Покидая счастливую обитель Пепла, я обратил внимание на шум на поляне за ней; звучал он так, будто там сошлись в битве два нескромных войска. Железистый запах крови прилип к ноздрям, и я поспешил оказать помощь, но оказался встречен сотней озадаченных глаз. Юные бойцы замерли, стоило мне вбежать на поляну; кто-то из них уловил момент, чтобы отдышаться, кто-то — чтобы вытереть кровь с губы или брови, но все, как один, испуганно оглядывались на своего командира.

— Сэр Териат! — вскинул руки седовласый колдун. — Не думал, что вы заглянете к нам!

— Не думал, что вы — воин, — не подумав, выпалил я.

— Ох, я прошёл столько битв, сколько многим из живых и не снилось, — протянул он. — То, что я владею магией, не значит, что не владею мечом.

Надев доброжелательную личину, о которой в порыве тревожности неосторожно забыл, я поклонился магистру. Его статус обязывал преклонять пред ним колено даже людей королевской крови, что уж говорить о бродяге с севера вроде меня, но его едва ли сильно задевало, если кто-либо об этом забывал. Он будто постоянно витал в облаках, задумчивый и важный, далекий от земных дел и претенциозности её жителей, и лишь цвет его глаз мог намекнуть на истинные чувства и намерения колдуна.

Рагна еле заметно махнул рукой в сторону застывших новобранцев, и они тут же вновь скрестили мечи. Сразу за теми, кто тренировал навык ближнего боя, стояли будущие стрелки, направив луки в набитые сеном мешки. Мишени на них были нарисованы наспех и поплыли, но, уверен, для их командира это не являлось основанием для промаха.

— Желаете присоединиться? — вскинул брови магистр.

— Не смею мешать, — отказался я. — Просто заинтересовался, услышав шум. Не знал, что здесь развернулась зона для тренировок.

Колдун пожал плечами, будто дело было не в мгновенно появившемся войске, а в элементарной невнимательности гостя короны. Он не прогонял меня, и я пользовался его безразличием, внимательно оглядывая бойцов. Казалось, они тренировались с самой темноты — солнце встало совсем недавно, а они уже были чудовищно измотаны; руки у многих дрожали, едва удерживая рукоять меча, а стрелы то и дело падали на землю, выскальзывая из вспотевших ладоней. Все они усердствовали, что было сил, но будто не по своей воле; либо их отряд — самый трудолюбивый из всех, что видел мир, либо их командиром не так просто оказался назначен магистр.

Со стороны стрельбища стали разноситься недовольные возгласы. Стараясь не показывать чрезмерного любопытства, я стоял, сложив руки на груди и чуть прищурившись, пытаясь в свете утреннего солнца разглядеть причину стычки. Всё больше бойцов стекалось к мишеням, воодушевленно и в то же время возмущенно переговариваясь; некоторые толкались и сквернословили, пытаясь подойти ближе к причине всеобщего интереса. Двинувшись вслед за магистром в сторону стрелков, я, наконец, разглядел: вся тренировка свелась к соревнованию между двумя юнцами, оказавшимися лучшими в своем деле.

Их выстрели были быстры и точны, а стрелы взлетали в воздух со свистом, заставляя всех присутствующих провожать их взглядом. За их спинами стоял юноша, без конца пополняющий им колчаны, отчего те казались бездонными, и нереальность происходящего все больше захватывала юнцов. Глаза горели, стертые подушечки пальцев краснели, кровь пульсировала, заглушая шум толпы, но дыхание было ровным — иначе бы ни один их выстрел не попал в цель.

Магистр встал прямо за мишенью, в которую стрелял светловолосый мальчишка, в буквальном смысле становясь ею, если тот промахнется, и жестом предложил мне поступить так же. Моим стрелком стал загорелый, жилистый юноша — его отец точно занимался тяжелой работой и давно приучил к ней сына, — и держался он увереннее, чем его соперник. Мы добавляли азарта соревнованию: цена их ошибки мгновенно возросло до той, что при промахе им никогда не выплатить.

