Часть этого города сделана из денег.
Что напоминает мне о Несвятых. Атлас, Кейн, Мейхем и Эзра. Интересно, они все с Люцифером в доме в Рэйвен парке? Интересно, настолько ли они глупы?
Трей спрятал ножи и пистолеты в наших черных сумках на молнии на заднем сиденье. Я заставляю Николаса забежать в автолавку за большим кофе со льдом, и мы едем.
Я включаю на телефоне песню Upperdrugs группы Highly Suspect и делаю погромче. Николас смотрит на меня из-за руля, когда мы выезжаем на шоссе.
— Знаешь, — говорит он, громко перекрывая музыку, — можно быть гангстером и сохранить слух.
Я смеюсь, качая головой в такт и подпевая вслух.
— Я так не думаю, — говорю я после того, как проходит моя любимая часть. — И кроме того, — добавляю я, — в чем смысл?
Николас смеется и опускает стекла. Я наслаждаюсь прохладным воздухом, проникающим сквозь мои волосы, челка заслоняет мне обзор. Сегодня днем солнечно, но наконец-то становится прохладно. Наконец-то смена сезона. Скоро Хэллоуин, и как только я сожгу тело Люцифера, я буду танцевать на его могиле.
Николас выключает мою музыку, когда песня заканчивается, и я уже собираюсь протестовать, когда он кладет руку на мою.
— Ты выглядишь взволнованной, — замечает он сквозь ветер, дующий в машине.
Я скрещиваю ноги на сиденье, а он смотрит на меня и смеется, качая головой.
— Хотел бы я это сделать, — пробормотал он.
— Ты за рулем, — замечаю я, сжимая его руку. — Тебе нужна нога на газе.
— Черт, Сид, даже если бы я не был за рулем, мои ноги никогда бы так не поместились на сиденье.
— Отруби их, — говорю я.
Он снова разражается смехом.
Я чувствую легкость. Несмотря на то, что я знаю, что у нас больше оружия, чем это возможно по закону. Несмотря на то, что я знаю, что мы собираемся сделать что-то очень незаконное, я чувствую себя легче, чем когда-либо давно. Я не собираюсь видеть остатки моего брата. Меня не заставят прикасаться к их трупам. Нет, на этот раз я сделаю свою работу.
Неважно, что я никогда не делала этого раньше. Моего гнева, кипевшего под моей кожей весь прошлый год, достаточно, чтобы выполнить работу. И для практических целей, Николас со мной.
Я только хотела, чтобы Люцифер был там и смотрел, как я притворяюсь, что обдумываю решение покончить с жизнью Джули.
Это будет весело, с ним или без него. Я даже могу принести голову Джули в мешке, чтобы бросить к его ногам.
Я не так много знаю о Люцифере. Но одно я знаю точно — он псих. И да, я тоже. И Джеремайя тоже. Может, и Николас тоже. Но Люцифер не психопат на моей стороне, и это делает его опасным. Он угроза для меня и этой грёбанной семьи, которую я построила за последний год. Может, Джеремайя манипулировал мной только сегодня утром, когда чистил мне ногу, но я поверила Николасу, когда он сказал, что мой брат убил бы Кристофа. Я вроде как поверила ему, когда он сказал, что Джеремайя не позволил бы Кристофу добраться до меня, в конце концов.
И он не позволил. В конце концов.
Мы с Джеремаей никогда не будем близки, мы никогда не будем как обычные братья и сестры. Но мы любим друг друга, по-своему, по-больному. И Люцифер увидит, на что похожа эта любовь. Возможно, Люцифер правил адом, но Лилит заставила его гореть. И сегодня он узнает, что это значит.
Я заснула в дороге, даже после кофе. Я откинулась на спинку сиденья, музыка снова была включена, руки засунуты в карманы толстовки, и Николас оставил меня наедине с моей музыкой и моими мыслями. Я задремала, а когда проснулась, на улице было совсем темно.
Мы едем по двухполосной дороге, вокруг только машины. Мой плейлист начался заново, играет The Old Me группы Memphis May Fire, и мне приходится сделать потише. Эту песню я люблю до ненависти, потому что она причиняет боль. Я устала от боли.
— Сколько еще? — спрашиваю я.
Николас барабанит руками по рулю.
— Ты говоришь как ребенок, — шутит он.
Я бросаю на него взгляд.
