— У вас на Западе все так безумны?

В её глазах вспыхнули искры гнева, но тут же погасли. Она рассмеялась.

— Я и забыла, как неспокойно сейчас в Уладе. Не вини себя, добрый человек. Я сама виновата — это одеяние — она указала на плащ с капюшоном — способно испугать многих.

Только сейчас Рейн заметил, что чужестранка была очень юной — в Кельтхайре таких даже замуж не выдадут. И глаза у неё — вовсе не алые, а серо-стальные, как расплавленная ртуть. Тёмные волосы едва доставали до плеч. Её закутанная в чёрный плащ фигурка выглядела такой хрупкой, что Рейн смутился ещё сильнее. Он с силой вогнал кинжал в ножны и повторил:

— Что ты здесь делаешь?

Склонив голову чуть влево, она внимательно разглядывала Рейна — будто в душу смотрела.

— Да так. По лесу иду. — В её глазах появились хитрые огоньки. — Мне надо в Кельтхайр. Я прибыла в Уладу из Авестината.

— По лесу? Одна? — Рейн и сам толком не понимал, зачем задал этот вопрос.

Девушка кивнула.

— Я ищу кости короля Конхобара.

— К-кости? По её глазам нельзя было понять, говорит она серьёзно или просто издевается.

— Ну да, кости. — девушка заговорщически понизила голос. — Я ведь колдунья. Хожу по миру и поднимаю мёртвых.

Она глянула на Рейна и снова рассмеялась.

— Видел бы ты своё лицо! Успокойся, это шутка.

— Ага… — пробормотал Рейн, которого этот бессмысленный разговор совершенно сбил с толку. У неё приятный смех. Надо было что-то сказать, что-то предложить — иначе Рейн рисковал весь залиться краской. Забери меня Медб…

— Тебе помочь? Я короткую дорогу знаю.

— Правда? — огоньки в глазах девушки теперь напоминали лесной пожар. — А длинная, получается, смертельно опасна?

— Так тебя провести до Кельтхайра? — Рейн, поняв, что странная незнакомка потешается над ним, принял правила игры и попытался добавить сарказма в голос. — Или ты собираешься остаться на ночь в этом ужасном месте рядом с призраками старых королей?

На губах девушки появилась ухмылка.

— Хорошо. Я пойду с тобой, уладец-который-чуть-не-убил-меня. У тебя же есть имя, да? Или у вас на Западе только прозвища?

— Меня зовут Рейн. — ответил юноша, смущённый. Незнакомка снова рассмеялась, прикрыв рот ладонью в чёрной кожаной перчатке. Издевается…

Он показал ей, что надо идти вперёд, и непринуждённо зашагал к деревне. Точнее, хотел бы, чтобы это выглядело непринуждённо. На самом деле Рейн сгорал от стыда, и хвала богам, что внезапная спутница не могла видеть его лица. "Как снег на голову свалилась" — подумал Рейн. Чудные вещи творятся ночью, особенно если это — ночь после Дня Жертвы. Это тоже Зилач сказал. И почему Рейн стал так часто поминать жреца? Юноша и сам не мог ответить на этот вопрос.

Ночное небо между тем вновь заволокло тучами, и мутный, почти осязаемый мрак накрыл тропу, да и всю долину Муртемне в придачу. Звёзд стало не видно, двигаться приходилось почти на ощупь, но Рейн ходил по лесу с тех пор, как научился держать лук в руках, и был уверен, что не заблудится. Да и вообще, кто мог — из местных, конечно, — заблудиться здесь, на тропинке между Кельтхайром и Фоморовым Холмом?

Время от времени Рейн, нечего делать, оглядывался через плечо — быстро, украдкой, — чтобы не потерять из виду огнепоклонницу — своего имени девушка не назвала, а потому Рейн решил называть её так. Она шла за ним довольно уверенно, хотя Рейн двигался быстро, быстрее даже, чем обычно. Он ощутил что-то похожее на уважение к этой странной незнакомке. Девушка была достаточно вынослива, чтобы идти за пусть и юным, но охотником, идти в хорошем темпе и не отставать. Одетая во всё чёрное, с короткими тёмными волосами и бледным лицом, она не была похожа на других девушек, которых знал Рейн. Огнепоклонница, надо же… Это непривычное слово. Опасное, особенно сейчас. Фиахна говорил, что король сейчас воюет с мятежным тэном Элиасом. Что произойдёт, если в один день у Фоморова Холма появятся солдаты? Зилач — святой жрец, слуга богов. Его не тронут, не посмеют. Рейн постарался убедить себя в том, что всё будет в порядке, но память услужливо предложила ему новый повод для волнений. Почему Зилач упомянул Мидира? Этот человек — отшельник, его несколько лет не видели односельчане. Мидир никому не помогает. Наверное, Зилач напрасно волновался. Деревне ничего не угрожает… ведь правда?

