Виктор Брюховецкий Cудьбы суровый матерьял… Стихи В авторской редакции © Брюховецкий В., стихи, 2022 © «Знакъ», макет, 2022 И детство мое, загорелое детство… Баллада о коксе Я сам ворую кокс и сам его вожу. Он легкий и мешок я довезти могу. Я просыпаюсь в пять и сонный ухожу К товарным поездам, идущим сквозь пургу. Охранники меня приметили давно, И как-то раз, поймав, один из них сказал: – Ты приходи, малец, когда еще темно, И черный не бери. – И кокс мне показал. И указал тупик с вагонами в снегу, И показал вагон, горбатый от угля… Я приходил к нему завернутый в пургу В тот час, когда в зарю вот-вот влетит земля. В морозном январе тот маленький мешок Нам поставлял тепла на три-четыре дня. Хороший человек придумал этот кокс, Придумал и не знал – как выручил меня! И вижу как сейчас: плита раскалена, И я учу букварь в уютной тишине, И мысль моя чиста, и жизнь моя ясна, И Главный Прокурор не знает обо мне. Фотография Мы идем на базар – Колька, Юрка и я… Нам на долгую жизнь от базара осталась, Словно высшая милость, великая малость — Фотоснимок. Эпоха! Кусок бытия. …Мы стоим на подмостках средь белых холстов, Три осколка войны, три песчинки России. И фотограф прикрыл наши ноги босые Самодельным венком из бумажных цветов. А за стенами солнце и крики детей, И тяжелая ругань, и воздух сопревший, И пустые штанины – теперь их всё меньше — И тележные скрипы, и дух лошадей. Здесь, на этом базаре, сапожник-карел, Наш сосед, посылая проклятия Богу, Продал три сапога. Все на правую ногу. Он в то лето под осень от водки сгорел… Мы бродили меж тощей и сытой возни, Мы смотрели, как пьют, как воруют цыганки. Вся огромная жизнь! И с лица, и с изнанки… Кто там думал о нас в те нелегкие дни? Да никто! Но остался кусок бытия, И остался фотограф, дарующий милость, И стена из холстов, за которой дымилась, Как на сцене огромной, планета моя. И случится – когда подступает покой, Я беру это фото, как пропуск в те годы, Где на шумных базарах сходились народы, И холсты, словно полог, срывая рукой, Я вхожу на базар. Я иду и смотрю… Солнце 1. Оно – по стеклам, по крылечку, По старым слегам на шесток Перетекло, Потом овечку, Потом коня точеный бок Позолотило, развернуло К себе подсолнух, а потом Как будто жаром потянуло И тополь шевельнул листом; Стекла роса на кончик стали Косы, почуявшей светло, И согреваться руки стали, И сделалось ногам тепло. И очарованный соседством С огнем, пробившим облака, Я и не знал, что это действо Мне детство дарит на века. 2. В небе коршун высокий, скирда на подворье, На заборе качается хмель во хмелю, Крепко меченный оспой корявой и корью, Я картошку печеную крупно солю. Солнце вязнет в кустах. Переполнены кадки. Стриж застыл на лету и повис в проводах Нотным черным крючком. Наш сосед на трехрядке, Не спеша, подбирает лады на ладах. Что за новая песня, о чем и откуда? Как он звуки стыкует и вяжет слова? Всё яснее мотив, всё доступнее чудо, Всё светлей и печальней моя голова. Я не знаю еще, что запомню всё это На всю жизнь, навсегда, до известной реки… Дышит медом высокое жаркое лето, О прошедшей войне говорят мужики. Кони, звякая сталью, идут с водопоя, Золотою свечою стоит благодать, И любая мечта, и желанье любое — Всё исполнится, только успей загадать. Родник Звезд вечерние тени На вечернем лугу. Упаду на колени — Припаду к роднику. Я над ним, как над бездной, Наклонюсь на руках, Отраженье вселенной Изломаю в губах. А вода, словно воздух, Так и светится вся, На корнях да на звездах Настоявшаяся! Я на травы откинусь, К небесам прикоснусь… Край мой, сколько ты вынес, Сколько вынесла, Русь! А ничуть не стареешь, Молода-молода. Родники всё щедрее, Всё прозрачней вода. Элегия Тихое раздолье – берег да вода. Скошенное поле. Ранняя звезда. И по травам скошенным прямо под звездой Ходит конь стреноженный, и гремит уздой. Мнет копытом сено – легкий дар судьбы, И роняет пену желтую с губы, Всё грустит по лугу прежнему, тому. И бредет по кругу, и глядит во тьму. |
