— Что ты такого натворил, щенок, что от тебя хотят избавиться свои же? — заговорил с ним скрог. — А впрочем, мне глубоко плевать на это. Одним ублюдочным вороном меньше, уже стоящее дело. Не бойся, я убью тебя быстро, не стану растягивать удовольствие, хотя и очень хотел бы. Твоя никчемная жизнь слишком маленькая цена за мою свободу. Если только, это порождение демонов ночи не лжет как обычно.

— Я сдержу слово, — прокаркал Моргот, довольный лестным для него сравнением. Он взмахнул рукой: Начинайте!..

…Скрог не сразу кинулся на Реми, они немного покружили по площадке, присматриваясь друг к друг. Впрочем, с лица его не сходила презрительная, даже брезгливая гримаса. Он сделал несколько выпадов, не очень стараясь достать Реми, скорее прощупывая противника, играя с ним. Но Реми уже знал, что будет дальше. Когда он, по мнению соперника, потеряет бдительность, тот нанесет ему страшный, сокрушительный удар, целясь в основание подбородка. Этот прием считался особенно удачным, когда соперник был намного ниже воина, как сейчас, в случае с Реми. Могучая рука уже начала едва заметно подрагивать от нетерпения, ложась на траекторию удара.

Реми не мог не оценить благородства и милосердия противника. Такой удар, нанесенный с должной быстротой и мощью, мгновенно сломал бы ему шею, глубоко вогнав в мозг кости, и все закончилось бы очень быстро. Но у Реми были другие виды на жизнь, он верил, что сумеет выбраться, что его план сработает, и эта надежда поддерживала его в самые безнадежные минуты. Поэтому он отступил поближе к решетке и приготовился, одновременно чувствуя, как стремительно начинает разгораться внутри него темное пламя из черного, постоянно тлеющего уголька гнева и скорби.

Он не ошибся, скрог, перед тем как нанести удар, вдруг изменился в лице, оно преобразилось яростью, с которой он и бросился на Реми. Раздался хруст костей, и скрог ошеломленно уставился на свой окровавленный кулак, сокрушенный о стальную решетку. Он резко обернулся на спокойно стоящего позади него Реми, не веря своим глазам, и снова кинулся на щуплую, но поразительно подвижную мишень. Реми дал ему немного погоняться за собой по площадке под крики воронов, пока пламя не набрало силу. Он не хотел причинять вреда этому человеку, но понимал, что должен действовать решительно. И когда взбешенный неудачами, слепой от ярости противник вновь пошел на него тараном, он нанес первый удар, чувствуя нарастающее упоение, совладать с которым ему было труднее всего.

Вырвавшись на свободу темное пламя, сгустком незримой энергии, достигло груди скрога даже раньше, чем закаменевший кулак Реми, и легко отбросило назад огромное тело. Он устоял, нелепо взмахнув руками, с удивленным, почти обиженным выражением на лице. Реми не дал ему опомниться и атаковал стремительно, пока растущее в нем напряжение, сходное с гулом, бушующего лесного пожара, не захватило его разум целиком. Скрог был сильным. Его только недавно захватили в плен, и он не успел исчахнуть на тяжелых работах и скудной, плохой еде, положенной рабам. Поэтому он пытался, отчаянно рыча от исступления и боли, не поддаваться напору противника. Но огромные кулаки лупили воздух, не касаясь проклятого ворона, который неуловимой тенью ускользал из-под удара, чтобы безошибочно точным движением ударить самому.

Скоро Реми почувствовал, что начал входить в раж, и когда ощутил за своей спиной грозный шелест черных, призрачных крыльев перерождения, понял, пора заканчивать, пока еще он может это сделать. Он легко, пружинисто подпрыгнул, чтобы ударить сверху и увлекшись не заметил, что задержался в воздухе чуть больше, чем возможно, а крылья внезапно обрели плотность и замерцали грозной тенью, став на мгновение доступными зрению. Среди воронов вдруг воцарилась мертвая тишина, и в этой тишине Реми сокрушил наконец бывшего воина, одним движением то ли руки, то ли крыла, налитого невиданной мощью.

— Да, что ты такое? — с трудом прохрипел скрог, падая на колени. И глядя на Реми широко распахнутыми, голубыми, неяркими глазами, прежде чем рухнуть на землю, выплюнул ему в лицо вместе с кровью. — Проклятый оборотень.

