Я качаю головой, моя вспыльчивость нарастает.

— Нет, блядь, я действительно не знаю.

Он вздыхает и показывает на бар, чтобы принесли еще один напиток. Я замечаю, что у него есть только вода, но мне все равно. Я могу выйти из-под контроля. Джеремайя может поднять меня на ноги или позволить мне умереть. Меня устроит и то, и другое, лишь бы я смогла выбраться из своей чертовой головы.

Бармен, человек, которого я едва знаю, ставит напиток на стол. Обычно я сюда не хожу. Это место Джеремайи и Николаса. Обычно это место предназначено для мужчин.

Я беру напиток, не глядя на мужчину, который уходит.

— Потому что он хочет позволить тебе отомстить.

Мне требуется все мое самообладание, которого и так не хватает, чтобы не швырнуть стакан в стену.

— К черту это, — прорычала я. Я делаю глоток, ставлю его на место, скрещиваю руки на столе. — К черту это. Мы с тобой оба знаем, что он делает это не для этого. Он делает это, чтобы наказать меня. Потому что он почему-то думает, что между мной и Люцифером что-то было. Но он ни хрена не знает. Ничего. Между нами ничего не было. Так что я сделаю эту работу, — я сгребла челку с глаз, — и убью того, кого он, блядь, хочет, чтобы я убила. Но не смей, блядь, притворяться, что это для меня.

Николас наблюдает за мной из-под капюшона. Я учащенно дышу, гнев словно живет в моей крови. Я не злюсь на Николаса, не совсем. Но если он действительно думает, что мой брат — коварный, манипулирующий, чертовски сумасшедший — предлагает мне эти убийства в качестве мести, то он, черт возьми, сошел с ума. Он слишком долго пил этот коктейль.

Чем дольше он наблюдает за мной, тем больше я злюсь. Пока я не готова встать на ноги и уйти. Но он, должно быть, чувствует это, потому что наконец открывает рот, чтобы ответить мне.

— Ты так легко забываешь, — он проводит языком по зубам и смотрит мимо меня, как будто вспоминает.

Как будто я забыла. Как будто я могу забыть. Боже, я хочу. Я хочу забыть все это. Больше, чем собрать кусочки воедино, больше, чем вспомнить дыры той ночи, я хочу забыть все это.

— Ты забыла, что Люцифер изнасиловал тебя.

Я вздрагиваю от этих слов.

— Ты забыла, что он оставил тебя голой в гребаной психушке. Ты забываешь, что ему было наплевать на тебя, на то, что с тобой случилось. Он использовал тебя как кусок гребаного мусора, Сид, и ты не хочешь заставить его заплатить за это? Потому что я, блядь, хочу.

Я насмехаюсь.

— Ты бы позволил Кристофу изнасиловать меня, — парирую я, сжимая руки в кулаки.

Николас качает головой.

— Я знал, что Джеремайя не позволит этому случиться, — говорит он твердо. Как будто он в это верит. Я точно не верю. — Он бы не стал, и если бы я так думал, я бы был там, чтобы остановить это.

Я смеюсь, громко и низко.

— Ты идиот.

Николас хлопает кулаком по столу.

— А ты чертова глупая девчонка, — рычит он на меня, наклоняясь через стол, чтобы заглянуть мне в лицо. — Он. Изнасиловал. Тебя. Твой брат спас тебя. Все, через что ты прошла, все, что тебе пришлось сделать, чтобы выжить, а ты все еще ведешь себя как ребенок.

Я пытаюсь успокоить свой характер. Я пытаюсь вдыхать через нос, выдыхать через рот. Я пытаюсь расслабиться.

— Если ты так переживаешь из-за этого, из-за защиты моей чести, почему бы тебе не убить их?

Кулак Николаса разжимается, и он сдвигается со своего места, не сводя с меня взгляда, прицеливаясь. Готовый пронзить мое сердце.

— Потому что тебе нужно повзрослеть, Сид. Джеремайя не всегда будет рядом, чтобы защитить тебя. Однажды ты возглавишь Орден Дождя. Однажды тебе придется иметь дело с тем дерьмом, через которое он проходит ежедневно. Однажды, — он обводит нас жестом, — это может стать твоим. И если ты собираешься руководить чем-то подобным, тебе нужно отрастить яйца.

