— А у меня — никаких шансов?

— Не, пацан, это либо с рождения, либо никак.

— То есть я никогда не буду как вы?

— А что я? Вот бабка твоя…

— Расскажете?

Цыбин встал со своего сидения — и жестом пригласил Ангела поменяться местами.

— Это теперь надолго… — вздохнул он, присаживаясь рядом с Ариной.

Но доехали быстро, Шорину пришлось пообещать Ангелу, что на обратном пути расскажет еще.

Орсовский склад Левантийской судоверфи, бывший склад Федяковых, по-купечески добротное и унылое здание из грязного красного кирпича, прятался за бетонным забором с узкой проходной и шлагбаумом для грузовиков.

Катафалк, впрочем, внутрь не пустили — пришлось спешиться.

— Сахар-рафинад колотый — десять мешков, мука пшеничная сорт первый — восемь

мешков, сорт второй — двенадцать мешков… — монотонно перечислял потери завскладом, глядя в ведомость.

Цыбин слушал, тоскливо разглядывая «автограф» банды — нарисованную на стене углем черную маску-домино, похожую на поваленную букву В. Арина ползала среди нагромождения продуктов, как Папанин среди торосов. Все было понятно, но ничего не ясно. Вот тут взяли, вот сюда поволокли, передавали по цепочке.

А дальше?

— Эх, собачку бы нам, следы вынюхивать, — вздохнула Арина.

— У нас этот вместо собачки, — кивнул Мануэль на Шорина. — Хочешь — можешь сахарком угостить.

— Я, между прочим, все слышу, — пробормотал Шорин, — Монь, опять фонишь.

— И что сделаешь? Укусишь? — улыбнулся Цыбин, но отошел.

— О! Другое дело. Чисто, следов нет.

— О! Есть след! — почти одновременно воскликнула Арина, — хорошо так наследил, прямо в муку вступил. Впрочем, бесполезно. Сапог кирзовый рядового или младшего командного состава армии, без каких-то характерных отличий. Размер сороковой — тоже вполне стандартный.

След Арина, конечно, сфотографировала, но, как любил говорить Евгений Петрович, «для семейного альбома» — то есть абсолютно не веря в пользу дела.

— Простите, Давыд Янович, не знаю, как фонят, но свет вы мне загораживаете, — обратилась она к Шорину.

Тот пожал плечами и вышел на свежий воздух. Послонялся, насвистывая, по двору, остановился, замер — и вдруг закричал:

— Моня, быстро сюда, тут это… след.

Цыбин подбежал с другого конца двора, где общался с унылым завскладом, Ангел выскочил откуда-то из конторы, даже Арина пришла глянуть на редкое зрелище.

— Значит, вот тут он начал мутить.

— Что делать? — не понял Ангел.

— Проявлять в деле Особые способности, — объяснил Цыбин, — давай отойдем на пару шагов — не будем мешать.

— Воздух, четверка. Настроение — приподнятое, веселое. Куражился он, развлекался так. Сытый, здоровый… здоровая.

— Женщина? — переспросил Цыбин, — Откуда понял?

— У нее эти… регулы, — Шорин как будто даже слегка запнулся и покраснел.

— Значит, в остальное время она тройка. Ага, дальше.

— А дальше интереснее. Умело тетка работала. Шла вон туда, но мутить не переставала.

Шорин показал рукой, а потом сам пошел в том же направлении. Арина только сейчас заметила, что глаза у Давыда были закрыты. Но шел он быстро, уверенно, и впрямь напоминал овчарку, взявшую след.

Все трое почти побежали за ним. Шорин провел их в угол двора, на мощеный пятачок размером с баскетбольную площадку, примыкавший к углу склада.

— Тут у них грузовик стоял, говорят — угнали. Видимо, на нем шамовку и увезли, — пояснил Ангел, — заодно и кладовщика прихватили.

— Еду, не шамовку, — на автомате поправила Арина.

— А дальше она намного быстрее двигалась, но при этом уставала меньше… — в голосе Шорина появилась задумчивость. — Ну то есть в машину села. Но при этом мутила вовсю.

Шорин бросился в сторону шлагбаума.

— Дальше на катафалке надо. Они по дороге ехали. Если пешком — придется по проезжей части идти… — Мануэль за руку, как слепого, отвел Шорина к машине.

