Он смотрел на открытую круглую площадку, вымощенную плитами, с клумбой по центру. Здесь было красиво. Сейчас, в желтоватом свете фонарей, промокшее под осенним дождем, заваленное опавшими листьями место выглядело мрачно, но статуи двух лосей с широкими тяжелыми рогами, похожими на кленовые листы, придавали ему величественности.

По другую сторону от клумбы, ежась от холодного ветра и обнимая себя за плечи, стояла хрупкая девушка в расстегнутом пальто поверх короткого платья. Она встрепенулась, увидев приближающегося к ней Вову, помахала рукой. Тот подошел к ней.

Володя не слышал их разговора, но отчетливо видел, как Вова робко заключил ее ладони в свои, поднес их к лицу, согревая дыханием. Она звонко хихикнула и положила руки Вове на плечи, а тот приобнял ее за талию. Так они и стояли минуты три, говорили о чем-то, девушка широко улыбалась. Сердце Володи стучало где-то в горле, перед глазами все плыло, казалось, что эти минуты длятся целую вечность. Вова сказал что-то еще, а потом подался вперед, приблизился к лицу девушки и легко коснулся ее губ.

Володя схватился рукой за яблоневую поросль, растущую у корней дерева, — ему показалось, что он падает. Но это не он падал, а мир перед ним кружился. Не соображая, не видя толком ничего перед собой, Володя развернулся и рванул обратно домой. На выходе со двора вступил в глубокую лужу, промочив ботинок, а в подъезде чуть не споткнулся о ступеньку.

Сбросив обувь и куртку, он влетел в свою комнату, упал на кровать, накрылся с головой одеялом и постарался унять дрожь. Из-за промокших ног по всему телу расползался мерзкий липкий холод, но дрожал Володя не от этого. Он не понимал от чего — будто бы от злости, но почему ему было так больно? Он сильно-сильно зажмурился, но все равно видел Вову и ту девушку — как они держались за руки, как обнимались, как он ее целовал.

«Почему она? Она, наверное, общается с ним только потому, что он хорошо играет на гитаре! Вертихвостка, вытащила его посреди ночи, что, днем не нагулялись? Она недостойна Вовы, не она должна быть с ним!»

А кто тогда? Какая-нибудь другая девушка? Тогда в чем разница? Володе не стало бы лучше, окажись на его месте другая. Но кто же должен был быть на ее месте?

Тяжелый беспокойный сон навалился на него, и сквозь эту мутную дрему Володя снова увидел тот двор, ту клумбу, статуи двух лосей. Только стояла не осень, все вокруг, солнечное и весеннее, зеленело. Володя ощутил сладкий запах сирени, от порыва теплого ветра на голову посыпались лепестки цветущей яблони. Он снова увидел Вову — улыбающегося так же, как той девушке. Но он улыбался ему — Володе! Ладони охватило теплом, когда Вова взял его за руки. Кожу обожгло дыханием, ее будто расплавило прикосновением мягких губ. И не было вокруг никого — только они вдвоем в целом мире. Володя смотрел в счастливое лицо брата, гладил его щеки и шею и ощущал жар. Так горячо, так невыносимо сладко было прижиматься к раздетому по пояс Вове… Миг — и они стояли почему-то уже не на площадке во дворе, а в его комнате, на полу у книжного шкафа. Как приятны были ласковые прикосновения Вовы. Пальцы — на Володиной спине, губы — на щеках и ниже: на подбородке, на шее. Володя задыхался, ему казалось, что он сейчас взорвется от напряжения, от невыносимой истомы по всему телу, а особенно там, где Вова касался его.

Володя резко открыл глаза. В комнате было темно, в окно тускло светила луна. Он дрожал, но теперь уже не от холода. Володе было жарко, он взмок. Скинул одеяло, попытался перевернуться на другой бок и тихо ахнул, почувствовав под собой влажное пятно. Забыв надеть очки, он в несколько секунд добежал до ванной, открыл кран и бросил под струю воды пижамные штаны. Он оттирал их с такой силой, что чуть не порвал. Было мерзко, противно, очень стыдно и невыносимо больно. Так больно, что хотелось самому сунуться под воду и утопиться там, лишь бы не слышать своего ноющего сердца и не думать о том, что ему снилось. Кто ему снился.

