А может, никто не позвонит.

И именно этот страх держит мой рот закрытым. Я думаю о том, что, возможно, эти посетители вечеринки знают, что здесь происходит.

Когда я заставляю себя посмотреть в сторону, Люцифер стоит надо мной, и у него тоже нож. Я замечаю, что все Несвятые стоят над своими девушками. Я смотрю на протянутую ко мне руку Люцифера. Ладно, может быть, не все могут пить кровь Несвятых…

Рядом со мной рыжая все еще пьет кровь, и Эзра снова стонет.

Я хочу выбраться отсюда. Я беру Люцифера за руку, и он поднимает меня на ноги. Я продолжаю следить за ножом. К счастью, он убирает его в задний карман.

Эзра выходит из своего транса достаточно надолго, чтобы пробормотать всем ребятам: — Ничего не случится, пока не выйдет кровь.

Люцифер кивает, а затем ведет меня по коридору, отвлекая от всего того, что происходит у меня за спиной.

Единственное, что я могу спросить, это: — Почему мы должны были встать на колени?

Он смотрит на меня, уголки его рта приподнимаются в улыбке.

— Подчинение, — мурлычет он.

Я останавливаюсь, когда мы подходим к концу коридора и закрытой металлической двери.

Я вырываюсь из его рук.

— Люцифер…

Он смотрит на меня, засунув руки в карманы. Он качает головой.

— Да, Лилит?

— Что сейчас происходит? Что это за дерьмо?

Он делает шаг ближе ко мне, хмурясь.

— Мы с друзьями, — начинает он, — увлекаемся всякой странной ерундой.

Я не знаю, что на это ответить, кроме

— Я знаю.

Он обхватывает рукой мою шею и нежно притягивает меня к себе.

— Не убегай, Лилит, — шепчет он мне на ухо.

Я не знаю, почему я задаю свой следующий вопрос. Может быть, это из-за водки. Может быть, дело в роме, который я выпила перед тем, как покинуть квартиру. Может быть, потому что я нахожусь в психиатрической клинике и чувствую себя так, будто потеряла свой чертов разум.

— Это твой ребенок? — пробурчала я, желая, чтобы мой голос не дрожал, когда я произношу эти слова. Хотелось бы, чтобы мне было наплевать. Зная, что мне должно быть наплевать. Почему это имеет значение? Здесь происходят гораздо более хреновые вещи.

Он отстраняется, и я смотрю на жилку на его шее, смотрю, как он сглатывает. Он все еще держит мою шею в своей руке, но он оставляет между нами некоторое пространство.

Он прикусывает губу, и я не могу отвести взгляд от его рта. Возможно, я действительно начинаю верить, что он действительно сам дьявол. Потому что в этот момент мне все равно, что будет дальше. Не думаю, что я снова попытаюсь уйти.

— Я не знаю, — наконец отвечает он мне.

Я понимаю, что затаила дыхание. Теперь я выдыхаю и хмурюсь, но не могу заставить себя задать следующий вопрос.

Он качает головой, выпрямляется, но продолжает крепко держать меня. Его бровь нахмурилась, локон упал на один блестящий голубой глаз.

Внизу, в коридоре, в той стороне, откуда мы пришли, стонет девушка.

— Я не знаю, — повторяет он. Он кладет вторую руку мне на талию, его пальцы впиваются в ткань моего комбинезона и щиплют кожу. Он притягивает меня к себе, и я ловлю себя на его груди, сплетя пальцы.

— Что, если это так, Лилит? — спрашивает он, его голос хриплый. Я чувствую запах, из которого он, кажется, сделан: Сигареты и хвоя. Я наслаждаюсь им. Я никогда не курила, меня никогда не тянуло к курильщикам. Я понятия не имею, насколько вредна его привычка, но сейчас мне все равно. Жизнь коротка. Моя должна была быть особенно короткой, девятнадцать лет впустую потраченного времени. Но если я доживу до конца этих девятнадцати лет в такую ночь, как эта, они могут что-то значить.

— Что, если он мой? — снова спрашивает он, прижимаясь губами к моему лбу.

Я вздрагиваю от его прикосновения, и он притягивает меня к себе еще крепче. Это почти больно. Но я не хочу, чтобы он отпускал меня.

— Тогда да, — наконец отвечаю я. — Это не имеет значения. Это не имеет ко мне никакого отношения, — я встречаю его взгляд. — Это не имеет значения, потому что сегодня вечером ты — не ты, а я — не я. Ты — Люцифер. Я — Лилит. Мы владеем адом. Мы можем владеть и своими собственными адами.

