«Обделен и обнесен…» Обделен и обнесен, Питер снегом занесен. Колокольный грай вороний, Голубиных перьев треск… Мы сегодня не хороним, Все здоровые окрест! И здоровы все окрест, И богаты, вот те крест! Ах, вы, саночки и лыжи! Мы активные вполне — Кто в Хибинах, кто в Париже, Я – на токсовской лыжне. Я на токсовской лыжне! Не печальтесь обо мне. Я вперед спешу по следу, Впереди бегут года, Я за ними еду, еду, Догоню – и что тогда? Ленинград О, этот город! Боль и мука… Стоит мороз. Декабрь в дыму. Перед грядущею разлукой Что я смогу сказать ему? Что я его люблю? Он знает. Что я от встречи с ним дрожу? Он трепет этот понимает, Когда я Невским прохожу, Когда брожу, как обреченный, По ключевым его местам — То под Иглою золоченой, То, забывая время, там, Где жеребец, от славы гордый, Вздымая прах, во весь опор, Тугую даль пронзая мордой, Петра выносит на простор… О, этот город… Честь и доблесть! Сплав ожиданий и тоски. Ты для меня – лечебный пояс На хрустнувшие позвонки. И расставанье, как пропажу, Предощущая, над Невой Стою, холодный камень глажу, И воздух пью морозный твой. «По Невскому – приятно – в октябре…» По Невскому – приятно – в октябре, Когда дома еще не в серебре, А в бронзе грив запутались потоки И тихий говор создает уют, И сливки в шоколаде продают, И быстро надвигаются потемки. Приятно, черт возьми, в такие дни Войти в тепло и, засветив огни, Перелистать забытые бумаги; Увидеть прошлое, как будто наяву, Открыть балкон, и, глядя на Неву, Вдруг удивиться этой черной влаге. Мосты висят. Быки ушли во мрак. Прохожий под зонтом… Одет во фрак? Ну, кто во фраке ходит по граниту? Никто. Но и никто не запретит. Стучит каблук, и шина шелестит… Что еще нужно русскому пииту? — Поставить чайник, запалить цветок, Представить мир, где ты не одинок, Допустим, Пулково, где всё в тревожном гуле, Где твой багаж должны распотрошить… Но рейс отложен, можно снова жить, У стойки сидя на высоком стуле. Поэзия! мне стол не озарить Твоей свечой, мне нужно говорить, Поскольку свет не в пламени, но в слове, И как бы ни была сильна свеча, Она слабее этого луча, Что скрыт еще, но вспыхнуть наготове. Не потому ли, Невским проходя, Я ощущаю в шорохе дождя То слово, что придет ко мне во мраке, И, как в ночи высокая звезда (Вот только ждать мучительно – когда?), Проявится в кириллицыном знаке. И я смотрю на темную Неву, Несущую сквозную синеву Под черный мост, изогнутый вопросом, К балтийским шхерам, где на камне лось Трубит зарю, а в глубине лосось Становится и злым, и горбоносым. «По Невскому – приятно – в январе…»
По Невскому – приятно – в январе, Когда дома в веселом серебре, А с бронзы грив отсвечивает иней Слюдой, и под зеленый светофор Толпа несет спокойный разговор, И день стоит, на удивленье, синий. В Фонтанке лед. Гостиный без лесов. Часы на Думе… Этот бой часов! Императрица в белом горностае И свежем платье из пяти колец. Суворов с новой шпагой. Молодец! Как быстрый сокол в голубиной стае. Художники! Им холод нипочем. Помадою рисуют. Кирпичом! У каждого по толстому карману. (Друян сказал, что так не может быть, Что на портреты очень трудно жить. Согласен, трудно, но менять не стану!) Матрешечники выстроились в ряд. Товар блестит, пантографы искрят. Тасуется шпана с травой сухою. «Косяк» – пять тыщ, купи и повезет. И кто-то сито снежное трясет, Всё посыпая мелкой чепухою. И если ты от города устал, Найди подвал и опустись в подвал — Ступеньки три, а, может, пять, не боле — И поживи, на стол облокотясь, И коньяком шампанское подкрась, — Есть что-то доброе в недобром алкоголе. «По Невскому приятно – хоть когда!..» По Невскому приятно – хоть когда! По Невскому приятно – хоть куда! Особенно приятно, если – к Шпилю, Которому стоять и вечно быть! (Эпоха – что ушла? А может быть, Предтеча наступающему стилю?) Я не гадал, что в жизни повезет, — Куда б ни шел, тропа к нему ведет, Омытому балтийскими ветрами. Остановись, прохожий, и смотри, Как полнится он светом изнутри, Подсвеченный в ночи прожекторами! Он так высок и светел в миг зари, Что с ним в сравненье блекнут фонари. Людской поток, авто – к нему и только! Чем гуще ночь и ярче блеск огней, Он только выше и еще ясней, И месяц, апельсиновою долькой Висящий где-то слева, как всегда, Не больше, чем обычная звезда На финском небе, блеклом и пологом… Распарывая в клочья облака, Лети, мой Шпиль, нанизывай века, Отмеченный поэтами и Богом! |