— Мне не нужно это место, Николас. Ты что не понимаешь? Я была готова, блядь, умереть той ночью, пока мой брат не вытащил меня из психушки. И до сих пор готова! — я встаю на ноги, провожу рукой по столу, сбивая свой напиток на пол, звук бьющегося стекла пронзает тишину почти пустого ресторана. — Это он тебе сказал?

Николас так зол, что у него трясутся руки. Я знаю, что он, вероятно, хочет ударить меня по лицу. Я хочу сделать с ним то же самое. Мы никогда не дрались физически, с тех самых двух недель, которые я провела в камере, и ему приходилось каждый день насильно впихивать мне в горло еду и надевать на меня свежую одежду. Но сейчас я готова к этому.

— Ты говорила нам, — выплевывает он, вставая на ноги и глядя на меня через стол. — Ты, блядь, говорила нам. Ты кричала мне каждый гребаный день в той камере, что ты хотела умереть. Что ты пыталась умереть. Что Люцифер спас тебя, а ты не хотела быть спасенной.

Мое лицо горит от этого воспоминания. Я благополучно забыла об этом. Все после той ночи было как в тумане, в течение долгого, долгого времени.

— Люцифер наебал тебя, Сид. Во всех смыслах. Я знаю, что то, что Джеремайя попросил тебя сделать сегодня утром, нелегко, что бы ты ни говорила об обратном. Он также не ожидает, что ты выполнишь все это.

Мой рот открывается, часть гнева смывается.

— Что? — шиплю я.

Николас качает головой, стучит кулаком по столу.

— Очевидно, что я не должен говорить тебе это дерьмо. Но убить всех Несвятых? Ты, которая никогда в жизни никого не убивала? Нет, Сид, ты не возьмешь всех пятерых. Он знает это. Но он хочет, чтобы ты достала Джули до того, как достанешь Люцифера. Чтобы Люцифер запаниковал. Чтобы Люцифер получил ту месть, которую он заслуживает.

Несмотря на себя, я не могу скрыть улыбку по этому поводу.

— И кто поможет мне убить их всех?

Николас пожимает плечами.

— Мы.

Я прикусываю губу, сдерживая боль. Боль, о которой Николас даже не подозревает, что причиняет мне. Потому что я могу не помнить изнасилование, не помнить худшее из той ночи, но я помню наши обещания. Что Люцифер и Лилит поклялись друг другу во тьме.

Но он нарушил эти клятвы, как только дал их. Клятва Смерти ни хрена не значила для Несвятых.

Мне чертовски понравится нарушить и его.

— Скажи мне, что мне нужно знать, чтобы закончить это дерьмо.

Николас смотрит на меня мгновение, читая меня. Пытаясь оценить мое настроение. Но это невозможно сделать. Я даже не знаю, что я думаю в этот момент. Я просто знаю, чего я хочу. Что я собираюсь взять.

Чего я, блядь, заслуживаю.

Настоящее

Я должна отдать должное Люциферу. Он хорошо спрятал свою девушку и своего мальчика. Не в Александрии. И даже не в штате Северная Каролина. Нет, он отвез их на север, в Вирджинию. В маленький городок недалеко от Роанока под названием Кислотный город.

Вполне подходящее название.

До Кислотного города четыре часа езды, и это была его первая ошибка. Это не достаточно далеко. Особенно не для Дождя. Нигде не было бы достаточно далеко, но это только все упрощает.

Вторая его ошибка — остаться в том доме в Рэйвен Парке. Это значит, что мой брат может присматривать за ним, быть уверенным, что он не узнает ничего плохого. Я не знаю, что за война у них с братом, что значит для Несвятого дезертировать, но Люцифер хочет навредить Джеремайи так же сильно, как Джеремайя хочет навредить ему.

Это становится очевидным, когда один из клубов моего брата, Dead Weight, сгорает посреди дня, сразу после того, как мы с Николасом заканчиваем обед. К этой потере мой брат относится достаточно легко, у него более полудюжины клубов в городе и его окрестностях. Но сделать это так нагло, обойти камеры наблюдения… это дерзко.

Но это значит, что Люцифер все еще рядом.

И Джеремайя знает, что это должен быть он: он оставил маску скелета у входа на парковку. Ублюдок.

Когда наступает вторая половина дня, пока Джеремайя разбирается со страховкой, реставрацией и наладчиками, мы с Николасом уезжаем. Мы берем одну из запасных машин, черный внедорожник Porsche с затемненными окнами и колесами. Я думаю, что это само по себе может бросаться в глаза, но Николас напоминает мне, что это Александрия.