Вспомнился Юрин дом. Какой он маленький, тесный, но уютный. Как им было хорошо там вместе, каким волшебным был его отпуск. Володя поймал себя на мысли, что ему хочется туда вернуться. Но надолго ли? Снова на пару недель? В их немецкую сказку Володе хотелось бы вернуться навсегда и до конца жизни проживать ее день за днем. Но разве возможно переехать в Германию окончательно? Володя уже размышлял об этом и понял, что, оставшись там, потеряет слишком много. Но что именно? Володя думал, что потеряет друзей. Он думал, что друзья у него были, но время расставило все по своим местам. Ирина и Женя могли считаться кем угодно: ниточками прошлого, приятелями вроде Юриных, с которыми хорошо сходить на барбекю. Но уж точно не друзьями. Как говорят — друг познается в беде? По иронии Женя ему помог: упростил задачу, доказав своим поведением, что счастье друга не имеет для него никакой ценности, а значит, Володя ему никто. Что ж, это взаимно.

У Юры, может быть, тоже нет близких друзей, но все знакомые принимают его таким, какой он есть, и не осуждают. И Володю не станут. Там они смогут быть парой, самими собой, не врать и не стесняться друг друга. Они смогут даже официально оформить отношения. В Володиной голове все это звучало как фантазия, несмотря на то что он уже убедился в реальности такой жизни.

А если он уедет туда, то какой будет его реальная жизнь? Чем он займется? Здесь останется его фирма, Володя не сможет управлять ею удаленно. Или все-таки сможет? Ведь технологии развиваются стремительно. Но если удаленно управлять не получится, ему придется покинуть пост директора, то есть уйти насовсем. Но как позволить себе оставить фирму, ведь это не просто работа, а отцовское наследие? Но так ли это на самом деле? Если смотреть его глазами, она только кажется наследием, когда объективно — это просто юридическое лицо плюс договоренности с людьми. И не больше. В конце концов, Володя ее владелец, он вправе делать с фирмой что угодно, хоть продать, хоть разорить — это все только его. Но как же отец? Отца уже нет. А память о нем? Память о нем останется и без фирмы.

А как же «Ласточкино гнездо»? У Володи есть прекрасный большой дом, а Юрин, по сравнению с ним, — старая, тесная, грязноватая берлога. Но почему-то в Володином жилище как не было, так и не появилось ощущения уюта, да и продавать его никто не заставляет. В конце концов, матери хорошо бы переехать туда: прекрасный воздух, огромный двор, где она могла бы разбить цветник и огород, как всегда мечтала, а соседка Татьяна — такая же одинокая при муже-алкоголике — могла бы стать для нее подругой.

Володя шагал к машине по двору, где прошла его молодость. Оглядывал старые липы, изогнутые ржавые качели, лавочки и планки для сушки белья. Здесь они со Светой сидели и смотрели на звезды. Здесь он встречал беременную Олей Ирину с Женей, вел их к себе домой в гости. Здесь он однажды, воровато озираясь, садился в машину к Игорю. Здесь они с отцом обсуждали дела фирмы, и отец критиковал его главный на тот момент проект — «Ласточкино гнездо». Много важного произошло здесь.

Возможно, поэтому сейчас, именно в родительском дворе, Володе открылась страшная правда: все, чем он жил почти сорок лет, — иллюзия. Пустота и фальшь.

Одно слово, одно признание в одночасье разрушило все его отношения. Володя оказался никем для близких, а они оказались никем для него. Но самое удивительное, что после произошедшего его жизнь вовсе не потеряла смысла. Володя вдруг осознал, что на самом деле в Харькове его ничего не держит и никогда не держало.

А еще после разговора с матерью Володя понял, что вернулся в ту же точку, в которой находился в девятнадцать лет.

Колесо истории сделало оборот, и сейчас все стало таким же, как и тогда: мать знала о нем правду, любимый человек находился далеко, настоящих друзей снова не оказалось рядом, а его увлечения — тогда учеба, сейчас работа — значили не так уж и много. Володя даже обратился к врачу, как тогда.

