— Мидир, а что ты думаешь насчёт этого Элиаса Чёрное Солнце? Он ведь хочет только одного — захватить уладский трон?

— Конечное Воскрешение, — мрачно ответил Мидир. — В священных книгах Авестината говорится, что рождение Чёрного Солнца, что бы это ни значило, будет одним из признаков гибели мира. Будем надеяться, что это совпадение. Элиас, кем бы он ни был, обладает большим могуществом. То, как он руководит, как действует… это непохоже на поведение обычного претендента на престол. Никто никогда не расправлялся с непокорными тэнами, как с преступниками. Казнить казнили, но вешать… странно всё это. И титул необычный — Автократор. И ещё эта магия…

— А что это такое — Конечное Воскрешение? — Рейн вспомнил, что Сатин что-то об этом говорила.

— Последняя битва между Ложью и Истиной. Если ты помнишь, седьмой Мост также именуют Мостом Правосудия. Сейчас это место закрыто для человечества. Придёт время, и Иеромаги со всего мира смогут ступить на него, чтобы принять участия в Аташ Кэрэти, Последней Битве. Избранником Творца будет Саошьянт, Защитник Истины. Против него и всех праведников выступит Тенетворец, сильнейший среди слуг Ненавистного. Они сразятся на Седьмом Мосту, и победитель получит не только власть над миром, но и Флейту — самый великий дар Творца, который был спрятан после Предательства.

Саошьянт… Рейн задумался, несколько раз повторив про себя диковинное восточное слово.

— А как люди поймут, что всё началось? Должны быть какие-то знамения, верно?

— Именно так. Существует великое множество пророчеств и прочей ерунды, и каждое из них непохоже на остальные. Тем не менее, основных признаков три: Чёрное Солнце, Белый Огонь и Багряная Чума. И нет, я не стану объяснять тебе, что они означают — никто этого не знает, а если когда-то и знал, то давно умер.

Рейн непонимающе нахмурил лоб.

— Ты хочешь сказать, что в Авестинате ожидают конца света, но не знают, чего именно ждут?

— Именно так. Мать Церковь так и не смогла внести ясность в этот вопрос — большая часть святых книг была утеряна в огне Войны, нынешние священники и жрецы огня не обладают даже половиной необходимых знаний…

Мидир замолчал, думая о чём-то своём.

Последние три дня они провели в пути, почти не вылезая из сёдел и останавливаясь только на ночлег или для того, чтобы размять уставшие ноги.

— Свои настоящие имена мы использовать не будем. — предупредил Мидир, когда их кони взобрались на высокий холм и перед путниками наконец замаячили очертания крепостных стен. — Запомни, Рейн: Я — Галвин, Сатин — Гвендолин, а ты…

— Да, я помню. Реган. — юноша нетерпеливо тряхнул волосами. Ему не терпелось поскорей увидеть Лепту Великую. Интересно, как это — жить в месте, где ты не знаешь всех по имени? Для него, обитателя отдалённой глухой деревушки, города были чем-то не особо понятным — местом, куда несколько раз в год отправлялись старшие, чтобы продать редкий в последнее время излишек зерна. Города были сосредоточием слухов, в них — если верить тем же слухам — жили святые жрецы уладских богов, торговали заморские купцы, стояли особняки знати и прекрасные дворцы. И теперь он сам увидит город, к тому же в чужой стране! Рейн одновременно чувствовал воодушевление, смешанное с робостью и, быть может, страхом.

— Теперь поговорим о тебе. — отшельник повернулся к Сатин. — В Кайсаруме сероглазых не любят — думаю, ты это сама знаешь не хуже моего. Нам надо, чтобы ты была незаметной, чтобы привлекала к себе как можно меньше внимания. Понятно?

— Хорошо. — кивнула огнепоклонница. После того разговора у костра она была особенно молчалива и говорила только тогда, когда к ней обращались. — Я надену капюшон.

— А почему мы должны прятаться? — спросил Рейн. — Так далеко от Улады… Почему мы не можем просто… ну, просто быть собой? Мидир вздохнул.