Арина с Ангелом запрыгнули в катафалк, Шорин сел рядом с Вазиком, Цыбин — у него за спиной.

— Тут налево, — сказал Шорин, не открывая глаз, — дальше метров через сто — направо.

«Маринка так не могла», — пронеслась у Арины мысль.

— Метров двадцать — и резко направо, — произнес Шорин все так же уверенно.

— Там поворота нет, — тихо возразил Вазик.

— Сказали — сворачивай, значит сворачивай, — отрезал Цыбин. Катафалк забился на ухабах обочины.

— А вон ведь след шин, — показала Арина, — значит, верно едем.

— Он не ошибается, он дракон, — восхищенно пискнул Ангел.

Проехали еще метров сто.

— Тпр-ру, — вдруг резко крикнул Шорин и открыл глаза. — В смысле, остановите, пожалуйста.

Огляделся растерянно, как только проснувшийся человек.

— Все, перестала она мутить. Вот тут.

— Арин Павловна, оглядитесь? — попросил Цыбин.

Арина вышла. Они оказались на берегу, поросшем высокими кустами. В одном месте кусты были заметно прорежены — даже издалека Арина заметила сломанные ветки.

За кустами скрывался небольшой обрыв — метра два.

— Не поможете спуститься? — неуверенно попросила она, обращаясь ко всем троим сразу. Шорин и Ангел, не сговариваясь, сиганули вниз и встали как два рыцаря, протягивая руки.

Арина оперлась на обе — и сошла бы, наверное, царственной походкой, если бы не скользкая глина под каблуком. Так что съехала.

И почти сразу же наткнулась на кладовщика. Он лежал у самой кромки прибоя, лицом вниз.

— Ребята! Быстро сюда! Он живой! — закричала Арина, нащупав слабый, но вполне убедительный пульс. — В рубашке мужик родился — мог шею сломать, мог захлебнуться — но жив же, жив!

Ангел и Шорин взяли кладовщика на руки.

— Погодите, может, рядом есть пологое место — тут вы его не вытащите, — Арина метнулась в сторону.

Мужик был невозможным везунчиком — действительно, не слишком далеко к воде спускалась тропка. Узенькая, крутая, но проходимая.

Мужчины, как могли осторожно, донесли пострадавшего до катафалка. Кладовщика пристроили на полу, и Арина внимательно его осмотрела.

— Вацлав Михайлович, дуйте в больницу! Он в шоке, но серьезных повреждений нет.

— Ну, если нет, — рассудительно заметил Вазик, — давайте я вас тогда у вашего сарая выкину, благо по дороге, а его сам сдам.

Арина кивнула благодарно. И еще раз с грустью подумала, почему такому золотому Вазику достался такой негодный сын.

— Ангел мой, это же шутка, правда? Ты же не отдашь вот это, — Арина потрясла мятым листом бумаги, — Мануэлю Соломоновичу?

— А что? Нормальный протокол…

— Осенька, тут двадцать три ошибки. На одну страничку. Это не считая того, что ты употребил такие, гм, не слишком подходящие для протокола слова, как «шамовка», «халява» и вот этот оборот «пошли на тихую»… Ну не пишут так, не надо. Ты же можешь по-человечески, что с тобой, Ангел?

— Да не могу я! Как об этом складе думаю, сразу жрать охота, аж жуть! У них там, я посмотрел, и мясо американское в банках такое, с ключиком, вку-у-у-у-усное, и пряники мешками, и даже халва!

Арина печально посмотрела на Ангела. Она старалась видеть в нем взрослого человека, коллегу, но видела только растущего, а оттого вечно голодного мальчика.

— Так, халвы у меня нет, но вот хлеб, и даже с сахаром, — найдется. Сейчас чаю попьем — а потом исправишь все ошибки. Договорились?

— Идет!

За чаем Ангел болтал исключительно о драконах. Какие они кле-е-е-е-е-евые, мощные

и прекрасные. Арина слушала, закатывая глаза, при этом успевала править ошибки в Ангеловом протоколе.

— Ты восьмилетку-то закончил? — спросила она вдруг, оборвав его восторженный писк.

— Ну вы сами знаете, как-то не до того было.

— Так запишись в вечернюю. У тебя вся жизнь впереди, образование пригодится. Не до старости же тебе в операх сидеть. Выучишься, станешь кем сам захочешь — хоть следователем, хоть инженером, хоть врачом.