Щекочущее ощущение от зрелища летящей в тебя стрелы сложно описать словами; даже осознавая полную безопасность ситуации, разум подавал телу сигнал к бедствию. Каждую секунду грезя сорваться с места, я будто прирос к нему, пустил корни в землю. Ухмылка и яростная зелень глаз колдуна мелькали на периферии, но я не спускал глаз со стрел. Мешок трещал, дырявый в десятках мест, и сенная пыль вздымалась в воздух при каждом в него попадании. Я моргнул и, подняв веки, обнаружил, что одна из стрел летела совсем не по курсу.

Она нацелилась прямиком мне в глаз. По венам пробежал леденящий восторг, и магия в дребезги разрушила сдерживающую её клетку. Время стало тягучим, будто смола, как в день, когда я впервые откинул Финдира разрядом молнии, и я разочарованно вздохнул; я терял над собой контроль. Я мог бы спастись, увернувшись — скорость моих реакций все еще превышала человеческую, — а если и нет, то вполне мог бы прожить и без глаза. Однако она всё же вырвалась, спровоцированная малейшей опасностью для жизни, и это означало две вещи. Первая — мне вновь предстояло много работы над укрощением странной небесной субстанции, выбравшей моё тело сосудом. Вторая — у меня была вполне реальная вероятность быть раскрытым.

Собрав все силы, что я мог в себе отыскать, я запрятал молнию как можно глубже — так, чтобы она ни на мгновение не выбралась наружу, предоставив магистру возможность её заметить, — и вытянул руку вперёд, рассчитав примерное время, за которое стрела долетит до моего лица, если время вернется к своему течению.

Я сжал пальцы почти сразу, и не прогадал — древко стрелы оказалось между ними, обжигая кожу множеством заноз; на изготовление этих стрел очевидно не потратили много времени. Наконечник застыл в мгновении от глаза.

— Господин! — загорелый юноша упал на колени, рассыпаясь в извинениях. — Ну почему же вы там встали?

— Всё в порядке, Аби, — ничуть не напугано протянул Рагна. — Сэр Териат в полном здравии.

— Но я же мог пристрелить вас!

— И сделал бы мне одолжение, — хмыкнул я.

Я опустил руку, но не отпустил стрелу. Магистр посмотрел на меня скучающе и едва не зевнул; лишенный ожидаемого зрелища, он не желал более терпеть моё присутствие, и тут же откланялся, намекая на безотлагательные дела, что ждали его внимания. Я направился к выходу с поляны, дважды по дороге успев удостоверить увязавшегося следом мальчика, что он не причинил мне никакого вреда.

Лишь у конюшен я разжал ладонь, позволив обломкам стрелы коснуться земли. Сгоревшее дерево окрасило кожу в черный.

Как и полагалось, за день до свадебного торжества двери в тронный зал распахнули, демонстрируя приданое, собранное для будущего супруга принцессы. Над двумя огромными сундуками, доверху набитыми дорогими тканями и украшениями — иначе говоря, ничем из того, что Ариадне было бы жалко отдать, — постоянно хлопотала Ровена. Она нашла повод отвлечься от скорби по мужу, ведь заключаемый союз был последним его делом, и именно ей, как королеве, предстояло исполнить его волю. Ни один шаг, касающийся праздника, не делался без её ведома. Беатрис бегала за ней следом, пытаясь снять с сестры часть ответственности и дел — казалось, королева проваливалась в сон без сил, лишь переступив порог покоев, — но Ровена упорно отвергала её помощь. Посеревшее лицо Беатрис, хоть и щедро раскрашенное румянами, напоминало ей о том, что вскоре она вновь потеряет любимого человека. Ей было проще не смотреть на сестру, ведь если перед глазами план рассадки гостей или схема украшения зала — её мысли не заняты страхом, а тело не сотрясает дрожь.

Фактически, торжество начиналось вечером дня, предшествующего церемонии.

В покоях меня встретили горячо спорящие служанки, обложенные целой горой одежд, в которых они — очевидно, безуспешно, — пытались что-то отыскать. Некоторые из вещей были вывернуты наизнанку, и я вздрогнул, заметив, как на пробирающемся в комнату солнце сияют золотистые нити на внутренних швах. Две пары измученных глаз уставились на меня, беспомощно вскинув руки.

— Ищете что-то, что поможет упрятать меня в темницу?