Н.В. Гоголь Выпустив тройку, На Малой Конюшенной Встал он и замер… Прическа до плеч! Медный, высокий, с силищей недюжинной… – Жизнь хороша, только стоит ли свеч? – Сто́ит… – Он хитро в усы улыбается. Мощный хохол. Колокольная стать! – Вишь, коренник мой не спотыкается, И пристяжным от него не отстать. Сильные, ладные, шеи разбросаны, Космос дымится под каждой ногой. – Видишь, как ровно березы отесаны, Слышишь, как чисто звенит под дугой! «И вновь художник-индивид…» Пускай художник-паразит Другой пейзаж изобразит… И. Бродский И вновь художник-индивид Нас этим Шпилем удивит… Мольберт пристроив на камнях, В джинсах, кроссовках и ремнях, С бородкой рыжею, в плаще, Он был какой-то вообще… Но на холсте Его Игла Была воистину светла! «Собирая пивные банки…» Собирая пивные банки, Я наткнулся на банку манки, На селедку. На иваси! Я веселый домой шагаю. Не ругаемый, не ругаю. Сколько светлого на Руси! Дух свободы! Дворы, помойки. Петербургские новостройки! Свет мерцающий, блеск авто! Стекла, кованые железы, Инородцев глаза-разрезы, Неба ржавого решето! И над городом нависая Синей сталью, луна косая Нас рассматривает в упор. А на кухнях чаи-беседы, Самодуры и самоеды, О политике разговор. Ой, шумна и хмельна закваска! Не кончается наша сказка… Выйду в полночь, шагну во тьму — Фонари, купола, граниты, Скачет всадник, грохочут плиты. До чего ж хорошо ему! Сталь гремит, удила бряцают, Голубые белки мерцают, Белой завистью зоб раздут — Сквозь мосты, аки сквозь ворота, Корабли российского флота По фарватеру вверх идут. Девяностые Вставала Нева в полный рост и ходила, В глубинах топила обломки громов, В полнеба гремела небесная сила, И ветер ломился в провалы дворов. Всё было как надо, и сумрачно было, Горело давно не во всех фонарях, Мосты задирали стальные стропила, И крейсер фальшивый на злых якорях Скулою блестел, наливаясь недобрым, Стволы обнажал, чтобы жахнуть в упор, И где-то визжали, прижатые СОБРом, И сотни иных выползали на жор! Откуда всё это? Какая эпоха? Подобное было, да мхом поросло. Но лопалось небо стручками гороха, И вновь несказанно кому-то везло! В мехах согревались доступные феи, Суля неземное блаженство братве… И – кольца на пальцах, и – жемчуг на шеях, И снайпер на крыше, и крыша в Москве. «Вновь по Невскому, по Садовой…»
Вновь по Невскому, по Садовой, Золотою гремя обновой, С побуревшею головой Ходит осень, соря листвой. Третье «…бря»! В эти сроки если Запевать начинают песни, То – с утра, и в протоки улиц Их выносят, слегка сутулясь. Цвета красного, аки маки, Над толпой шевелятся знаки — В направленье (качаясь зыбко), Где стреляли однажды шибко. Видно, время не быстротечно, Если нам подфартило лечь на Те же камни в столетье трижды. Не забыли потомки лишь бы! А потомки, тряся котомки, Вдоль каналов бредут в потемки, Золотую листву пиная, О грядущем своем не зная. Медной шпорой гремят о шпору!.. Где та площадь, что будет впору Этим юным, когда придется Пасть им «жертвою», как поется? «От Печоры до Вытегры…» От Печоры до Вытегры Голубые леса. Слезы были да вытекли, Опустели глаза. Не горит в них, не светится, Не болит, не горчит. Грязь проселков не месится, Только птица кричит, Да над ветхими крышами Опустевших дворов Дождь крылами неслышными Созывает воров. Приходите, грабители, Набивайте в кули Всё, что кинули жители, Уходя от земли. «Улыбаюсь над судьбой…» Улыбаюсь над судьбой… Вечный бой! Я не пла́чу, не плачу́ — Хохочу. Всё, что будет впереди – всё мура. А над Питером дожди и ветра. Сентябри шумят листвой, октябри, И подлодок на Неве – целых три. На подлодках матросня. Моряки! Смотрят с лодок на меня мужики. Синь гюйсовок на плечах, как вода, Змеи-ленточки в зубах – как тогда, Когда шли по мостовым, по торцам, К черным хижинам и белым дворцам. Кокаиновый разгул! Всё – в распыл!.. Питер помнит этот гул. Не забыл. Питер помнит и еще, И хранит, Как по капле на суровый гранит Кровь сочилась сквозь бушлат, не спеша, Как, от тела отлетая, душа Согревала нас последним теплом… Город выжил. Я живу. Мы живем. Что еще? А ничего… Помолчу. Над Невою постою, поторчу. День и плещет, и полощет. Хорош! Но особенно хорош царский клеш. |
