Грудь сдавило, выбивая из легких воздух. Сам того не ожидая, я разразился криком, взревел, спугивая птиц с веток. Магия отправилась в путешествие по вскинутым рукам, и к безоблачному небу поднялись две огромных молнии. Столкнувшись с облаками, они окрасили их в темно-серый, и дождь тут же окропил листья.

Прозвучал рог. Охота подошла к концу.

Не сумев удержаться на ногах, я упал на землю. Ладони горели; на них красовались два огромных красных ожога. Я спешно достал из колчана перчатки для стрельбы, которые за ненадобностью никогда не надевал, и натянул их, превозмогая боль и крепко сжимая челюсти. Услышав движение, я тут же метнулся к королю; его взгляд уже приобрел осознанность.

— Надо же, — захохотал он. — А ведь ни облачка не было!

— Погода — удивительная вещь, — согласился я, не солгав о своем изумлении.

— Что ж, в таком случае, пора возвращаться.

В рог протрубили снова. Сигнал выдвигаться в оговоренное место встречи.

Всю обратную дорогу мы поддерживали милую беседу о погоде, животных и особенностях охоты, а когда дошли до оставленных нами коней, долго смеялись над их возмущенными мордами. Король будто стал ребенком, до ужаса невинным и доверчивым, и это, полагаю, то, о чем предупреждал Эвлон, — он стал уязвим, как никогда.

Мы прибыли к выходу из леса последними; вероятно, успели уйти дальше других. Некоторые гвардейцы, что были наследниками знатных родов и были приглашены в числе прочих, при виде нас мгновенно спешились и обнажили мечи. Король удивленно вскинул брови.

— Вы что же, не узнали своего правителя?

Гвардейцы недоумевающе переглянулись. Эвеард не следовал намеченному плану.

— Ваше Величество, — поклонился один из них, подыскивая слова. Я оглядел присутствующих в поисках капитана; тот стыдливо опустил глаза, прячась за чьими-то спинами. — С вами всё в порядке?

— А не должно быть? — расхохотался он. Ему были неведомы их намерения. — Вы не поверите, кого я видел в лесу! Эту историю запишут во все книги!

Гвардейцы растерянно отступили, оседлав лошадей, и в арьергарде последовали за королем, рассказывавшим всем о невероятной встрече, состоявшейся на западной поляне. Подданые наперебой называли Эвеарда избранным богами, а тот лишь отмахивался, повторяя, что был не более, чем удачливым неудачником. Про мое присутствие на той поляне все благополучно забыли, увлеченные речью короля.

Капитан Фалхолт стал единственным, кто обратился ко мне. Приблизившись справа, он слегка наклонился, чтобы не говорить слишком громко; дождь оглушающе барабанил по доспехам знати, старательно заглушая слова. Впрочем, со мной он мог говорить хоть шепотом.

— А с тобой всё… с тобой всё в порядке?

— А не должно быть? — улыбнулся я.

Сославшись на усталость, король укрылся в своих покоях сразу после возвращения в замок. Люди шептались, предлагая варианты истинной причины: “старик уже не тот, что прежде” — хоть он вовсе и не был стариком, — “поранился и не хочет, чтобы об этом кто-то знал”, кто-то даже выдвигал предположения о назначенной встрече с фавориткой, однако королева разрушила почву для сплетен, проведя все время “болезни” рядом с ним. Её любящий взгляд и теплые руки не отпускали его ни на минуту, пока он не нашел сил вернуться к делам. Восстановление заняло два дня.

Как только Эвеард включился в придворную жизнь, люди шептались уже об ином — о разгладившихся морщинах и огню в пепле серых глаз. Правитель Греи действительно помолодел как внешне, так и внутренне; стал веселее, разговорчивее, активнее. Одним ранним утром я даже встретился с ним в тренировочном зале, и мое удивление разделили абсолютно все присутствовавшие. Король обнял Кидо, шепнув ему что-то вроде “ты молодец, сынок”, и тот едва сдержал бушевавшие в нем эмоции. Даже всегда строгий и сухой Аштон толкнул меня локтем, изумленно таращась на отца с сыном, но так и не смог ничего вымолвить.

