Увидев, что в оконном проеме появился немолодой мужчина со смеющимися глазами за толстыми стеклами пенсне, с большими губами и мужественным подбородком, тут же начал от него натуральным образом прятаться.

Тот, в свою очередь, тоже слишком старательно избегал «Валентина».

— Они в ссоре? — спросила Арина у Цыбина, когда они оказались на кухне вдвоем.

— Наоборот. Ближе людей не встретить. Видишь ли, у них роман…

Арина поморщилась. Она слыхала о таком, но это было как-то очень противно.

— В хорошем смысле. Пишут роман по переписке. Уже год. Я читал кусочек — очень приятная история. Но оба считают это делом несерьезным — так что тщательно делают вид, что незнакомы. Кстати, ты его узнала?

— Валентина-то?

— Нет, второго.

Арина задумалась.

— «Сегодня стулья глядят странно», — промурлыкал Цыбин

— Ничего себе! Неужели Агата Сердоликова?

— Она самая, самая она. Но он. Здесь, кстати, его зовут Саул.

— Почему они двое под псевдонимами? Чтобы легче было не узнавать друг друга?

— Все куда прозаичнее. Оба давно и счастливо женаты. Так что холостяками считаться не могут. Поэтому — приходят как бы инкогнито. Жены их тоже иногда нас посещают — но отдельно и тоже под псевдонимами. Не волнуйся, скоро они успокоятся в уголочке — и начнут бесконечный спор, может ли героиня простить героя за гибель котика. И если да — при каких обстоятельствах. Наорут друг на друга, выкурят по полпачки папирос, обнимутся…

— Моня, но это же совершеннейшая чушь, — перебила его Арина. — Признайся, ты меня разыгрываешь, и нет ни жен, ни котика, ни романа?

— Может быть, и нет. А может быть, и есть, — тонко улыбнулся Моня и отвернулся к столу. Арина рассмеялась. Поддерживать с ним беседу было необыкновенно легко.

— А меня тут уже обвинили в желании женить на себе половину присутствующих.

— Даша? Прекрасная девушка, но, к сожалению, слишком грезит о замужестве. Мне понадобилось очень много времени, чтобы доказать ей, что я абсолютно не подхожу на роль супруга. Так что если услышишь какие-нибудь гадости обо мне — почти наверняка это я сам придумал их персонально для Даши.

— Неужели кто-то распускает о тебе сплетни?

— Обо всех, Арина, обо всех. Здесь, по месту жительства, на работе…

— Ну не на работе же. У нас народ серьезный…

— Ага. Только еще до твоего возвращения я узнал, что у тебя роман с Бачеем, долгая, почти супружеская жизнь с Яковом Захаровичем, от которого ты в юном возрасте родила Ангела, а в свободное от любовных утех время ты хранишь в морге контрабанду и торгуешь золотыми коронками покойников.

— Какая я молодец! Прямо самой завидно. О тебе я пока что знаю только то, что ты спишь с Шориным.

— Исключено, — Шорин вошел на кухню неожиданно, — он храпит и дрыгает во сне ногами. Совершенно невозможно уснуть.

— Шел бы ты отсюда, мы тут курим и сплетничаем, а ты не терпишь ни того, ни другого, — улыбнулся другу Цыбин.

— Я бы пошел, но дамы в зале требуют тапера. Валентин будет петь. Давай, пока он не углубился в литературные труды.

Евгений Петрович, то есть, конечно, Валентин, пел прекрасно. В качестве коронного номера исполнил каватину Валентина — «Бог всесильный, бог любви» и так далее.

Потом пели другие. Репертуар был разнообразен — от помпезных до почти хулиганских.

Спонтанно образовывались дуэты и даже небольшие хоры.

Это было иногда великолепно, иногда — смешно, но никогда не скучно и не стыдно. Моня всегда помогал певцу, заглушая неверно взятые ноты бравурными аккордами, вводя в исполнение конферанс и рассыпая воздушные поцелуи.

Потом танцевали под патефон, потом просто болтали… Вечеринка закончилась затемно.

— А теперь каждый мужчина берет одну, а самый везучий — сразу двух девушек — и провожает до дома! — объявил Моня торжественно.

