Они дошли до здания пиццерии — большой стеклянной коробки, скрытой в тени деревьев. На веранде были расставлены столики, но небо с самого утра затягивало тучами — мог пойти дождь. Поэтому Володя предложил сесть внутри.
Когда они расположились возле окна, Юра хмыкнул, театрально принюхиваясь.
— Пахнет знакомо. Хотя как я могу помнить запах спустя столько лет? — Он хохотнул. — Но вообще та пиццерия была совсем другой. Знаешь, я еще такую классную летнюю площадку помню: там столики и стулья были высечены из бревен. Огромные круглые пни — столы, а пни поменьше, с вырубленными спинками — стулья.
Володя кивнул.
— Я помню ту летнюю площадку… — Он не стал уточнять, что приходил туда тоже со Светой — воспоминания о ней были бы сейчас лишними. — Ну а в целом какие у тебя впечатления от города детства? Харьков на что-нибудь вдохновил?
Юра уставился на него, изогнув бровь, будто его удивил вопрос про творчество.
— Неопределенные впечатления. Когда жил в Харькове, нечасто бывал в центре, хотя мой дом в двух станциях метро отсюда. Помню, что город был пустой — не в плане людей, а… серый. Рекламы не было вообще. А сейчас машин стало больше, яркие вывески повсюду. Но в целом, как по мне, сейчас Харьков мало отличается от любого современного города мира. У него есть своя история, и ее видно… — Не закончив фразы, Юра замолк — им принесли заказ. Дождался, пока официант расставит тарелки и отойдет, и продолжил: — Сложно сказать, вдохновился ли я. Это скорее воспоминания и размышления, которые могут вылиться во что-то позже… Этот город для меня все-таки часть жизни. И то, каким я его вижу, лишь мое восприятие, след, который я оставил здесь, люди, которых я знал. А другие — вот, например, ты — видят его по-своему. Ты ведь тоже связываешь с ним что-то личное… — Он поймал внимательный взгляд Володи. — Что ты так смотришь? Думаешь: «Ой, расфилософствовался, давай уже ешь?» Ладно! — И принялся резать пиццу.
Володя прыснул со смеху и поспешил его заверить:
— Нет, конечно, я так не думаю. Продолжай, мне интересно тебя слушать.
Потом они еще пили кофе и говорили. Пытались решить, к какой кухне принадлежит съеденная пицца — итальянской или американской. Пришли к выводу, что к постсоветской — на пышном тесте, как у столовских пирожков, но при этом со вкусной ресторанной начинкой.
Юра рассказывал про свой тур и в каких городах побывал: Москве, Питере, Минске, Риге, Киеве.
Володя поглядывал на часы — минутная стрелка неумолимо ползла к двум. Хотелось остановить ее, потянуть время, чтобы еще хоть полчаса посидеть вот так и просто поговорить. Понаблюдать за Юрой. Запомнить его образ и голос так, чтобы въелись в память.
— Когда у тебя будут еще гастроли? — спросил Володя.
Юра покачал головой.
— Честно, не знаю. Это отнимает много времени, требует вложений… И не сказать, что это выгодно. Я же не занимаюсь академкой на постоянной основе… — Он мимоходом тоже посмотрел на часы и встрепенулся. С сожалением сказал: — Черт, уже и ехать пора — как время пролетело. Я тебе потом как-нибудь обязательно расскажу про все эти тонкости с гастролями.
— Хорошо, — кивнул Володя, с грустью глядя на него. — Давай обменяемся номерами телефонов и асек? Адрес электронной почты еще запиши.
— Теперь-то интернет развивается семимильными шагами. Или как там говорится? В общем, уж точно не потеряемся. Да?
На риторический вопрос Володя абсолютно серьезно ответил:
— Ни в коем случае.
К машине они возвращались под нарастающие раскаты грома. Моросящий дождь усилился так, что последние несколько метров пришлось бежать — косые струи внезапно обрушились с неба, зашумели в кронах деревьев вокруг площади, потекли грязными потоками по старой брусчатке.
По пути к аэропорту больше молчали. Володя старался следить за дорогой — ливень зарядил нешуточный, дворники водили по стеклу, ежесекундно мелькая перед глазами. Юра откинулся на подголовник и, повернувшись к Володе, рассматривал его лицо. Володя то и дело отвлекался на него, ловя прямой взгляд.
