"Убью тебя!"

Гвен подняла меч, но позволила ему приблизиться.

Когти ударились о ее нагрудник и пробили сталь, поднимая ее над землей, как мешок с мясом. После всех полученных ран боль принцессы казалась быстрой, почти терпимой.

А затем, когда мумия радовалась его победе, Гвен подняла свой клинок и пронзила его череп.

«А… ага!» Мумия захихикала от его безумия, находя большее блаженство в убийстве принцессы, чем страх в его неминуемой смерти. Его древнее тело рухнуло и превратилось в пыль за считанные секунды, превратившись в не что иное, как старый пепел на земле.

Лезвия все еще были в ее груди, ее левый глаз был в кровавой яме, Гвенхифар рухнула на себя. Она истекала кровью, ее тело онемело от боли и беспомощности.

Предупреждение: критически низкий уровень HP!

Уведомлений с поздравлениями и предложениями не пришло. Иггдрасиль не давал спасения обреченным. Вместо этого, когда она отдыхала в собственной крови, Гвенхифар взглянула последним глазом и увидела вампирское лицо Морганы, улыбающееся ей.

«Думаю, я должен позаботиться о тебе, Гвен». Существо ласкало волосы своей «сестры», ее пальцы не касались [Амулета Авалона]. «Не волнуйся. Я тебя не убью. Это твое тело, эта жизнь, которую ты растрачиваешь… Я завидовал ей с того момента, как увидел твое прекрасное лицо.

«Ступай… к Хель…» — прошептала в ответ Гвен, изо всех сил пытаясь дышать, ее легкие горели от боли.

«Я выпью твою кровь и возьму твою оболочку как свою собственную», — тихо прошептала тварь на лице своей сестры, показывая клыки. «Я никогда раньше не была принцессой…»

В склепе эхом разносились шаги, тяжелые и мощные. Моргана попятилась от шеи Гвенхифар, глядя на невидимого новичка. "Ты?" — прошептала она, ее ликование сменилось резким бредовым ужасом.

Клеймор обезглавил вампира так быстро, что Гвенхифар даже не заметила этого.

«Уходите», — сказал знакомый голос, высокая фигура в броне отбрасывала труп. В считанные секунды останки Морганы обратились в пыль, призрачный демон сбежал от трупа и сбежал через туман.

Мой рыцарь… воскликнула маленькая девочка внутри Гвенхифар, когда он поднял глаза на своего спасителя. "Ланселот?"

Нет. Не Ланселот.

Пламя почернело его доспехи, и угли все еще тлели на поверхности, выпуская в воздух неестественный дым. Кто-то нанес на пластины пылающие руны рядом с символом на груди; это огненный меч Каламити Сурта. Его клеймор превратился в копию клинка Сурта [Лаэватейна], рунического длинного меча, горящего так ярко, что на него было больно смотреть.

В доспехах обитал труп. Почерневший скелет с огненными ямками вместо глаз; пылающий двигатель нежити, питаемый ненавистью. За его спиной съежилась карга с малиновым рубином на лбу, трусливый лакей, трепещущий перед великим злом.

«Ты храбро сражалась, Гвенхифар, но это конец. Конвергенция больше не может быть остановлена, и Авалон падет». Черный рыцарь смотрел на нее сверху вниз, казалось, со смесью презрения и сострадания. «Ты проиграл».

«Ланселот… ты был…»

«Твой Сияющий рыцарь давно погиб от руки милорда, дитя!» Ведьма захихикала, но один взгляд [Рыцаря смерти] заставил ее замолчать.

«Я победил его в честном бою и взял его плоть как свою собственную», — заявил рыцарь. «Дар Локи, способный обмануть даже величайшие гадания Всеотца».

Горящие глаза [Рыцаря смерти] смотрели в глаза Гвен.

«Я Медро».

"Почему…"

«Вы умная девушка, Гвенхифар. Осмелюсь сказать, моя любимая племянница. Так что поверьте мне, когда я говорю, что в этом нет ничего личного, потому что я зла только на вашего отца. Мой брат Зигфрид должен знать мою боль в наказание за свои преступления; смотреть, как гаснет вся его линия. Кровь за кровь."

Он поднял свой меч над ее головой, как топор палача.

«Я сожалею об этом, дорогая племянница», — сказал [Рыцарь смерти] пустыми и лишенными эмоций словами. «Асклепий, ты отомщен».