Из ванны повалил пар — без очков Володя не заметил, что слишком сильно выкрутил вентиль горячей воды и не разбавил холодной.

Руки покраснели от жгучей боли, а Володя все держал и держал их, стиснув зубы, чтобы не закричать. Эта боль была адской, но по сравнению с той, что пылала внутри, даже приятной. А на сердце с каждым мгновением становилось все легче и легче.

Утро воскресенья ничем не отличалось от других.

Володю разбудила Герда — скуля, она настойчиво чего-то требовала. Он встал и, не умываясь, принялся одеваться на пробежку, но замер на пороге — собака осталась на кухне, демонстративно тыкалась носом в пустую миску и выходить из дома не спешила.

— Вот попрошайка, — буркнул Володя и послушно побрел к ней.

Открыл собачий адвент-календарь — подарок Юры для Герды, — достал очередное лакомство и протянул ей. Та, вильнув хвостом, слизнула с ладони корм, тявкнула и унеслась к входной двери.

— И что, интересно, я буду делать, когда календарь закончится? — спросил в пустоту Володя. — Ох уж этот Юра, собаку мне разбаловал!

На улице приморозило. Не сказать, что до этого было тепло, но сегодня градусник показал минус пятнадцать, и Володя, несмотря на термобелье и теплый спортивный костюм, быстро замерз.

Дожидаясь, когда Герда закончит свои дела под деревом, он написал Юре. Перекинулись буквально парой слов — он торопился работать, а Володю уже тянула гулять в лес довольная собака.

Он прикинул план на день. Во-первых, нужно обязательно съездить в город и подключить себе наконец нормальный интернет. И, во-вторых, Володя хотел купить абонемент в бассейн. Он уже и не помнил, когда плавал в последний раз. Но до встречи с Юрой оставалась пара месяцев, и очень хотелось привести себя в порядок. Пока был в Германии, ел что попало и много пил и поэтому ничуть не удивился, обнаружив, что поправился.

Хорошо Юре: он от природы худой. Раньше Володя тоже не жаловался на фигуру, но лет с тридцати буквально одна неделя неправильного питания вкупе с алкоголем мгновенно превращалась в лишние сантиметры. Володя понимал, что и так с годами не молодеет, но толстеть — это просто недопустимо. А еще он собирался купить крем для век, потому что вчера вечером в ярко освещенном зеркале ванной разглядел морщинки в уголках глаз.

Определившись с планами на день, порядком замерзший Володя заторопился домой, но Герда будто не чувствовала холода — рыла носом сугробы, ловила пастью снежинки и носилась между деревьями. Ничего не предвещало беды, но, возвращаясь в десятом часу к дому, Володя увидел у своих ворот знакомую машину. В голову сразу пришла идея свернуть обратно в подлесок и не показываться на глаза — авось Игорь не дождется и уедет. Но Герда, как назло, внезапно рванула к нему. Завидев ее, тот вышел из машины. Он не изменился за время, что они не виделись — да и не должен был, это Володе показалось, будто прошла целая вечность. Игорь ежился на морозе в своей подбитой овчиной куртке, дергал головой, откидывая челку, лезущую в глаза.

— Что ты тут забыл? — без приветствия начал Володя. Притворяться, что хотя бы немного рад его видеть, он не собирался. — Герда, ко мне!

Собака, прижав уши к голове, вернулась к нему.

— А что ты так неприветлив? — спросил Игорь обыденным тоном.

— А с чего я должен быть приветливым с незваными гостями?

Володя прицепил поводок к ошейнику Герды. Спрятал руки в карманы и натянул шапку пониже.

— Замерз? — с явно наигранной заботой спросил Игорь. — Может, хоть в дом пригласишь?

— Не приглашу. И даже не буду спрашивать, зачем ты приехал. Лучше сразу уезжай.

— Ай-ай, Вов, что я тебе сделал? Почему ты так плохо со мной обходишься?

Володя нахмурился еще сильнее.

— Как обхожусь? Ты приезжаешь ко мне без предупреждения и считаешь, что я тебе чем-то обязан?

— Вообще-то я предупредил, что заеду. Я же не виноват, что ты ни сообщения не читаешь, ни трубку не берешь.