— Я не хочу верить в эту историю… — протянул Хэммон, когда отшельник закончил рассказ. — Клянусь Лунами, не хочу…
Повисла какая-то неприятная, тревожная тишина. За окном была глубокая ночь, в камине негромко потрескивали дрова. Таверна уже давно опустела, посетители разошлись по своим комнатам. Рейн, Сатин и Мидир с Хэммоном сидели за сидели в дальнем углу, за столом, накрытым белоснежной скатертью. Отшельник уже час рассказывал Хэммону обо всём, что с ними произошло, и его рассказ был настолько необычен, что Контрабандист с каждым новым словом своего старого знакомого все больше хмурился и, наконец, совсем помрачнел.
— Я знаю, что это звучит как легенда, — проговорил отшельник, — Но я видел это. Мы трое видели. Поверь, эту броню и маску ни с чем не спутать.
Хэммон задумчиво вертел в руках наполненный красным вином хрустальный бокал, его глаза напряжённо вглядывались в лицо друга.
— Эти твои подопечные… они шли с тобой от самого Кельтхайра, так ведь?
— Да. — кивнул Мидир. — Рейн — из Улады, Сатин — огнепоклонница, из Дома Чистоты.
— И юноша этот — Иеромаг… — глаза Хэммона заинтересованно блеснули. Он устремил взгляд на Рейна — внимательный, долгий взгляд, словно хотел определить, что за человек перед ним, понять, как он мыслит, на что способен. — Я ещё не видел уладцев, способных на такое — кроме, конечно, Зилача.
— Вы его знаете?! — удивился Рейн. — Откуда?
— О! — Хэммон поднял вверх указательный палец. — Занятная история… Мы давно знаем друг друга — Я, Зилач, Мидир… Мы называем себя Долл Аммертайл, Слуги Разума. Наше общество основал Лиммен Талессин, также известный как Король Книжников — один из величайших Иеромагов в истории. Мы поклялись искать знания, настоящие знания о гибели мира и Войне Лжи. Уж слишком много странного было в тех легендах о Благих и Непрощённых, что рассказывают нам с детства… Какие силы Творец Творения дал своим слугам? Почему произошло Предательство? Как Благим удалось победить своего страшного противника? Все эти вопросы волновали нашу четвёрку. Это было лет двадцать назад. Тогда мы были молоды, жили и обучались в Авестинате при дворе Совершенного и потому имели доступ в Дом Мудрости — библиотеку Дворца Истин… — Хэммон откинулся на спинку кресла и сделал большой глоток. — Мне иногда кажется, что нам лучше было оставаться в неведении…
— О чём вы говорите? — спросил Рейн. Ему показалось, что он уже знает ответ.
— Лиммен был лучшим среди всех нас. Он постоянно пропадал в Доме Мудрости, чуть ли не жил там — надеялся, что найдёт что-то стоящее.
Хэммон умолк, давая своим слушателям возможность переварить услышанное. Юноша почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
— В какой-то момент его увлечение переросло в настоящую страсть. Он почти не покидал Дом Мудрости, много говорил о каких-то книгах, о скрытых знаниях, о том, что скоро узнает правду о том, что произошло с миром. Мы спрашивали его, но он говорил, что объяснит всё позже. Он всегда был замкнутым, Лиммен… никому не доверял, даже своим друзьям. В один день он прислал нам письмо, в котором просил о встрече. Мы встретились на постоялом дворе недалеко от Дворца Истин. Лиммен выглядел каким-то подавленным и встревоженным. Сказал, что ему необходимо покинуть Дворец. Просил спрятать его, постоянно бормотал что-то о Непрощённых и об угрозе, что нависла над миром. Это был последний раз, когда мы видели его живым. На следующий день в Доме Мудрости произошёл пожар. Один слуга рассказал нам, что незадолго до этого к Лиммену приходил какой-то человек. Они о чём-то долго разговаривали. А потом тот человек ушёл, и вскоре после этого библиотека загорелась. В огне погибла большая часть книг. Бедняга Талессин тоже не уцелел — в развалинах нашли обугленное тело. Через несколько дней меня, Зилача и Мидира обвинили в поджоге, и нам пришлось покинуть Авестинат. С тех пор мы посвятили себя одному — не допустить возвращения зла, которое когда-то поставило мир на грань гибели.
— Бессмертные? — вырвалось у Сатин. Рейн был даже рад этой внезапной реплике — за весь вечер огнепоклонница не проронила ни слова, замкнувшись в себе.
