Володя покачал головой. Он не знал, что на это ответить. Молча сходил на кухню и принес стаканы.

— Прости меня, — только повторил он.

Юра разлил ром по стаканам, выпил свой залпом и прошептал:

— Я ни в чем тебя не виню.

Посреди ночи Володя вдруг проснулся, распахнул глаза и уставился в потолок. Ему не снился кошмар, а в спальне было темно и тихо. Сердце размеренно стучало в груди, он спокойно дышал, но иррациональное чувство тревоги не давало провалиться обратно в сон. «Что-то не так, — крутилось в голове, — что-то случилось».

Володя включил ночник и, как только тусклый свет немного отогнал дрему, сразу понял, в чем причина тревоги: постель рядом была пуста. Где Юра?

«Должно быть, пошел в ванную, а когда вставал, потревожил меня, вот я и проснулся», — успокоил себя Володя и выключил свет.

Сон снова захватывал его, в голове кружились картинки прошедшего дня, мельтешили мысли: Женя предал, Ирина презирала, Юра злился, а свою крестницу Володя больше никогда не увидит. Потом все это перемешалось в голове: Женя злился, Оля презирала, а они с Юрой больше никогда не увидятся.

Что-то снова вырвало Володю из сна, он вдруг вспомнил: в ванной не горел свет, а постель рядом была ровно застелена — Юра сегодня даже не ложился? Но где он?

Володя открыл глаза и прислушался — везде царила полная тишина. Сон как рукой сняло, он резко встал, нацепил очки. Вышел в гостиную, мельком взглянул на часы — полтретьего ночи.

Едва шагнув на первую ступеньку лестницы, Володя услышал пианино. Не музыку, а лишь пару обрывистых звуков, которые сразу же стихли.

И вдруг в кабинете Юры что-то рухнуло и зазвенело, да так громко, что Володя вздрогнул от неожиданности. Он бросился на второй этаж, без стука распахнул дверь.

Юра, пошатываясь, стоял посреди комнаты вдрызг пьяный. У его ног валялись сломанный стул и осколки стекла.

— Юра, что… — прошептал Володя, пытаясь понять, откуда вообще взялось стекло.

— Выйди! — рявкнул Юра, обжигая его яростным взглядом. — Вон!

Володя уставился на него, открыл рот, чтобы что-то ответить, но, шокированный, не смог выдавить из себя и слова и захлопнул дверь. Он постоял с минуту у кабинета, прислушиваясь, что творится внутри, но там все затихло. Попытался открыть дверь еще раз, но, стоило взяться за ручку, как с той стороны раздался щелчок — Юра закрылся на замок и сказал:

— Хороший мой, уйди, пожалуйста. — И в этот раз в его голосе уже не было злости, только мольба.

Уходить Володя боялся, но перечить не стал. Он кое-как доплелся до спальни, сел на кровать, сбросил очки и схватился руками за голову.

На него накатывала чудовищной силы тревога, она затягивала в себя, с каждой минутой все больше превращаясь в настоящую панику. Дыхание зашлось. Горло стискивало — Володя с трудом хватал ртом воздух. Руки затряслись, вслед за ними задрожало все тело. Сердце заколотилось так сильно, что заболела грудь. Страх сковал его, не давая сдвинуться с места.

Зато в голове враз опустело — никаких мыслей, сомнений, решений. Один только ужас и больше ничего.

Володя боком повалился на кровать и, едва голова коснулась одеяла, застонал в него. Почуяв что-то неладное, в комнату вбежала Герда — скуля и тревожно потявкивая, стала крутиться рядом. Ткнулась мордой Володе в ладони, которыми он закрыл лицо. Ее мокрый нос приятно холодил, а дыхание, наоборот, согревало, и Володе вспомнилось старое, почти забытое ощущение из прошлого — шок от резкого контраста температур. Вспомнилась и боль — жгучая и одновременно режущая, сильная до крика, но приятная. В мозгу вспыхнула четкая мысль — Володя знает, как за несколько секунд прекратить эти мучения и успокоить себя, знает, как прогнать все эти мысли и страхи.

— Нет-нет-нет-нет, — зашептал он, — это не могло вернуться, не сейчас, не снова. Нет-нет-нет.

Володя все равно сейчас не добрался бы до ванной, чтобы включить воду, — он оцепенел. И от этого стало еще хуже, страх прочно сковал, сдавил горло, и никак не удавалось хоть немного ослабить эту хватку.