Наверное, это водка говорит.

Он поднимает мой подбородок.

— Что, если я хочу быть собой? С тобой? — я пытаюсь отвернуться, но он крепче сжимает мое лицо, заставляя меня встретиться с ним взглядом.

Но есть вещи, которые он не знает обо мне. То, чего я явно не знаю о нем. И это дерьмо со Смертью Любовника…

И несмотря на то, что я только что наблюдала, как мужчина вскрывает свою кожу и заставляет девушку пить его кровь, именно я чувствую себя неуверенно.

— Я тебе не нужна, — выдохнула я. — Не настоящая я.

Я не хочу продолжать идти по этому пути. Мне нужно убраться отсюда. Но я словно застыла на месте рядом с ним.

Его лицо темнеет. Он злится.

— Не говори мне, чего я хочу, Лилит, — он наклоняет мой подбородок еще выше. — Никогда не говори мне, чего я хочу.

— Я не просто одинокая девушка, ищущая партнера на одну ночь, Люцифер, — его хватка не ослабевает, и у меня перехватывает горло, но я все равно продолжаю говорить, заставляя себя выдавливать слова. Я даже не знаю, почему это важно, но по какой-то причине это важно. — Похоже, тебе их хватит, — выплевываю я, почти дрожа. От злости, от похоти, от того, что я планировала сделать сегодня вечером, не знаю. — И мне тоже. Его глаза сузились. — У меня было больше связей на одну ночь, чем ты можешь себе представить. У меня было так много…

Он прижимает свою руку к моему рту. Жёстко.

— Хватит болтать.

Я размыкаю губы, но он прижимает их сильнее, его пальцы впиваются в боковую поверхность моего лица, его ладонь удерживает мои слова.

— Я сказал, хватит болтать.

Я чувствую его под своими руками на груди, он тяжело дышит, его сердце быстро бьется. Но мой гнев поднимается навстречу его гневу. Я только что наблюдала кровавую церемонию, первую в моей жизни, и все же он не может выслушать мои грехи. Мои признания.

Он прижимает руку к моему рту, а другую тянет за спину. В задний карман. Мне требуется минута, чтобы понять, что он делает, но потом я слышу щелчок лезвия и вижу, как оно сверкает в свете факела, когда он поднимает руку между нами.

Я делаю шаг в сторону, но он качает головой, убирает руку от моего рта и ловит мое запястье, надавливая так сильно, что я чувствую, как кости трутся друг о друга.

— Не так быстро, Лилит, — мурлычет он, держа в руке нож. Это короткое лезвие, но оно выглядит ужасно острым.

Я понятия не имею, что он собирается делать. Резать свою кожу, как Эзра? Его губы растянуты в жуткую улыбку, из-за скелетной раскраски он кажется почти безумным. И все же я рада, что он держит меня за запястье.

Потому что часть меня хочет убежать.

Но другая часть меня… хочет остаться. Та часть, которая облажалась. С тех пор, как я попала в первую приемную семью.

— Если я отпущу тебя, ты попытаешься убежать? — спрашивает он, наклоняя голову.

Я сглатываю. Попытаюсь ли? Я не знаю.

Но медленно, я качаю головой.

— Не лги мне, Лилит.

Я делаю вдох, и еще один. Еще один. Я втягиваю воздух так быстро, как только могу.

— Ты собираешься бежать, малышка? — снова спрашивает он, ослабляя свою хватку на моем запястье.

Я снова качаю головой. Не собираюсь.

Кажется, он понимает, что я говорю правду. Он отпускает меня, затем перекидывает нож в руке, и прежде чем я успеваю сказать хоть слово, он прорезает дыру в своих черных брюках.

Какое-то мгновение я смотрю на бледную кожу под ними. Он разрезает штаны и позволяет ткани упасть на землю. Затем я вижу татуировку. Такая же, как у Эзры: череп с дымом и буквой U. Я также вижу кровь.

Я должна задохнуться. Или бежать. Может, спросить его, какого хрена он делает. Но я не делаю ничего из этого. Я просто смотрю, как багровеет порез, набухает под глазами черепа, затем стекает по его бедру, вниз по штанам. Он истекает кровью. Это добрых три дюйма или больше, и это может быть неглубокая рана, но она постоянно капает. У него есть и другие шрамы.