Арина вздохнула. До дома ей было пять минут пешком, до УГРО — минут двадцать, а до общежития — чуть ли не час. Эх, был бы тот дом…

— Дава, проводишь Арину до работы. У нее там еще оставались какие-то дела, — походя распорядился Моня.

Арина посмотрела на Моню с благодарностью. Объяснять, почему перестала ночевать

в общежитии, Арине не хотелось. Скромные девы, как оказалось, приехали из деревни — и потому первое время стеснялись города. Но быстро разобравшись, изменили порядки общежития на свой манер. Теперь там были какие-то бесконечные посиделки, постоянно сновали какие-то мужчины неизвестного статуса… Арине приходилось спать и не в таких условиях, но от нее постоянно требовали участия в ночных забавах. А петь, танцевать, готовить для чужих людей после трудового дня не хотелось категорически. Так что диван Цыбина стал для Арины новым домом.

— Вы тоже работать еще будете? — уточнила Арина у Давыда, когда они вышли.

— Мы разве на «вы»? Я пожалуюсь на тебя Моне, — с оскорбленным видом заявил он. — Но нет, я домой. Живу недалеко от работы, повезло.

Странно, быть на «ты» с Моней было просто и естественно, а вот с Давыдом сразу чувствовалась какая-то напряженность. И ведь вроде тоже коллега, тоже, вроде, приятный человек. Арине захотелось как-то разрядить обстановку.

— Ты здорово танцуешь, когда не просишь меня снять очки! — улыбнулась Арина.

— Спасибо. С тобой приятно танцевать. И все-таки без очков ты красивее, — улыбнулся он. — Извини, у тебя красивые глаза, а очки делают их меньше.

— Остается только смириться. Без очков мне страшно, — выпалила она, и сама испугалась такой откровенности.

— Найди мужчину, рядом с которым не страшно. И он будет любоваться твоими глазами.

Арина почувствовала, что хочет сменить тему.

— А Моня прекрасный аккомпаниатор, — сказала она первое, что пришло в голову.

— Разумеется. Знаешь, что у американцев Второй при драконе так и называется — аккомпанист. А Моня — лучший аккомпанист, который у меня был.

— И много их у вас было?

— Прошу вас не язвить. Единственная причина, по которой у дракона появляется новый Второй, — гибель предыдущего. Как и причина появления у Второго нового дракона. Я у Мони — первый Первый, он у меня — второй Второй.

— Извините.

— Наверное, со стороны мы выглядим смешно. Это трудно понять, что такое отношения дракона и его Второго. Я ведь всю войну полностью от него зависел. Боеспособность, здоровье, жизнь, в конце концов… Это как…

Он попытался что-то сказать, но, видно, не смог придумать нужного сравнения — и развел руками.

— Наверное, это счастье — когда в мире есть настолько близкий человек, — задумчиво произнесла Арина.

— Может быть. Я по-другому не пробовал. И это… мы уже на «ты».

— А девушки вас друг к другу не ревнуют?

— Бывает. Но пока удавалось или объяснить, или мирно расстаться с девушкой. Или ты интересуешься, насколько я свободен? Или насколько свободен Моня?

— Не путай меня с Дашей. Просто поинтересовалась. Кстати, о любви. Ты заметил, Ангел начал тебя копировать?

— Да, хотел попросить. Ты с ним ближе знакома, намекни ему, чтобы портупею изнутри мебельным лаком смазал. А то она гимнастерку красит. Будет ходить в полосочку, как зебра.

Арина засмеялась — и напряжение внезапно лопнуло с тихим звоном, как самая тонкая струна.

Июль 1946

Новая работа «Маскарада» была как две капли воды похожа на предыдущую. Тоже орсовский склад — на этот раз водоканала. И тоже — нарисованная углем маска.

Арина искала следы — но напрасно. В этот раз сработали чисто.

— Скажите, Иосиф, вы смогли по моей просьбе опросить, гм, агентуру? — обратился Цыбин к Ангелу у нее над головой.

— Опросил. Толку ноль. Сказали что я… — Ангел замялся, глядя на Арину, — …в общем, что я контуженный, потому что все знают — шлепнули «Маскарадов», а новые не появлялись. И вообще, говорили со мной как-то неохотно.

— И почему это левантийские бандиты не хотят открывать душу человеку в милицейской форме? — протянула Арина.