— Что такое? — в конце концов, не выдержав, спросил он.
Юра лукаво улыбнулся.
— Да ничего. Просто любуюсь. Ты весь такой солидный, в костюме, за рулем…
Володя растерялся — они расставались, но Юра явно кокетничал с ним.
Тот засмеялся.
— А почему, кстати, ты без очков? Непривычно видеть тебя без них. Линзы носишь?
— Да, — улыбнулся Володя. — Я уже давно ношу очки только дома.
— Понятно. Жаль. Мне нравился… нравились твои очки… — Юра отвел взгляд от его лица и, закусив губу, уставился вперед.
Оставшиеся десять минут дороги он так и ехал, думая о чем-то своем, настукивая пальцами по колену одному ему известную мелодию.
Скрытая за водяной завесой, внезапно показалась громада аэропорта. Чудо советской архитектуры из белого камня со шпилями. Помнится, когда Володя его впервые увидел в середине девяностых, на ум пришло только одно сравнение — сталинские высотки в Москве в уменьшенном варианте.
«Ну вот и все», — подумал он, паркуясь. Пока доставал Юрин чемодан из багажника, насквозь промочил пиджак. И, закрыв машину, бегом бросился по ступеням под навес. Юра — за ним. Порыв ветра швырнул им в спины капли воды.
— Как думаешь, рейс могут задержать из-за непогоды? — перекрикивая шум дождя, спросил Володя.
Юра пожал плечами:
— Не знаю. — Он выглянул из-под навеса, посмотрел вверх. — Вроде не обложной, вон там уже чистое небо. Сейчас на табло увидим.
Последние минуты их встречи тянулись будто намеренно долго. Володя гнал из головы ненужные сейчас вопросы: увидятся они снова или опять потеряются? Как смириться с расставанием, когда они чудом встретились спустя столько лет?
Володя наблюдал, как Юра открывает тяжелые двери, заходит в фойе аэропорта. Он шагнул следом и погрузился в гомон огромного холла: шум голосов, стук каблуков о мраморный пол отдавались эхом от стен. Володя стянул с себя промокший пиджак, идя за Юрой, глядя ему в спину.
Тот остановился, поставил чемодан на пол, посмотрел на табло. На нем горело три рейса, самый ближайший вылет в четыре: «Харьков — Минск».
— Мой вот, регистрация уже заканчивается, — сказал Юра, обернувшись.
Володя нахмурился.
— Почему Минск?
Юра пожал плечами.
— Из Харькова нет прямых рейсов до Берлина. Только с пересадкой: либо в Борисполе, либо в Минске. Этот быстрее.
Володя кивнул.
Они замерли на полминуты — молча смотрели друг на друга. Володя думал, что надо бы уже сказать нечто в духе «Пока?» или «До скорого?».
Юра сказал сам:
— Ну что, будем прощаться?
Сердце Володи укололо воспоминание — послышался собственный голос из далекого прошлого: «Мы пришли сюда прощаться…»
Юра улыбался, но сейчас его улыбка выглядела фальшивой.
— Да, — кивнул Володя. — Мягкой посадки и счастливого пути, Юра. Во сколько ты будешь в Берлине?
— В восемь по местному, значит, у тебя будет девять.
— Как только приземлишься, сразу напиши мне.
— Хорошо, напишу в аську. Или нет, лучше отправлю СМС, а то не факт, что сразу в интернет смогу выйти.
— Я буду ждать, — кивнул Володя, посмотрел на него и…
И… что? Юра стоял перед ним. Нужно хотя бы обнять его на прощание. Но ноги у Володи стали словно ватные, потому что шагнуть к нему, заключить в последнее объятие — значило отпустить его.
«Неправда. — Володя попытался убедить сам себя. — Мы больше не потеряемся, у нас есть все контакты друг друга. Вообще все, даже адреса. Все будет хорошо».
Сделав над собой усилие, он все же шагнул к Юре ближе.
— Долгие прощания — это ужасно, — озвучил тот их общую мысль.
— И не говори. — Володя покачал головой.
Юра осторожно положил ладони ему на плечи. Володя тяжело вздохнул, похлопывая его по спине.
Хотелось обнять его совсем не так — не как дальнего родственника, не как друга.
— Ты только не пропадай, Юр, — попросил он на выдохе.
Юра покачал головой:
