Сначала он двигается медленно, давая мне привыкнуть к нему. Но потом его движения становятся все быстрее и быстрее. Одной рукой он упирается в изголовье кровати, другой — под голову, обнимая меня. Он смотрит на меня сверху вниз, его глаза изучают каждый сантиметр моего лица.

Его собственный макияж искажен, деформирован от моих рук на нем. В уголке его губ запеклась кровь, и я наклоняю голову, прижимаясь губами к его губам, пока он двигается. Он снова стонет от моего вкуса, от вкуса нас на наших языках.

Он поднимает голову, разрывая поцелуй, и двигается быстрее, врезаясь в меня. Я крепко закрываю глаза, утопая в его ощущениях.

Изголовье кровати скрипит от его рук, но он не останавливается. Он вдавливается в меня еще сильнее, а затем его движения становятся отрывистыми.

— Открой глаза, — приказывает он. — Посмотри на меня.

Я открываю.

И я знаю, почему он это делает. Почему он не выходит. Мейхему на все наплевать, но он этого не делал.

Но Люцифер делает. И я знаю почему.

Я знаю, почему он опустошает себя в меня без спроса. Я знаю, что он хочет удержать меня здесь. Я знаю, что, даже если он не сделал того, о чем я думала, он все еще токсичен. Его чувства ко мне все еще на стольких уровнях неправильны. Я знаю, что он хочет владеть мной. Он хочет, чтобы я была его. Я знаю, что он думает, что если я рожу ему ребенка, то он сможет меня удержать.

Я знаю это, но ничего не говорю.

Вместо этого я целую его веки, пока он медленно входит в меня, пока я крепче сжимаю ноги вокруг него. Я провожу поцелуями по его носу, переходя на полные губы. Он открывает мне рот, и я беру его, мой язык проникает внутрь, когда он замирает. Мы неохотно отстраняемся друг от друга, и он прижимает голову к моей груди, тяжело дыша.

Я целую его волосы, провожу руками по его мягким черным кудрям.

Мы покрыты потом, и я покрыта им.

Мне все равно.

Это будет последний раз. У меня не будет его ребенка. Но мне все равно. Потому что я тоже хочу этого. Медленно он выходит из меня.

Он смотрит на меня сверху вниз, теперь он стоит на четвереньках надо мной, его взгляд скользит по моей груди. Он наклоняет голову и проводит языком по одному соску, затем по другому. Я выгибаю спину, прижимаясь к нему, хотя я знаю, что солнце уже село. Хотя я знаю, что снаружи сейчас только темнота.

Он проводит языком по моему животу, позволяя своим зубам скрести по мне. Я смотрю, как его голова опускается ниже, пока он не проводит языком по моему клитору.

Я задыхаюсь, тяжело дыша, мои руки путаются в его волосах.

Он двигается ниже, весь его рот на мне. Кажется, его не волнует, что он только что излил себя внутрь меня. Он все равно проводит языком внутрь, затем вверх по моей щели, снова щелкая мой клитор.

Он двигается так, взад и вперед, стонет от моего вкуса, пока я не чувствую его, этот оргазм, сжимающий мою сердцевину.

И когда я кончаю, тихонько выкрикивая его имя, мне кажется, что мир наконец-то отдает мне часть всего, что он мне когда-либо задолжал.

Я повторяю его имя снова и снова, Люцифер, как молитву. Как признание. Как секрет.

Когда я заканчиваю, мой оргазм все еще отдается эхом в моем теле, он поднимает голову и смотрит на меня, улыбаясь.

— Мне чертовски нравится, когда ты произносишь мое имя, — говорит он, а затем целует мою внутреннюю сторону бедра, втягивая кожу между зубами. Это оставит след. Как и тогда, когда он вошел в меня, он пытается поставить на мне клеймо.

Чтобы удержать меня.

Как будто он знает, что не может.

Он ползет вверх по моему телу, и его губы снова находят мои.

Мы целуем друг друга до тех пор, пока я не думаю, что на наших губах появятся синяки. Когда он наконец отстраняется, он проводит рукой по моему телу, как в ту первую ночь в лесу.

— Ты моя, — шепчет он мне на ухо.

Я улыбаюсь, позволяя себе поверить в эту ложь. Позволяю себе насладиться тем, как он произносит эти слова еще раз.

— Пойдем, сожжем мир, — пробормотала я ему в шею.

Ночь Хэллоуина: Настоящее

Мы не утруждаем себя исправлением макияжа. Так он выглядит более зловеще, размазанный по краям, наши зубы вытянуты в зазубренные клыки. Впадины моих глаз деформированы, а у Люцифера макияж стекает по его горлу и попадает в рукава толстовки, которую он снова натягивает.

Мы быстро одеваемся, Эзра зовет нас по имени внизу.

А потом мы спускаемся вниз, нож снова в моем заднем кармане.

Мейхем ухмыляется мне, когда мы спускаемся вниз, все четверо сидят вместе на диване в гостиной. Я замечаю, что у них тоже есть оружие.

— Повеселились там наверху? — спрашивает Мейхем, адресуя свой вопрос Люциферу.

Я чувствую, что мое лицо пылает, но направляюсь к двери.

— О, не убегай, Ангел, — зовет меня Мейхем. — Может быть, кто-то еще хочет…

В гостиной раздается гребаный выстрел, звук бьющегося стекла. Я кручу головой по сторонам, мое сердце скачет в груди. Люцифер держит свой пистолет, и он направлен на Мейхема. В окне над головами Несвятых — чертова дыра от пули.

— Какого хрена? — шиплю я.

Атлас откидывает голову назад и смеется, как будто это ебаная шутка.

Эзра закатывает глаза, Кейн вообще ничего не говорит, а у Мейхема глаза горят так, будто его только что вызвали на перестрелку.

— Рад видеть, что у тебя снова есть яйца, — говорит он.

Люцифер кладет пистолет обратно на бедро.

— Иди на хуй.

Ему действительно не стоило этого говорить.

— Мне не пришлось, брат. Твоя девчонка сделала это за меня.

Я стону, и они смотрят на меня, все, кроме Люцифера, который все еще смотрит на Мейхема, как будто он действительно может выстрелить в него на этот раз.

— Может, не будем? — огрызаюсь я.

— Знаешь что, брат, — говорит Люцифер, его губы дергаются в улыбке. — Я собираюсь увидеться с твоей сестрой сегодня вечером.

Мне кажется, я знаю, к чему это приведет, и я напрягаюсь. Улыбка Мейхема исчезла.

— И когда я это сделаю, я обязательно верну тебе все, что ты мне должен.

Мейхем кривит губы и встает на ноги.

— Какого хрена? — шиплю я.

Я имею в виду, я знаю, что все было кончено еще до того, как началось, но неужели он должен был сказать это прямо сейчас?

Люцифер смотрит на меня, и выражение его лица все еще сердитое.

— Если ты можешь развлекаться… — пожимает он плечами. — Я могу получить свое, верно?

Атлас хмыкает.

— В смысле, он прав, Сид…

Я качаю головой.

— Мы можем просто уйти?

Все Несвятые уже стоят. Я обвожу их взглядом и качаю головой.

— Нет, ребята, вы не можете пойти. Мой брат не пустит нас, если…

— Это и наша расплата, — тихо говорит Эзра.

Я на мгновение замолкаю, размышляя. Я не могу с этим спорить. Я не хочу с этим спорить. Я просто качаю головой, вскидываю руки и направляюсь к двери.

Мы молча идем к пустой парковке парка Рэйвен, и я забираюсь в M5 Люцифера. Мейхем садится в свой серый McLaren, а Эзра, Атлас и Кейн — в Range Rover.

Мы едем в особняк Рейна.

Я знаю, что мой брат захочет убить Несвятых, как только увидит их, но он этого не сделает, если я скажу ему не делать этого. Я также знаю, что он будет в особняке. Он знает, какая сегодня ночь. Надеюсь, он тонет в страданиях от собственных преступлений.

У ворот стоят охранники, когда подъезжают три машины с завышенной ценой. Мы выходим, и охранники моего брата направляют на нас свои пистолеты, но я подхожу к ним, сверкая глазами.

— Позвольте мне увидеть моего брата, — выплевываю я, хотя последнее слово звучит на языке как-то не так.

Охранник на моей стороне моргает, как будто он удивлен. Он бросает взгляд на Несвятых.

— Не с ними.

Атлас смеется, а Мейхем свистит.

Я подхожу ближе к охраннику, хотя он на полфута выше меня. Он действительно отступает. Атлас снова смеется.