Меч упал, когда амулет Гвен обжег ее кожу, и все потемнело.

День смерти Лайонесса был действительно мрачным.

По мере того как слезы Хельхейма разливались по небу, люди молились. Молились своим богам, чтобы даровать их избранному непобедимому принцу победу. Тому, кому суждено было править Авалоном. Тот, кому суждено было победить зло.

Они были так уверены в его победе, что очень немногие покинули город. Тяжелые торговцы, сомнительные крестьяне, мудрые культисты или хитрые негодяи предупреждали заранее. Они бежали от пурпурного тумана, просачивающегося в город, пока он не заслонил собой солнечный свет. Другие прятались в своих подвалах, на берегах или в конспиративных домах.

Они были мудрее, и только они рассказали истории о гибели города.

Беспокойные мертвецы поднялись первыми.

Гробницы открыты изнутри; зашевелились старые кости, закопанные под домами; трупы гигантов, дремлющие в озере, открыли им глаза. Десяток роз, потом сотни, потом тысячи. Нечестивые мертвецы, осужденные в Хельхейме за свои грехи, неверность, недостойность или болезни, вернулись в мир живых; их души пересекают трещины, чтобы завладеть оболочкой из пустой плоти.

И они были мстительны.

К ним присоединились стаи паразитов, призванных волей змея внизу. Змеи, крысы, личинки, черви, вороны, падальщики приходили со всех сторон; паразиты высыпались из трупов зверей, а болезни задыхались в воздухе, вызванные гневом самой Хель. Гордый город был осажден со всех сторон.

Солдаты и сторожа храбро сражались, чтобы защитить свой дом, но каждый павший пополнил ряды своих врагов. Может быть, если бы на молитвы их священников ответили, они смогли бы сдержать волну смерти; но их магия подвела их, их заклинания заблокированы темной силой, исходящей снизу. Крики утонули в тумане, и ни один дом не остался нетронутым. Пока мертвые бродили по улице, никто не был в безопасности. Сами боги покинули их.

Разломы в космосе увеличивались, пока кто-то не смотрел на них с другой стороны.

Рогатое лицо Падшего Бога Локи Лауфейсон вглядывалось в пропасть, его зловещий, пламенный взгляд со злобой глядел на город внизу. Не в силах преодолеть крошечную щель из своей тюрьмы Хельхейм, он рассмеялся от мрачной радости, когда нежить опустошила город, как ребенок, смотрящий театральный спектакль. Изверги, преданные его службе, стекались сквозь слезы, горгулий, летучих мышей и ядовитые ужасы извне. Они распространяются по небу и сельской местности, чтобы убивать, убивать и убивать.

В течение трех часов когорта погибших превзошла численность живых в десять раз.

В течение четырех лет на улицах Лионесса не осталось ни одного живого человека.

Затем нежить и демоны распространяются за стены, чтобы захватить окружающий регион. В течение нескольких месяцев монстры будут преследовать леса и холмы; никто не будет чувствовать себя в безопасности ночью. Воздух был наполнен ужасом и проклятиями.

На пятый час центральный район Лионесса рухнул сам, дыра открылась прямо под его основанием. Яма, извергающая туман и гниль, расширилась, пасть жаждет свежего воздуха. Внизу, в темной бездне, демоны наблюдали, как еще один город, похороненный под Лайонессом, возвращается из мертвых; город нежити Настронд снова восстал, печать сломана.

А потом, на шестом часу, трещины перестали расширяться. Ткань миров держалась, и Мировое Древо Иггдрасиль не рухнуло. Рагнарок не стартовал, и космос не разразился хаосом.

Слезы в космосе сжались сами собой, хотя темные туманы Хельхейма остались, чтобы отравить Мидгард. Рычание Бедствия Локи отозвалось эхом в последний раз, когда он увидел, что его шанс на побег упал, а его тюрьма закрылась сама по себе.

Когда к седьмому часу разломы закрылись, остались только мертвецы и пожиратели падали.

Лайонесс наконец замолчал.

Изолт проснулась в окружении мертвецов.

Она была в каком-то подземном городе-гиганте, которую осторожно несли два рыцаря-нежить; их руки были холодными на ощупь, неподвижными, как могила. Ее дыхание было медленным, ребра, разбитые линнормом, все еще были сломаны.