— Сколько же я провалялся, — пробормотал он. — Сутки? Двое? Видимо, больше.

— Почти трое, — раздался за его спиной голос Моргота и Реми вздрогнул. — Достаточно, чтобы прийти в себя.

Моргот вышел из густой тени крепостной стены, где он совершенно сливался с мраком, так что оставался практически невидим. Реми различил его внушительный силуэт, посеребренный светом молодой луны, но даже этот звонкий, искрящийся свет тускнел, касаясь его фигуры.

— Ты, наверное, голоден, — глухо промолвил Моргот. — Вот, возьми. Нес нирлунгам, но они отказываются его глодать. Им нужно мясо, свежее мясо.

Он швырнул к ногам Реми большой ломоть хлеба. По тому, как тот громко стукнул о камень, Реми понял, что кусок давно зачерствел. Он нагнулся и поднял его, бережно отряхнув от приставшей грязи. На куске виднелись следы чьих-то острых зубов. Реми склонил в поклоне голову:

— Благодарю вас, нарг Моргот.

— Завтра ты вновь выйдешь на ристалище, — произнес в ответ зловещий голос. И Реми пожалел, что очнулся.

Следующие несколько дней дались ему не просто. Когда он терял на поединке сознание, под сокрушительными ударами сильных, тренированных противников, его оттаскивали в сторону и обливали водой, пока он не приходил в себя, захлебываясь и кашляя кровью. Это помогало, но ненадолго. Реми не сдавался, предпочитая быть избитым, но не выпускать на свободу тугую пружину гнева, погружавшую сознание в мрачное пламя ярости, грозившее сжечь его разум и сердце дотла. Он надеялся, что в конце концов, так ничего и не добившись, от него отстанут. Но, вернее всего, — думал он мрачно, — просто забьют совсем.

— Эйфи, — негромко позвал Реми задремавшую девушку. — Возьми, выпей. Это тебя подбодрит.

Эйфория с трудом разлепила отяжелевшие от сна веки, она чувствовала себя ослабевшей и усталой, несмотря на то, что часть пути Реми нес ее на руках. Боль в ноге немного унялась, но проходить совсем не собиралась, затаилась как хищный зверь в засаде, готовая в любой момент вновь начать терзать ее плоть своими клыками. Эйфи взяла из рук Реми железную походную кружку с горячим питьем, предусмотрительно обернутую тряпицей, чтобы не обжечься, и вдохнула свежий травяной аромат, легким дымком паривший над целебным напитком. Рядом весело потрескивал хворостом костер, над ним висел на длинной толстой ветке котелок с водой. Это тепло от костра согрело ногу и угомонило боль. Реми отошел к огню и подбросил в него больших сосновых шишек. Пламя сразу вспыхнуло и разгорелось с новой силой.

— А где Джой? — спросила Эйфория после того, как сделала несколько глотков отдающего терпкой горечью настоя и окончательно очнулась.

— Пошел за хворостом, — ответил Реми, снимая котелок с бурлящей водой с костра. — Топлива здесь много, а вот еды мало. Ни ягод, ни грибов, ни орехов, придется сухари доедать.

— Я что-то не хочу ничего.

— Так не пойдет. Надо поесть хоть немного, чтобы были силы. Вот держи.

Он положил ей на колени несколько сухарей и горстку фиников, коснулся ее руки и улыбнулся, чтобы подбодрить, хотя глаза его были полны тревоги. Эйфи благодарно улыбнулась в ответ и начала грызть твердый, ржаной сухарь. Вскоре исчезли и пять приторно-сладких, липнущих к зубам фиников, похожих на больших потрепанных жизнью коричневых жуков. Подкрепившись, она в самом деле почувствовала себя бодрее, от горячего чая по телу разлилось тепло. Пришел Джой с охапкой сухих сосновых веток и рюкзаком, набитым пахучими смолистыми шишками. Молча сложил все у костра, сел рядом и принялся отряхивать от древесного сора джемпер. Реми протянул ему дымящуюся кружку с чаем. Он взял ее, ни на кого не глядя, и стал осторожно прихлебывать.

— Ты чего такой смурной, Джой? — спросил его Реми. — Случилось что?

— Нет, — буркнул Джой и отвернулся.

— Устал? Ничего, скоро отдохнем, — Реми искоса, внимательно посмотрел на друга, переломил об колено толстую ветку и бросил ее в огонь.