Тяжело дыша Реми отступил от замершего на земле человека, немного постоял, усмиряя темный огонь, вновь загоняя его в тайники души, гася его свирепое пламя воспоминаниями о чистейшей, ледяной воде ручьев Одинокой горы. Потом тыльной стороной ладони попытался стереть с лица смешанную со слюной кровь скрога, но только сильнее размазал ее, и осмотрелся, пошатываясь от усталости и не понимая, почему вдруг стало так тихо. И почему застыли вдруг в тяжелом молчании все вороны, уставившись на него черными провалами глаз. В клетку протиснулся Моргот, величественно выпрямился, подошел к скрогу и внимательно осмотрел его.

— Добей! — сурово приказал он, но Реми отрицательно помотал головой.

— Ты слышал, что я сказал! — На плечах нарга ощетинились острые угольной черноты перья. — Ты смеешь возражать мне, жалкий червяк. Грязное, предательское отродье! Прикончи его или будешь наказан. Живо!

Моргот грозной скалой надвинулся на Реми, готовый обрушить на него свой гнев. Но Реми дерзко посмотрел ему прямо в лицо, не опуская взгляд, громко и решительно произнес:

— Я не стану этого делать!

Среди воронов прокатился неясный ропот. Лицо нарга почернело от негодования и злобы, глаза загорелись тусклым красным огнем.

— К нирлунгам его! — крикнул он и сделал знак двум рослым вронгам схватить Реми.

Заломив ему руки, они притащили Реми на задний двор крепости, где в каменном загоне, в прочной клетке жили нирлунги, огромные, свирепые волки, самые безжалостные хищники Черных утесов и любимцы Моргота. Даже крупные сторожевые псы горных пастухов, казались бы рядом с ними жалкими щенкам. Их тоскливый, жуткий вой нередко будил Реми ночью, наводя уныние и заставляя кровь холодеть в жилах. Пока же в клетке было пусто, два волка бесновались, запертые в тесной пещере загона, сотрясая ударами могучих тел перегородку.

Вронги впихнули Реми в клетку, сбили с ног, поставили на колени и, вцепившись в волосы, низко пригнули голову. Надели на него тесный ошейник, грубая, сыромятная кожа которого почернела и задубела, впитав в себя немало крови предыдущих жертв, потом замкнули на нем цепь, другой конец которой был прикован к толстому, железному кольцу, надежно ввинченному в грязный, каменный пол клетки, после чего поспешно вышли. Реми услышал за спиной лязг захлопнувшейся мощной двери, протяжный, громкий скрежет, входящего в пазы засова, затем загрохотал ключ, несколько раз поворачиваясь в замке, и Моргот сделал знак вронгам, чтобы они выпустили волков.

Пронзительно заскрипело поворотное колесо механизма, поднимавшего наверх прочный медный щит, заграждавший выход из тесной, мрачной пещеры, где томились два молодых нирлунга, и звери вырвались наружу. Почуяв новую добычу и свежую кровь, они тут же ринулись на пленника. Реми, сидевший на полу клетки в мучительном, напряженном ожидании, стремительно дернулся назад, в попытке уйти от летящих на него хищников и повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, но слишком короткая цепь вновь бросила его навстречу оскаленным в рычании пастям. Лицо ему опалило их смрадное дыхание, а смертоносные огромные клыки едва не сомкнулись на запястье его руки, судорожно сжимавшей звенья цепи у самого горла, в тщетной и почти не сознаваемой им попытке оттянуть ее подальше от беснующихся волков, которых удерживали, Реми надеялся, прочные цепи, гораздо длинней его собственной. Сердце в груди грохотало так, что показалось, он сейчас оглохнет, в ушах пульсировало болью. Его выручило то, что нирлунгов также отбросило назад, и они яростно завыли, забив огромными лапами в воздухе.

Реми снова быстро попятился уже не так резко, до предела натянув свою цепь и подобрав ноги. Немного отдышавшись, понял, что только так он был недосягаем для волков-убийц, возобновивших попытки добраться до него и лязгавших зубами на расстоянии меньше вытянутой руки, так что при желании он легко мог погладить их по свирепым мордам. Но такого желания у него не было.