Но мне нравится ждать.

Это последнее, что я делаю в своей жизни.

Чье-то плечо задевает меня, выбивая из колеи. Свет не изменился.

Я резко поворачиваю голову, хмурясь.

А какой-то мудак выдувает дым прямо мне в лицо. Настоящий дым, не из вейпа.

Я кашляю, прикрывая рот рукой.

— Какого хрена? — шиплю я. Я терпеливая. Я скоро умру. Но, ради всего святого, это было совершенно ненужно.

Когда дым рассеивается, я вижу его.

Глубокие голубые глаза, сигарета в одной руке, улыбка на полных губах.

Его лицо раскрашено, как у скелета, длинные ресницы бьются о черно-белый макияж под темными бровями. У него вьющиеся черные волосы, прядь которых падает на один глаз, когда дует ветер.

— Извини, — говорит он, но звучит совсем не извиняюще. — Но я думаю, что ты должна пойти со мной сегодня вечером, — его глаза скользят по моей фигуре.

Я не краснею. Меня проверяли тысячи раз только за мою работу. Это в порядке вещей. Но я застываю на месте и качаю головой.

— Ты только что выпустил дым мне в лицо, — замечаю я.

Я рассматриваю его: Высокий, худой, одет в черные джоггеры, обтягивающие бедра, черная толстовка закатана на предплечьях, под ней видны мускулы.

Он, вероятно, на несколько лет старше меня, может быть, около двадцати. Но из-за скелетной раскраски трудно сказать.

— Разве это не то, что мог бы сделать Люцифер? — спрашивает он, наклонив голову. Затем он кивает в нашу сторону. Свет изменился, мигает фигурка человека.

Я начинаю идти.

Он берет мою руку в свою, когда мы оказываемся посреди улицы.

Я пытаюсь вырвать свою, но он держит крепко.

— Не борись со мной, — говорит он хриплым голосом, когда мы переходим на другую сторону улицы. Он подносит сигарету к губам и затягивается, а затем выдыхает, когда я смотрю на него, испытывая в равной степени благоговение и гнев. — Я выиграю.

Я снова пытаюсь отдернуть руку, мой взгляд метался вокруг нас. Здесь никого нет. Эта маленькая часть Александрии мертва. Но у меня есть пистолет на бедре. Мне не нужно, чтобы кто-то меня спасал.

— Кто ты, блядь, такой? — спрашиваю я.

Он подмигивает, один полуночный голубой глаз на секунду сверкнул.

— Люцифер, — холодно отвечает он. — А ты — моя Лилит.

Я в шоке, что он знает, кем я должна быть.

Его рука обхватывает мою, его пальцы мозолистые. Я не отстраняюсь, пристально глядя на него.

— Ты в краске скелета, — замечаю я. — Где твои рога? — я смотрю на его полностью черный наряд. Это может пройти, я думаю.

— У Люцифера нет рогов, — говорит он, отыскивая глазами мои собственные рога. — Это должен делать его любовник.

Я хмурюсь.

— Делать? — повторяю я.

— Да, — говорит он с горловым смехом, делая очередную затяжку сигареты. Я рассматриваю его острые скулы, вены на шее под толстовкой. Он выдыхает, его красивое лицо на мгновение заслоняется облаком дыма. — Чтобы зарезать любого, кто подойдет ко мне слишком близко.

Я вздыхаю и качаю головой, но не отстраняюсь. Что может быть веселее перед смертью?

— Я иду в Рэйвен Парк, — заявляю я. — Либо ты последуешь за мной туда, либо отпустишь меня. Мои планы не могут измениться.

Мне не показалось, что его взгляд метнулся к пистолету. Он нахмуривает брови, белая и черная краска немного размазывается.

Наконец, он кивает.

— Рэйвен Парк — да, — говорит он с улыбкой. — Но я предупреждаю тебя… — ещё одна затяжка сигареты. Ещё одно облако дыма. — Ты можешь там умереть.

Я смеюсь.

Если бы он только знал.

Настоящее

У меня никогда нет проблем с кровью. В конце концов, мы сделаны из нее. Когда Джеремайя только начал пытать меня, он думал, что я упаду в обморок от вида крови. Он думал, что я, испуганная девочка, из-за крови буду бежать.

Конечно, не похоже, что я могу убежать далеко. Джеремайя не позволит мне снова убежать.

Но дело не в крови.