— Сказал же, нет, — огрызнулся Джой, явно чем-то расстроенный. Против обыкновения он даже не ворчал, безучастно смотрел перед собой, не реагируя на попытки Реми его подбодрить.

— Ладно, — Реми не стал больше допытываться. — Нет, так нет.

Он допил чай, убрал кружку и разворошил костер, чтобы тот жарче горел.

Когда последняя собранная шишка превратилась в пепел, друзья, согревшись и обсохнув, стали собираться в дорогу. Скоро, охваченная сырым холодом, раненная нога Эйфи опять начала пульсировать болью, и ей вновь пришлось воспользоваться помощью Реми.

— Извини, — шепнула она ему на ухо, когда он поднял ее на руки, — мне так неудобно.

— Ничего, ты маленькая и легкая, — отозвался Реми, и тоже шепнул ей с негромким смешком. — Вот, если бы на твоем месте был Джой!

Их путь вился между холмами, опускаясь все ниже и ниже. Подул свежий, теплый ветер, донеся до путников аромат неведомых цветов и близкой воды. Эйфи повеселела, и Реми тоже посветлел лицом. На лбу у него блестели капельки пота, и Эйфория время от времени осторожно вытирала их ладонью. Взгляд ее при этом светился нежностью и заботой. Иногда она опускала голову на его плечо и задумчиво смотрела в спину Джою, который безостановочно шагал впереди, не оборачиваясь и не сбавляя шаг. Несколько раз словно случайно, она ласково касалась рукой шеи и волос Реми, и тогда он бросал на нее короткий взгляд из-под ресниц и, казалось, едва сдерживал улыбку. А в глубине его глаз начинали вспыхивать золотые и зеленые искры.

Тропа здесь сама стелилась под ноги, трава сделалась гуще и зеленее. Вечерело, и в небе зажглись первые звездочки, крохотными алмазами сверкая среди поредевших облаков. Постепенно горизонт перед ними окрасился яркими закатными красками, будто полотнища золотого и алого шелка переливались над кроной густого леса, окружавшего Зачарованное озеро. Отблески уходящего на покой солнца озаряли небесный свод и землю под ним ровным жемчужно-розовым светом. И не успел погаснуть последний солнечный луч, как путники вступили под сень Заповедной рощи мьюми. Их окружили высокие ровные стволы диковинных деревьев с гладкой серебристо-серой корой, над ними шелестели высокие кроны. Эйфи показалось, что она различает в их шелесте какие-то слова, деревья мелодично шептали ей что-то, этот шепот убаюкивал, навевая сладкие грезы. Стемнело, но роща была полна мерцающего света.

Это светились чудесные деревья, их ветви сплетали над путниками искрящийся зеленый полог. Длинные, перистые как у ясеня листья с тонкими серебряными прожилками колыхались и трепетали, но воздух был неподвижен и тих. Тут Эйфи увидела, как среди листьев золотыми звездами стали вспыхивать и распускаться нежные бутоны цветов. И скоро роща наполнилась дивным ароматом, от которого замирало в истоме сердце и кружилась голова. Они вышли на большую поляну. Реми замедлил шаг и опустил Эйфи на ноги. Она уже не чувствовала боли, с удивлением отметив, что совсем забыла о ней, увлеченная чудесами заповедной рощи.

— Как здесь красиво, — негромко сказала она Реми, заворожено разглядывая светящиеся деревья. — Как необычно и хорошо.

— Да, — также тихо откликнулся Реми. — Только это опасная красота, она может лишить человека памяти, усыпить долгим-долгим сном. И ты будешь спать и видеть странные сны, но сам проснуться не сможешь никогда. И тогда, только вода Зачарованного озера способна вернуть тебя к жизни. Но не бойся, если ты друг, тебе ничего не грозит. Эйфи, ты помнишь, что я говорил тебе в пещере? — Он повернулся и заглянул ей в глаза. Потом очень настойчиво и серьезно сказал. — Ты здесь в безопасности и скоро вернешься домой. Все будет хорошо. Просто доверься мне.

Эйфи кивнула, ее вдруг охватило сильное волнение, так что она еле сдерживала дрожь. Джой тоже остановился, потом подошел к ним и встал рядом. Он был бледен и тяжело дышал, но даже не замечал этого, судорожно сжимая лямки своего рюкзака. Откуда-то послышалось тихое, чарующее пение, деревья зашептали громче и явственней, и на поляну навстречу путникам вышла Королева мьюми в окружении своей свиты. При взгляде на нее у Эйфории перехватило дыхание, и слезы выступили на глазах.