— Потому что за нами, скорее всего, будут следить. Лепта Великая — единственный крупный порт в этих местах, не считая, конечно, Махи-Эмайн — но уладская столица сейчас осаждена войсками восставших тэнов, туда не пройти. Значит, наш враг, кем бы он ни был, знает, куда мы отправимся. Ему известно, что единственным безопасным местом для нас будет Авестинат. Здесь, в Лепте Великой, нам следует быть особенно осторожными. В больших городах всегда много людей, и далеко не все из них доброжелательны к чужакам. К тому же, в городе сейчас полно солдат. Император Кайсарума что-то затевает, и я бы дорого заплатил, чтобы узнать это.

К городу они подъехали в сумерках. Тяжёлые, окованные полосами железа ворота были открыты. Когда путники приблизились, на троицу устремились настороженные взгляды четырёх стражников, которые стояли у стены с копьями наперевес.

— Кто такие? Куда следуете? — спросил один из них, преграждая им путь. Он был немолод, с сединой в волосах, но его плечи бугрились мышцами, а руки были мощными, как у кузнеца.

Сатин, уже собравшаяся было представиться, вдруг передумала. — Мы из Улады. — сказала она и опустила глаза. — Меня зовут Гвендолин, а это моя семья — Галвин и Реган. Хотим увидеть дворец наместника.

Стражник нахмурился. — Покажите подорожную. — сказал он сурово. — по указу наместника в город можно пройти только по пропускам.

Мидир, до этого момента молча следивший за происходящим, вышел вперёд. — Простите, почтенный, — медленно заговорил отшельник, — не могли бы вы рассказать нам о наместнике Мании? Я слышал, его щедрость безгранична, но в городской казне слишком мало золота, чтобы по достоинству оценить труд доблестных воинов Кайсарума… Говорят, наместник иногда награждает за верную службу.

Лицо стражника тут же смягчилось и просветлело, будто по волшебству. Настороженность сменилась выражением заинтересованности. — Ты прав, странник. — ответил он, хитро ухмыляясь. — Наместник Маний ценит своих солдат, но вот незадача — казна в последнее время совсем опустела…

Мидир поспешно сунул руку за пазуху и достал увесистый кожаный мешочек.

— Вот. — сказал он, отсчитав четыре золотых. — Это вам за все ваши хлопоты. Надеюсь, этого хватит, чтобы достойно вознаградить вас за труды.

Стражник посмотрел на него, потом на Сатин и Рейна, после чего проворно спрятал деньги и отступил назад. — Добро пожаловать в Лепту Великую, благородный господин. Он махнул рукой, и его товарищи отступили, давая дорогу.

— Ну и ну. — пробормотал Рейн, когда ворота за ними закрылись. — Никогда не думал, что можно вот так просто разобраться с этими солдатами.

— Не всегда стоит полагаться только на силу или хитрость. — подмигнул отшельник. — В Кайсаруме говорят: иному слово не скажи, а монету покажи.

Они проехали через ворота, миновав узкий проход в массивной крепостной стене, и оказались в городе. У Рейна сначала даже дыхание перехватило. По обеим сторонам стояли дома, словно сошедшие со страниц древних сказаний — высокие дома из белого камня с крышами, покрытыми красной черепицей. Невысокие заборы, сложенные из того же камня, надёжно скрывали от чужих глаз то, что происходило во дворах. Вокруг царило оживление. Казалось, все жители города высыпали на улицы. Повсюду сновали люди, одетые кто во что горазд. Здесь были и расшитые золотом кайсарумские кафтаны, и уладские меховые шубки, и плащи, и ещё много другой одежды, о которой в Уладе и знать не знали.

Шум толпы оглушил Рейна, который, позабыв обо всём на свете, во все глаза разглядывал город. Сначала Рейн испугался, что их могут заметить, но местные жители не обращали на них никакого внимания. Все были слишком заняты, чтобы отвлекаться на чужаков. Люди толкались, торговались, спорили, смеялись, плакали, пели и ругались. Одни куда-то спешили, вторые неспешно прогуливались по улицам, третьи продирались через людскую толчею, энергично работая локтями. И все это — в окружении пёстрых шатров, палаток, навесов и просто нагромождений ящиков и бочек. Почти на каждом шагу встречались лавочники, которые зазывали приезжих поглядеть на товары, от разнообразия которых рябило в глазах. Здесь были и ткани, и еда, и оружие, и украшения, и инструменты, и посуда, и даже диковинные птицы в клетках.