— Я был бы счастливейшим из людей, если бы нашей главной проблемой были эти существа из металла. — заметил Мидир. — Нет, всё гораздо сложнее… Лиммен что-то нашёл в этой библиотеке — что-то такое, что его погубило. И эти его последние слова… С чего мы вообще взяли, что победа человечества в Войне Лжи окончательна? Что-то странное творится в нашем мире, странное и запутанное. В Уладе идёт война, Кайсарум стягивает войска на побережье. На всём континенте сейчас неурожаи, а из Келейниона приходят страшные вести… слухи о чёрном ужасе, о тумане, который пожирает города и земли.
Рейн поёжился — он вспомнил, как кузнец Фиахна рассказывал ему о событиях в этом далёком западном герцогстве.
— Давайте не будем о грустном. — предложил Хэммон, вновь наполняя свой кубок. — У нас в городе говорят: уныние — худшее из преступлений. Пока вы в Лепте Великой, вы — мои гости. Кстати, что вы намерены делать дальше?
— Мы хотели обратиться к тебе за помощью. — ответил Мидир. — Нам надо переправиться через Неспокойное море и попасть в Авестинат, к Совершенному. Маха-Эмайн в осаде, так что порт Лепты Великой показался мне наилучшим выбором.
Хэммон понимающе кивнул, но затем нахмурился: — Неспокойное море… это будет трудно. Наместник запретил выпускать из гавани все корабли, кроме военных.
— Забери меня Медб! — выругался отшельник. — Когда это произошло?
— Не очень давно. Примерно полмесяца назад. Купцы, конечно, возмутились, но против распоряжений наместника они ничего сделать не в силах.
— Странно… — Мидир даже отложил свою трубку и посмотрел в окно, словно высматривая там корабль, который сможет переправить их на другой берег. — Наш путь от Дома Конна до города как раз занял около полумесяца…
— Думаю, я смогу вам помочь. У меня хватает хороших знакомых и должников, чтобы достать пропуск. Моя “Северная Звезда” давно не выходила в море… завтра всё обсудим, а сейчас вам лучше отдохнуть. Комнаты для вас уже готовы. Готов поспорить, вы успели соскучиться по тёплой постели и горячему очагу, пока были в пути.
***
Откуда-то издалека доносились раскаты грома. Оранжевое пламя металось в факелах, хотя ветер не проникал в этот странный, похожий на склеп коридор. Гладкие каменные стены отливали синевой. Прохладный воздух обволакивал тело, как саван.
Сатин была во сне.
Она видела свои обутые в чёрные сапоги ноги, что ступали по каменным плитам, слышала своё спокойное, ровное дыхание.
Девушка огляделась.
Вокруг неё — каменные стены, холодные и гладкие, как лёд. Позади — каменная плита, впереди — тяжёлая завеса мрака, которую через равные промежутки разрывает пламя факелов. Где-то в глубине коридора мерцает ровный красный свет.
Сатин вздохнула и зашагала вперёд. Один шаг, второй, третий… В скудном свете факелов она видела, что в стенах с обеих сторон были двери, но почему-то знала, что все они заперты. Странный сон. Какое-то чувство навалилось на неё — липкая, безотчётная тревога холодом растекалась по телу, заставляя сердце стучать чаще. Возникло беспричинное, тяжёлое ощущение чего-то непоправимого. Что-то должно было скоро произойти, но что именно — она не знала. Она остановилась перед одной из дверей, провела пальцами по холодной деревянной поверхности и пошла дальше. Температура в коридоре начала падать, стены покрылись инеем, а красное сияние впереди, казалось, так и не становилось ближе. Это место совсем не напоминает тот корабль, о котором они недавно говорили…
Сатин задумалась. Корабль? Почему-то ей было трудно сосредоточиться, мысли разбегались, как стайка светлячков, пока она шла по коридору. Что-то не так. Она ощутила это в воздухе, хотя и не могла объяснить, в чем дело. Ей нужно… что-то вспомнить, да? Или кого-то… кажется, у неё были друзья. Они куда-то шли, и их цель имела какое-то значение. Друзья… или просто знакомые? Родители? Странное дело, всё как в тумане. Сатин тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок, но это не помогло. В конце концов девушка просто перестала размышлять над всем этим. Было тихо. Только звуки её шагов разносились по коридору. Они казались слишком громкими — быть может, из-за того, что она была совсем одна в этом странном месте. Одна во всём мире, где нет ничего, кроме её собственного дыхания, биения сердца и щемящей пустоты в груди.