Казалось, все настолько похожее, будто одинаковое, что следовало бы покориться судьбе и вновь совершить старую ошибку. Но Володя понимал, что это не так, одинаковым было не все. Нашлась одна маленькая, но очень существенная разница — в самом Володе.

Он уже другой, он независимый. И если он совершил ошибку тогда, то сейчас может ее исправить.

Вернувшись домой к вечеру, он переоделся и сразу запустил скайп, чтобы рассказать о произошедшем Юре. Тот ответил быстро, а выглядел плохо: помятый, небритый, с мешками под глазами.

— Мог бы предупредить, — сердито буркнул он. — Подожди, я принесу подушку.

Не выключая видео, он вышел из кабинета. Володя пару минут разглядывал знакомые стены, пока Юра не вернулся с подушкой. Он бросил ее на стол, прямо перед монитором. Положил на нее руки, а на них — голову.

— В чем срочность? — спросил, исподлобья глядя на Володю.

— Я рассказал матери о нас.

Юра приподнялся, удивленно уставился на него.

— В каком смысле?

— Теперь она знает, что я не вылечился и что у меня есть ты. — Чтобы скрыть волнение, Володя с деланым равнодушием пожал плечами.

— И как она? Как отреагировала? — Юра нахмурился и снова уронил голову на руки.

— Она догадывалась. Оказывается, все это время пыталась вывести меня на признание.

— И как ты меня представил? Как жениха? — спросил Юра. А получив в ответ от Володи кивок, слабо улыбнулся. — Ух ты. То есть теперь я официально не чужой для тебя. Такое странное ощущение.

Володя тоже улыбнулся.

— Да. Я показал ей твои фотографии. Случайно чуть не сунул провокационную фотку из клуба.

— Это какую? — Юра прищурился.

— Вот. — Володя открыл фотографию и показал Юре.

— Не могу разобрать, не видно ничего. — Тот покачал головой. — Ну да ладно.

Убирая телефон на место, Володя еще раз взглянул на снимок и не смог отвести взгляда. Каким счастливым был там Юра: танцующий, улыбающийся, ухоженный, в окружении своих друзей. На фото он казался куда более настоящим, чем сейчас. Но Юра должен быть таким всегда! Без мешков под глазами и недельной щетины, без запаха перегара и сигареты в зубах, в любимых обтягивающих штанах и приталенной рубашке, с сережкой в ухе. И чтобы чертов Йонас, давясь ревностью, издалека смотрел на него. И чтобы Володя был рядом, танцевал вместе с Юрой в свете софитов.

Вялый голос Юры вырвал Володю из размышлений:

— Володь, а ты как? Я ведь даже и не интересовался ни разу.

— В каком смысле?

— В смысле, теперь все знают о тебе…

— А это… я пока не понял. Пока слишком зол, а злоба не дает пожалеть и раскиснуть, — сказал Володя, а сам подумал, что просто не имеет права раскисать. Сейчас, когда Юра ослаб, он должен быть сильным вдвойне.

Юра вздохнул.

— Плохо, что тебе пришлось признаться таким образом. Я имею в виду, что ты не сам решился, а… — Неожиданно громкий звонок телефона не дал Юре закончить мысль. — Сейчас, — глядя на экран, буркнул он и стремительно вышел из комнаты, а вернулся спустя несколько минут, бледный и взволнованный. — Звонил заказчик. Завтра еду показывать все, что есть.

— Ты, главное, не нервничай, — Володя начал было успокаивать его, но Юра грубо перебил:

— Давай завтра поговорим. У меня до утра осталось слишком мало времени. Некогда совсем.

— Хорошо, жду звонка, — опешил Володя.

Положив трубку, занервничал и сам — Юра так торопился, будто собирался написать весь спектакль до завтра. Неужели у него настолько мало материала?

Они не договорились, во сколько созвонятся. Володя не успел предупредить о беседе с Ангелой в одиннадцать, но решил не беспокоить его лишний раз — утром тот все равно будет занят с заказчиком.

Из-за волнения перед предстоящей встречей с психоаналитиком Володя не смог выспаться. Он проснулся в четыре утра, проворочался в кровати до полшестого, думая то о здоровье Юры, то о теме разговора с Ангелой. А тема была неприятная: его гиперопека.