Почти повсюду Минерва ходила следом за королем. Будто дитя, от скуки достающее родителя, она не отходила ни на шаг, без устали бросая в него колкие фразы; её тон был приказным, тяжелым — другие от его звука падали ниц и клялись в вечной верности, — но Эвеард игнорировал все капризы недовольной дочурки. Члены совета вторили ей, донимая вопросами, почему на заседании отсутствует принцесса, и король вновь и вновь отвечал, что для этого попросту нет причин. Он поручил ей помочь королеве в организации предстоящей свадьбы, и её недовольный вскрик в тот же миг услышали на всех этажах.

Я изображал искреннее недоумение, обсуждая со знатью перемены, столь внезапно произошедшие с королем. В первые дни никто не давал им положительной оценки: резкие изменения настораживают, заставляя задуматься о стороннем вмешательстве в дела короны. Подозрения большинства падали на новоприбывшего Рагну, что заставляло его юное лицо напрягаться и хмуриться; воздух вокруг него в эти моменты будто бы сгущался. Я заметил, наконец, изменения и в нем; о них тоже говорили многие. Его глаза.

Когда колдун спокоен и дружелюбен, они — светло-голубые, контрастирующие с загорелой кожей; многие из последних десятилетий, по слухам, он провел на юге. Когда до его ушей доносились сплетни о причастности “седовласого” к “неразберихе в замке”, радужка глаз тут же заливалась палисандровыми оттенками. Пока что я знал лишь две ипостаси, но был уверен, что существовали и другие.

Несмотря на настороженное отношение, каждый шаг Рагны сопровождался компанией дам разных положений и возрастов. Мягкие черты юного лица в сочетании с высоким, худощавым, но обладающим кошачьей грацией телом привлекали женщин и без применения особых чар. Они просили его о личных встречах без лишних глаз, о зельях, о гаданиях — что особенно его оскорбляло, — но их общество ничуть его не интересовало. Лишь изредка он тешил самолюбие юной Элоди, исполняя для нее небольшие фокусы; впрочем, и этот жест выглядел вымученным. Его интересовали беседы — беседы обо всем на свете, — будто он много лет провел в тюремной камере, мучаясь безмолвием, и теперь наверстывал упущенное. Эту его потребность с лихвой удовлетворяла Минерва, с которой он проводил большую часть свободного времени, заставляя прочих дам разочарованно вздыхать. Советник Лэндон часто составлял им компанию.

Спустя некоторое время к поведению короля привыкли, и плюсы от изменений стали очевидны. Магия Минервы на фоне этого будто ослабла: либо она не пыталась вновь управлять разумом отца, либо Эвлон заметно усложнил этот процесс. Весь королевский совет вновь подчинялся только законной власти, хоть одержимость принцессой и не исчезла, а лишь покинула зал переговоров. Как и Лэндон, теперь часто пропускающий собрания и получающий заметно меньше королевского внимания. Всё встало на свои места: Эвеард будто вспомнил о родственной связи с Кидо, и всё тепло его отцовского взгляда теперь направлялось к капитану, а не к советнику. Первый все ещё не научился принимать отцовскую любовь; второй же быстро привык быть в немилости.

Дамиан Гаэлит — каким бы неприятным человеком он не был, имя у него звучное, будто скользящий по языку мёд, — почти всегда находился в компании куорианских воинов. Каждый день подолгу общался с ними, выслушивая все проблемы и замечания; те без конца жаловались на скучную Грею и тоску по морю. Казалось, что он искал прорехи в делах сына, чтобы затем ткнуть его в них носом, как щенка, и мне становилось искренне жаль Ханта — я никому не пожелал бы такого отца. Выражение его лица всегда было дерзким и самодовольным, точь-в-точь как у сына, когда тот только прибыл в Грею, копируя поведение властного отца-правителя. Эвеард предпочитал избегать любого личного общения с ним, делая исключения лишь для решения безотлагательных деловых вопросов.

Прогуливаясь по садам после завтрака, рядом с пышными ломкими ивами я встретил уже привычную взору светловолосую пару. Минерва что-то увлеченно рассказывала, активно жестикулируя; колдун молча слушал, изредка подтверждая своё внимание еле заметным кивком. Завидев меня, Рагна одними лишь глазами намекнул принцессе на мое присутствие; резко обернувшись, она одарила меня мягкой улыбкой, от которой почему-то стало не по себе.