Постепенно я начинаю приходить в себя. Если Джеремайя найдет меня здесь, он не уйдет без меня. Мы оба можем погибнуть друг от друга. Только не снова.

Я встаю на ноги. Ноги дрожат, но я добираюсь до водительской стороны машины, забираюсь на сиденье, закрываю и запираю двери.

Я отдыхаю. Одну минуту. Я считаю до шестидесяти, откинув голову на сиденье. Глаза закрыты. Я даю себе еще одну минуту, чтобы собраться с мыслями. Когда я открываю глаза, застегиваю ремень безопасности и завожу BMW, все уже сделано.

Шрамы, которые оставил Джеремайя, эти эмоциональные, изматывающие раны… Я знаю, что они никогда не исчезнут. Но жалость к себе должна уйти. Потому что Джеремайя должен выучить этот гребаный урок.

Как бы я ни ненавидела Николаса, я была рада, что между нами была эта маленькая игра. Игра «Да/Нет» была полезной, но не в том, чтобы узнать что-нибудь о Люцифере, Джули или ребенке. Но в том, чтобы узнать о моем брате. Его чувства к Бруклин. Сестре Мейхема. Он обнажил себе перед Николасом. Он сделал это и перед другими людьми, чтобы Люцифер знал, что поджог дома Бруклин приведёт к моему брату.

Теперь и я знаю.

Теперь я доберусь до своего брата.

Я собираюсь отплатить ему за то, что он сделал со мной, и заставить его почувствовать то же, что и я. Как будто я жалела, что не родилась на свет. Как будто мне было неуютно в собственной шкуре.

Он хотел, чтобы я убила Люцифера в ночь Хэллоуина. Он хотел, чтобы Люцифер и Несвятые страдали, и он хотел, чтобы я покончила с ним, чтобы он не смог рассказать мне правду о той ночи. Но Люцифер все это время искал меня.

Теперь он нашел меня.

И теперь он собирался помочь мне расправиться с Джеремаей и Орденом Дождя.

Настоящее

На следующее утро я проснулась с чувством похмелья, хотя накануне вечером не притронулась ни к одной рюмке. Мысль о том, чтобы снова употребить алкоголь, о том, чтобы попасть туда, где я была в ту ночь, когда Джеремайя нашел меня в Рэйвен парке… мне становится плохо.

Но мне от всего становится плохо.

Когда я смотрю на потолок над головой в старом доме на окраине Рэйвен парка, мне становится плохо. Когда я переворачиваюсь на двухспальной кровати, чтобы выглянуть в окно, в трещину света, пробивающуюся сквозь край занавесок, мне становится плохо.

Скоро мне захочется выпить. Какая разница, когда мне плохо — трезвому или пьяному? По крайней мере, напившись, я смогу забыться. Может быть, мне не будет сниться, что Джеремайя лежит на мне. О Люцифере, выкрикивающем моё имя, пока он смотрит.

Несколько минут я пытаюсь не думать. Вообще ни о чем. О черноте. Что я могу испытать, когда умру. Что я могу почувствовать. Невесомость. Именно поэтому я планировала убить себя в ту ночь, когда встретила Люцифера. Потому что быть в бесконечном небытии гораздо лучше, чем чувствовать.

В дверь моей комнаты тихонько постучали.

Я сажусь, подтягивая бледно-кремовые простыни к груди. На мне лифчик и шорты, та же одежда, что была на мне накануне вечером, за исключением толстовки, которая валяется на полу этой старинной комнаты. Древесина потертая и расшатанная, обои с каким-то отвратительным цветочным принтом. Но мне приятно быть здесь, прятаться на виду. Мой брат знает об этом доме. Он знает, что Люцифер останавливался здесь. Но он не хочет приходить. Он хочет дать мне пространство сейчас. Он думает, что скоро все закончится. Что я приползу к нему, потребую прощения, и тогда братья и сестры Рейн будут жить дальше вместе.

Он всегда недооценивает меня.

— Входи, — зову я, хотя дверь открывается без моих слов.

Люцифер стоит в дверном проеме, без рубашки.

Мой взгляд находит его рельефные мышцы, вены на предплечьях, внушительный пресс. И шрамы вокруг его торса, от веревки, которой мой брат обвязал его. Его тренировочные штаны низко висят на бедрах, но я заставляю себя поднять взгляд к нему, не обращая внимания на глубокий V-образный вырез чуть выше пояса его штанов.