«Нужно позвать Юру, сказать, что у меня рецидив, — пульсировало в голове. — Юра придет, он поможет».

Володя, не в силах говорить, простонал Герде:

— Позови его, позови.

Но собака не знала такой команды и только неуверенно тявкнула. Сквозь вязкий ужас блеснула трезвая мысль — нужно привлечь внимание. Если Володя не может говорить, то Герда может залаять.

— Голос, Герда, — прохрипел Володя. — Голос.

Та гавкнула, он повторил команду, и собачий лай разнесся по дому. Володя стал ждать. Не понимая, сколько времени прошло — минута или час, — он снова и снова командовал:

— Голос, Герда! Голос!

Собака лаяла, но Юра не приходил.

Когда небо за окном стало светлеть, Володя, превозмогая боль, попробовал пошевелиться. Мышцы закоченели, тело еле двигалось. Он кое-как дотянулся до ящика тумбочки, нашел снотворное, выдавил в рот прямо из блистера и разжевал горькую таблетку, не запивая.

Через пару минут он смог нормально улечься на кровати, закрыл глаза, надеясь быстрее уснуть. Но, несмотря на таблетки, сон не шел. Сквозь мутную дрему Володя ждал, что распахнется дверь спальни, войдет Юра, устроится рядом и успокоит его.

Утро для Володи наступило после обеда. Открыв глаза, он посмотрел на кровать рядом — нетронутая.

Решив, что на работу сегодня не пойдет, Володя написал Лере сообщение, собрался с силами и вышел в пустую кухню. Он не знал, хочет ли видеть Юру, который так его подвел. И не знал, что ему скажет.

Тот уже позавтракал — на плите стоял остывший омлет, а в раковине засыхали невымытые тарелка и кружка.

«Надеюсь, у тебя все хорошо, Юра», — подумал Володя, открывая кран, чтобы вымыть посуду.

Сил не было даже сидеть, поэтому после завтрака он вернулся в спальню. Свернувшись под одеялом, постарался заснуть, но не смог. Смотрел усталыми глазами на снимок в рамке, что стоял на тумбочке, — их общее фото из Германии, где он целует Юру в щеку. Замечательное фото, от которого еще не веяло ромом, не несло обидой и виной.

Проснувшись ближе к вечеру, Володя решил, что паническая атака отпустила окончательно. Он полежал полчаса и хотел уже выйти в кухню, как в спальню заглянул Юра: молча лег рядом и обнял.

Володя чувствовал себя разбитым и уставшим. Не было сил злиться или что-либо выяснять. Он сполз чуть ниже, уткнулся Юре в грудь.

— Что с тобой случилось, хороший мой? — тихо спросил тот, поглаживая его по волосам. — Ты проспал почти сутки, на работу не поехал.

Если Юра узнает о панической атаке, наверняка разнервничается и начнет его лечить фигурально и буквально.

— Кажется, простыл, — соврал Володя. — Утром температура была, сейчас уже легче. Не хотел тебя тревожить.

Следующей ночью Юра опять остался ночевать у себя в кабинете. Проснувшись с утра и заметив, что половина кровати рядом снова нетронута, Володя встревожился и поднялся к нему. Он и подумать не мог, что когда-то будет в собственном доме торчать под дверью и подслушивать. Но этим утром ему пришлось поступить именно так — из кабинета доносились голоса.

Юра говорил по-немецки. Знаний Володи не хватило для перевода всего разговора, но общий смысл он уловил: Юра жаловался кому-то на жизнь и упоминал его имя. Володя так и замер на месте, прижавшись ухом к двери. Юре ответил женский голос.

«Кто это может быть? Что он рассказывает ей про меня? Вдруг он узнал, что со мной случилась паническая атака, и говорит об этом?» — Сердце сжалось.

Володя положил дрожащие пальцы на ручку, медленно повернул, чтобы не заскрипела, и, слегка приоткрыв дверь, заглянул в тонкую щель.

Юра сидел за столом, к Володе спиной, перед компьютером. А там, в скайпе, на него смотрела женщина. Володя узнал ее — Ангела, психоаналитик из комьюнити-центра в Берлине. Она задала Юре вопрос, Володя изо всех сил напрягся, переводя, и не поверил своим ушам:

— Что ты почувствовал, когда приехал в Дахау?