— Сейчас мы въезжаем в Кислотный город, — он смотрит вокруг, нахмурив брови. — Забавно. Я не вижу ничего хорошего, на чем можно было бы споткнуться.
Я насмехаюсь.
— Это была гребаная шутка про отца, если я когда-либо слышала такую.
— Что ты знаешь об отцах? — парирует он.
— Вау, — говорю я, преувеличивая это слово. — Просто вау. Ты мудак, тебе кто-нибудь говорил?
Он пожимает плечами. Я смотрю, как под черной хлопковой рубашкой в свете приборной панели напрягается его трицепс.
— Раз или два.
— Когда ты женишься, твоей жене лучше постоянно смеяться над тобой, или мне придется развести вас обоих. Кто-то должен напоминать тебе, что ты не дерьмо.
Он выдохнул.
— Хорошо, что я никогда не женюсь, Сид.
— Но разве тебе не нравится постоянный секс и все такое?
Он качает головой.
— Нууу, мы не будем вести этот разговор.
Но я знаю, что у него есть эта частная квартира. Но он прав. Я тоже не хочу этого разговора.
Я вытягиваю ноги, поворачиваю шею. Впереди я вижу огни. Когда мы поворачиваем за угол, там одинокая заправка с одной машиной у насоса.
— Нужно топливо? — спрашиваю я Николаса.
Он качает головой.
— Я заправился, пока ты была в отключке. Мы будем там через пять минут.
Я хмурюсь.
— В этом городе нет абсолютно ничего. Зачем Люциферу прятать свою семью так далеко от людей?
Николас пожимает плечами.
— Это облегчит нам задачу. Она не сможет позвать на помощь.
Я киваю.
— Верно.
Это хорошая мысль. Но обратная сторона в том, что если она позовет на помощь, полиция легко нас обнаружит. Этот город пустынен. А у нас, вместе с Несвятыми, возможно, есть полиция Александрии в кармане, но мы обычно не пересекаем границы штата для совершения самых страшных преступлений.
Я вожусь со шнурками своего капюшона, не сводя глаз с пустой, извилистой дороги. Я бы хотела, чтобы мы приехали сюда, чтобы пойти в поход. Устроить причудливый семейный отдых. Для веселья. Что-то, чего у меня не было слишком долго. Но каждый нерв в моем теле на взводе, кровь бурлит в венах. Это не развлечение. Это часть войны.
Уголком глаза я вижу, как Николас смотрит на меня.
— Ты в порядке?
Я хочу сказать что-нибудь грубое. Бросить его беспокойство обратно в него. Но правда в том, что по какой-то причине я не совсем в порядке. Я не знаю почему. Вернее, знаю. Но я должна быть более взволнована этим. Местью.
Дело даже не в ребенке.
Я не собираюсь трогать ребенка.
Просто что-то… не так.
— Нет, — честно отвечаю я Николасу. Его глаза снова смотрят на дорогу, как и мои, поэтому я продолжаю говорить. Говорить легче, когда я не смотрю на него. — У меня просто странное чувство.
Он замедляет ход Porsche, и я вижу справа от себя гравийную дорожку, ведущую далеко от дороги, густые деревья заслоняют нам видение того, что может быть впереди.
— Вы составили карту этой местности? — спрашиваю я, поворачиваясь к Николасу. Он ничего не сказал о моем странном чувстве. Вероятно, он отмахнулся бы от него, как только эти слова прозвучали из моих уст.
Но он смотрит на меня и не сворачивает на подъездную дорожку. Он выключает свет, и мы оказываемся на обочине главной дороги, но он не делает никакого движения, чтобы выйти.
— Почему у тебя странное чувство? — его глаза пристально смотрят на меня. Он воспринимает это слишком серьезно. Черт, я не должна воспринимать это так серьезно.
Я качаю головой, тянусь к ручке своей двери, но он запирает двери.
— Ничего страшного, Ники, — говорю я со смехом. — Пойдем. Ты хотел пройтись там?
— Чувства что-то значат, Сид. Я знаю, что твой брат хотел бы, чтобы ты верила в обратное, но это так.
Я знаю это. Я была секс-работницей целый год, и это не просто жонглирование сексуальными предпочтениями клиентов. Это было связано с множеством слишком многих чувств. Я держу руку на дверной ручке, которая все еще заперта, но поворачиваюсь назад, чтобы посмотреть на Николаса.