Его глаза под капюшоном, полуночно-синие и полные усталости. У него круги под ними, тени, которые, вероятно, совпадают с моими собственными. Я плохо спала. Он, вероятно, тоже плохо спал. Его руки в карманах, он наблюдает за мной, как будто не уверен, как я могу себя повести. Как будто я дикий зверь.

Я вроде как чувствую себя таковой.

— Ты хочешь поговорить? — спрашивает он таким хрипловатым голосом, от которого у меня подгибаются пальцы на ногах, даже против моей воли.

Я качаю головой.

Он кивает. Я смотрю, как он сглатывает, и мой взгляд привлекает красивая жилка на его шее. Он смотрит в пол, ресницы почти распушили его щеки. Даже когда он был накрашен как скелет, даже когда он маскировался под Люцифера из ада, я знала, что он красив. Когда он взял меня за руку при нашей первой встрече, на том перекрестке, который я планировала пройти в последний раз, я знала его красоту.

Я думала, что это то, что заманило меня к нему, то, что привело меня в тот беспорядок, в котором я очнулась после Хэллоуина. Я проклинала себя за это, за то, что поддалась его обаянию. Особенно когда я видела предупреждающие знаки: как его друзья говорили о нем. Как он говорил о своих друзьях. Джули. Беременности. О Несвятых, которые сейчас находятся в этом доме. Или, по крайней мере, были прошлой ночью.

Но меня не приняли. Я видела его. Таким, каким он был в ту ночь. Шрамы на его торсе показывают мне это сейчас. Он был тем, что мне было нужно той ночью. Но у меня нет времени, чтобы обдумать это. После Хэллоуина я уеду. Я никогда не вернусь в Александрию. Я никогда больше не увижу своего брата. Если он не переживет ночь Хэллоуина, еще лучше.

Я также никогда больше не увижу Люцифера и Несвятых.

Эта мысль еще больше пронзает мое разбитое сердце. Но я справлюсь с этим. Если я могу справиться с моим братом, я могу справиться и с этим.

— О чем ты думаешь? — тихо спрашивает Люцифер, все еще глядя в пол. Он двигает ногой, обутой в черный носок, взад-вперед по дереву, как будто не может стоять на месте.

Я смеюсь. Это звучит фальшиво даже для моих собственных ушей. Он и есть фальшивый. Полный злобы, гнева и боли.

— Я думаю о том, каково это — выбраться отсюда и никогда не возвращаться.

Глаза Люцифера поднимаются к моим.

— Откуда? — спросил он, нахмурившись.

Я снова смотрю в окно, на тот клочок света, который я могу видеть. Я подтягиваю колени к груди, одеяла все еще натянуты на меня.

— Из этого города.

Могу поклясться, что слышу его выдох. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, наклонив голову в немом вопросе.

— Я думал, ты имела в виду… — он проводит рукой по своим черным кудрям. — Я думал, ты имела в виду, что ты можешь… как тогда, когда мы впервые встретились… что ты уедешь отсюда.

Самоубийство.

Он не хочет этого говорить.

— Как ты узнал? — спрашиваю я его. Мой голос звучит отстраненно. Я стараюсь, чтобы так и было. Я прочищаю горло. — Как ты узнал, когда встретил меня?

Он слегка улыбается, ямочка вспыхивает, но искра не появляется в его глазах.

— Я видел пистолет, — говорит он, как и накануне вечером. — Я знаю, как выглядит настоящий пистолет. И этот воздух был вокруг тебя…

— Депрессии? — спрашиваю я, изогнув бровь.

Он смеется, сладкий раскатистый звук, от которого у меня в груди все сжалось.

— Нет, нет. У тебя не было депрессии. Не тогда. Ты была… взволнована. Я знал, что это знак. Это всегда так, в конце.

Я нахмурилась.

— Откуда ты это знаешь? — я была взволнована. Я знала, что меня ждет следующее приключение. Что эта жизнь закончится. Что я смогу начать новую в другом месте. Или в темноте.

Он пожимает плечами.

— Моя мачеха едва терпела меня большую часть времени, когда я жил с ней. Я получил свои деньги и уехал от семьи, когда закончил университет несколько месяцев назад, — он выдохнул, оглядывая комнату. Ему удается рассмеяться. — Клянусь Богом, мой дом лучше, чем это дерьмо.