Когда Арина вспомнила о собрании и смогла оторваться от бумаг, надежды занять хорошее место в зале уже не было. Все места у стеночки, где можно тихо прикорнуть, пока парторг разоряется, привстав за столом с зеленой бархатной скатертью, были заняты. Заполнены были и задние ряды.

Арина еще раз тоскливо оглядела зал. В углу, в самом удобном месте, уже спал Шорин, разве что не похрапывая. Рядом сидел Цыбин, углубившись в какие-то бумаги. А вот соседний стул пустовал. Арина, поймав взгляд Цыбина, спросила жестом, можно ли, и он дружелюбно похлопал по сиденью.

Арина прошла мимо сидящих.

— Видно заядлую театралку, — ухмыльнулся Цыбин, — но после третьего звонка — все-таки спиной к залу, лицом к артистам.

— А что, уже звонили?

— Увертюра в разгаре. Тенор уже показался, но забыл взять повестку — так что убежал за кулисы, сейчас вернется.

Они с Ариной обменялись понимающими улыбками.

— Не хочу развеять очарование спектакля, но предлагаю партию в «морской бой», — промурлыкал Цыбин через пять минут, когда запыхавшийся Клим снова взошел на свое место и принялся пересказывать своими словами передовицу «Правды».

— Давайте, а то я уже читала либретто.

Цыбин протянул листочек, и они, как школьники, принялись расставлять кораблики на квадратном поле, загораживая их друг от друга ладошкой.

— А1, — торжественно произнес Цыбин.

— Обидеть хотите? Мимо, конечно. Д5.

— Ну, вы меня, смотрю, тоже не слишком уважаете, Арина… Павловна? Мимо. А давайте посмотрим, что на Д5 у вас.

— Море до горизонта. Мимо, Мануил Соломонович. А10.

— Если что, по паспорту — Мануэль. Я немного португалец. Но не придирчив, в отличие от, — он кивнул в сторону спящего Шорина. — Если хотите стать его врагом, обязательно назовите его Давидом, через «и». Он от этого бесится. А вы, кстати, попали.

— Обязательно воспользуюсь вашим советом, Мануэль Соломонович. А пока — А9.

— Мимо! Можно просто Моня. А обижать Шорина я не позволю никому. Вот тут серьезно. Я его Второй.

Арина посмотрела вопросительно.

— Если кратко — отвечаю за его жизнь, здоровье и душевное равновесие. Держу, так сказать, в боевой готовности и идеальном состоянии. Как механик при самолете или танке. Давайте попробуем В10.

— Ранили. Так скажите вашему Шорину, чтобы подстригся. Хорошо защищает от вшей и косых взглядов.

— Вши на драконах не живут. Проверено. То ли уважают, то ли брезгуют. А он не пострижется. Древняя драконья традиция. У него и отец шевелюру отращивал, и дед… Г10.

— Ранил. И серьги тоже от дедушки?

— Казацкий обычай. Означает единственного сына в семье. Типа нельзя посылать в опасные места. Но бесполезно. Сам лезет, куда погорячее. Д10.

— Убили.

— Ура!

Цыбин прокричал это, кажется, слишком громко. Весь зал и Клим уставились на него.

— Вот товарищ согласен, — нашелся Клим, — подходите, подписывайтесь.

Моня встал, приложив руку к груди, как бы намекая на поклон, и пробираясь к столу Клима, шепнул Арине:

— На что я подписался?

— Сто пятьдесят процентов месячной зарплаты на облигации.

— Этот трехпалубник дорого мне стоил, — Цыбин печально развел руками и пошел к столу.

Пока Цыбин подписывал обязательство заема, Шорин во сне оттолкнулся от стены, попытался пристроиться на плечо Цыбина, но, не нащупав его, чуть не упал, и проснулся, и принялся ошалело оглядываться.

Арина приложила палец к губам.

— Что я пропустил? — спросил Шорин шепотом.

— Потопление трехпалубного корабля ценой в полторы зарплаты.

— Это еще надолго?

— Еще полчаса минимум. А потом — продолжение только для партийных. Вы как?

— Сочувствующий.

— Тогда вам не грозит. Как раз успеете отчет доделать.

— Какой отчет?

— О сегодняшнем трупе. Даже завидую — у вас там почти без писанины в этот раз.

