрит — в логове врага. «Эй, чего это вы тут делаете? — окликнул их один из стражей порядка. — Жить надоело, что ли?» «Пусть только покажется кто-нибудь из макаронников, — ответил Багз. — У меня просто руки чешутся посшибать башки этим итальяшкам». Вскоре после этой светской беседы, 26 мая, Вейсс, Друччи, Моран и Джеймс Кларк (Альберт Качелек) убили Анджело Дженну, а потом Вейсс на пол года отправился в тюрьму за бутлегерство. Анджело возглавлял Сицилийский союз после смерти Майка Мерло; теперь этот пост занял Самуццо (Сальваторе) Аматуна — тоже из банды Дженна.
Аматуна был ровесником Аля Капоне, к двадцати пяти годам завёл несколько счетов в банках, имел доли в разных легальных предприятиях и собственный ресторан «Синяя птица» на Хальстед-стрит, изящно одевался, часто посещал оперу и сам пел приятным тенором, а также играл на скрипке и даже сочинял небольшие скрипичные пьесы. Понятно, что их сравнение — и соперничество — было неизбежно. К тому же Аль Капоне сам хотел контролировать Сицилийский союз — да что там, хотя бы пробраться в него. И вдруг столь солидная организация признаёт своим председателем заносчивого юнца! Досадно — не то слово.
Но Аль не был настолько прямолинейным, как «нордсайдеры», и умел действовать исподволь.