Огни Кельтхайра уже были отчётливо видны, когда дурное предчувствие волной накатило на Рейна, захватило его. Опять… Рейн весь подобрался, замер. Незнакомка это заметила и нахмурилась:

— Что такое?

— Не знаю. — ответил он. — За тем деревом кто-то… нет, всё в порядке.

Ему показалось? Или…

Рейн сделал ещё пару шагов и замер, поражённый. На тропу прямо перед ним из лесу вышло два стражника в кольчугах и с копьями наперевес. Юноша попятился, но тут же снова застыл: остриё копья было направлено ему в грудь. Сзади раздались хруст веток и приглушённая ругань. Ещё четверо солдат оказалось на тропе. Рейн глянул на свою спутницу — та стояла не двигаясь, на её лице читались удивление и ужас. Солдаты окружили их, щетинясь длинными копьями.

— Гляжу, вы пожаловали к нам на огонёк? Какая радость! — Самодовольный голос Роскмелька было ни с чем ни спутать. Вельможа в собольем плаще ступил на тропу и остановился прямо перед Рейном. За спиной сборщика податей маячило ещё два силуэта с луками наизготовку.

— Ты обвиняешься в измене королю и тэну Элле Высокому. Тебя и лживого жреца Зилача отправят к королю в Маху-Эмайн. — Роскмельк наклонился к Рейну и прошептал: — ты меня тогда здорово унизил, парень. Теперь моя очередь.

Он сделал знак лучникам, и те достали два мотка грубой верёвки — связать пленников.

Рейн принялся лихорадочно соображать. За пазухой у него осталась калёная тунгутская стрела. Ещё был нож, но до него не дотянуться: воины тэна пристально следили за обоими пленниками. Их суровые лица как будто говорили: даже не вздумай драться — убьём. Роскмельк тихим голосом отдал какой-то приказ, и пленников повели по тропе, туда, где стоял запряжённый двумя лошадями возок. На дверцах возка красовался известный всем в Уладе символ: молния, поражающая прямо в сердце человека, который стоит на коленях. Гвардия короля.

Чудные вещи творятся ночью, особенно если это — ночь после Дня Жертвы.

Неподалёку хрустнула ветка. Затем ещё раз и ещё. Кто-то шёл по лесу, продираясь через кусты и ломая сухой от нехватки воды бурелом. Шёл прямо на них. Рейн похолодел. Он уже слышал это. Два дня назад, на охоте перед Днём Жертвы. Тяжёлые шаги, как будто по лесу идёт медведь… или нечто крупнее. Но что может быть больше медведя?

Роскмельк, похоже, тоже услышал звук. Он остановился и одним движением вынул из ножен прямой длинный меч. Солдаты неуклюже топтались на месте и переводили взгляд то на Рейна и незнакомку, то на своего командира. Хруст веток становился всё громче.

Ломая кусты и молоденькие ели, из леса на тропу ступило… что-то. Это была человеческая фигура — настолько высокая, что её голова возвышалась над самыми рослыми воинами. С ног до головы создание было облачено в пластинчатый панцирь. На ногах — железные сапоги, на руках — латные перчатки, доходящие до самого локтя. Самым странным оказалось лицо… которого попросту не было. Голову полностью скрывал глухой шлем, а на месте забрала находился загнутый вниз металлический клюв, как у хищной птицы. Глаза создания сияли ярким белым светом, который одновременно завораживал и вселял страх. Оно остановилось на тропе и замерло, словно статуя. Рейн заметил, как ужаснулась его спутница — руки трясутся, глаза распахнуты в неверии. У него тоже всё внутри сжалось, хотелось броситься прочь и бежать без оглядки.

Существо сделало шаг. Сначала от земли медленно, с какой-то доисторической неспешностью оторвалась одна нога, затем — другая.

— К-кто ты? — проговорил наконец Роскмельк. — Отвечай! Именем короля Лугайда! Вельможа сжал рукоять своего меча и направил его вверх — туда, где на шлеме существа белым огнём светились глаза. Солдаты переглянулись и направили свою копья на фигуру в броне, которая остановилась и стояла в полной неподвижности, словно древнее изваяние.