— У него всегда без писанины, — прошептал вернувшийся Цыбин. — Честно говоря, ваш коллега — не большой мастер словесности.

— Хоть грамотный?

— Ну… Школу закончил. А дальше все — приравнял перо к штыку и выбрал второй.

— То есть вы за своего протеже еще и всю документацию оформляете?

— Блестящая догадка, Холмс!

— Между прочим, Моня, — обиженно пробурчал Шорин, — твоя неприязнь к военным не помешала тебе дослужиться до капитана.

— Однако разница между профессиональным потомственным воякой и интеллигентом, вынужденным защищать Отечество, вполне очевидна, — горделиво заметил Цыбин, одной рукой поправляя бабочку, а другой — указывая на Шорина.

— Мануэль Соломонович, если вы такой добрый — может, и за меня напишете? А то там страниц на пять.

— Был бы рад, но время, но силы… увы, не безграничны.

— Но их хватает, чтобы делать всю работу за друга.

— Распределение сил и времени Цыбина не входит в число ваших обязанностей, — отрезал Шорин.

Арина отвернулась. Хорошо, что вскоре Клим объявил перекур, после которого начиналось собрание только для членов партии.

«Оглашенные, изыдите», — привычно пробурчала под нос Арина — и чуть не улыбнулась, когда услышала, что Моня произнес то же самое вслух. Все-таки приятный человек этот Мануэль, жаль, что так держится за своего… дракона.

Все бросились к выходу.

Арина отловила в толпе Лику — и направилась к ней, лавируя, как еще не затонувший трехпалубный корабль.

— Леокадия Викентьевна, а не выйти ли нам на крылечко, не посплетничать ли по-девичьи? — Арина говорила сладеньким голоском, но внутри вся кипела.

— Если угостишь папироской, то запросто.

Но крыльцо было уже занято — на нем Цыбин с важным видом поучал Васько. Тот внимал каждому слову, разве что не записывал. До Арины долетело:

— И главное, учти, она больше всего ценит в своей внешности глаза. Так что обязательно что-нибудь про них заверни. Но без пошлостей: никакой там «бирюзы», никаких «небесных глаз»… Придумай что-нибудь оригинальное, например…

— Напомни мне поговорить с Тоней Янкевич о моральном облике советской ведьмы… — Лика взяла Арину под руку и повела ее за угол, к дровяному сараю.

Возле сарая они и уселись на почти сухой колоде.

— А теперь объясни мне, в чем смысл использовать вместо примуса доменную печь, — начала Арина.

— Догадываюсь, про кого ты.

— А что тут догадываться? Более заносчивого, глупого и некомпетентного человека найти было трудно. Я понимаю, что на фронте драконы на вес золота, но нам здесь оно зачем?

— Скучаешь по Маринке? — спросила Лика, глубоко затянувшись.

— Это тут ни при чем, — сказала Арина, но почувствовала, что врет.

— Она держала Мыс неделю после того, как были захвачены остальные форты, — Лика говорила глухо, не глядя на Арину, — до последнего. Мыс взяли не с моря — а со стороны Левантии.

Со стороны Левантии. Значит, Маринка держала форт, когда город был уже взят. Арина вспомнила карту фортов, висевшую в классе истории. Двадцать один форт, делавший Левантию, а значит — и всю Украину, а значит — и всю страну, неприступной с моря. От Князя Кирилла, стоящего так далеко в море, что даже не видно с Андреевской Горки, до Мыса — на самом берегу. На Мысе Арина даже была в детстве, когда у коменданта Мыса разболелся зуб — и папу вызвали для срочного лечения. Папа ворчал, что проще было бы господину офицеру, то есть товарищу командиру, пройти до кабинета, там и чище, и светлее, и бормашина новейшей

немецкой конструкции. А Арина, открыв рот, разглядывала замшелые стены, огромные оружейные механизмы, крохотные окна-бойницы, бесконечные переходы.

Арина представила себе среди этих темных, почти тюремных стен маленькую Маринку

в больших очках, в рваном рябчике не по размеру, в штанах-клешах — а может, в рваной юбке до пят — и как она держала форт до последнего.

Арина мотнула головой, отгоняя видение.

— Лика, зачем тебе дракон?