Дело в его взгляде на меня.

Он наблюдает за мной, и я чувствую, как он ждет меня. Ждет, когда я заплачу. Брошу обвинения в его сторону. Чтобы убежать. Или попытаться.

Но я смотрю на труп у наших ног и не двигаюсь ни на дюйм. Я все еще не уверена, даже спустя почти год после того, как он начал приводить меня на эти просмотры, что именно я должна здесь делать. Я перепробовала все.

В первый раз, когда на складе лежала отрубленная голова человека, меня стошнило. Я упала на колени, меня вырвало, и ему пришлось оттащить меня с помощью своих людей обратно в особняк Рейна. Он мучил меня и там, когда мы вернулись. Бросал оскорбления, кричал мне в лицо, тряс меня за руки.

В следующий раз это было просто огнестрельное ранение в грудь мертвеца. Я просто стояла и ждала, когда все закончится. Я стояла там пятнадцать минут. Потом я больше не могла этого выносить. Я закричала на него. Он позволил мне.

Потом он отвез меня обратно в особняк. Опять крики. Опять хватание.

Каждый раз я все делала неправильно. Я знаю, что в этот раз все будет по-другому. Странно. Я все еще чувствую, как он прижимается ко мне, как час назад на карусели в парке Рэйвен, хотя он стоит рядом со мной. Я чувствую его вес. Я всегда чувствую его вес. Сейчас он держит одну руку под локтем, и мне требуется все, чтобы продолжать смотреть на разрушенное тело.

На этот раз мы в доме мужчины. Человек, который в чем-то обидел Джеремайя. Но есть тысяча способов обидеть Джеремаю, и каждый из них более странный и произвольный, чем предыдущий. Есть тысяча способов оскорбить и Орден Дождя. Забавно, что я ношу его фамилию. Но кроме того, что он держит меня на коротком поводке, я не получаю никаких привилегий, которые с ним связаны.

Кровь сочится на плюшевый ковер, а мужчина полностью обнажен. На его теле больше ножевых ранений, чем я могу сосчитать. Я должна быть потрясена. Наверное, так оно и есть, но что тут поделаешь? Этот человек уже мертв. Он был мертв с той минуты, как обидел моего брата. Десятки раз я думала, что его арестуют. Десятки раз он доказывал, что он выше закона.

С тем количеством денег, которое у него есть, я не очень удивлена.

Я чувствую запах крови, железа и граничащей с ним гнили. Я не знаю, как давно Джеремайя сделал это; он никогда не берет меня на убийства. Я даже не знаю, делает ли он их все сам. Его правая рука, Николас, обычно находится рядом с ним. Сейчас он в тени, вместе с Кристофом, его охранником. Я не могу их видеть, но я знаю, что они смотрят на меня.

Наконец, я отвожу глаза и смотрю на брата.

— Джеремайя, — умоляю я, — я вижу это. Я не знаю, что это должно означать. Не то чтобы я не пыталась сделать это раньше. Это всегда заканчивается одинаково. Каждый раз, блядь.

Его темные брови поднимаются вверх. Он не выключил свет в гостиной этого человека, чтобы лучше показать повреждения. Я знаю, что, судя по состоянию этого тела, он сделал это. Нет никого более поганого, чем он, работающего на Орден Дождя. Это его работа, и он хочет, чтобы я это знала.

— Но ты чувствуешь это? — спрашивает он меня.

Волоски на моем затылке встают дыбом. Я засовываю руки в карманы толстовки, немного сдвигаюсь в своих боевых ботинках. Я качаю головой, смущаясь. Мое сердце колотится в груди.

— Ты чувствуешь это, Сид, вот о чем я тебя спрашиваю? — Джеремайя гладит руками свою серую рубашку, наклоняет голову и смотрит на меня. В ожидании ответа. Каким бы ни был ответ, он будет неправильным.

Я так устала от этого дерьма.

— О чем ты, блядь, говоришь? — спрашиваю я его. Я привыкла к таким репликам. Играть в кроткую сестру. Слабую сестру. А потом Лилит выходит на сцену, как в ту ночь год назад.

Он ухмыляется, сверкая белыми зубами. Я знаю, что это нехороший знак. Улыбка моего брата не приносит ничего хорошего.

— Потрогай его, — призывает он меня, засунув руки в карманы и кивая в сторону трупа.

Я качаю головой, не оглядываясь на парня. — Нет.