Тут он замолчал, и так погрузился в размышления, что не расслышал вопроса кухарки.

— Что, если только, Реми? — повторила она встревоженно.

— Нет, ничего, — не сразу откликнулся он, занятый своими мыслями. — Пожалуй, ты права. Я должен использовать этот шанс. Это единственная возможность для меня…

Больше он не сказал ни слова и на все вопросы обеспокоенной женщины, только качал головой. Потом с трудом поднялся и взяв ведро в глубокой задумчивости отправился к колодцу, выполнять свою работу…

… Последние поединки проходили под проливным дождем, который ненадолго сменял собой сплошную, обложную морось, смывая с обнаженных тел кровь и мешая ее с грязью. Ноги бойцов скользили в размокшей глине площадки, глаза заливали потоки воды, не давая разглядеть противника, шум дождевых струй мешал сосредоточиться, движения у всех были вялыми и замедленными. Но Моргот не прекращал занятия, упорно выгоняя ронгонков на ристалище. Все они начали вступать в возраст, когда приходит пора проходить обряд и получать дар воплощения. И все они были старше Реми и крупнее его, смотрели на него с недоумением и насмешкой. Осторожной насмешкой, все-таки Фрай до сих пор был в дальних пещерах врачевания, где им занимались опытные знахарки, и судя по всему, пробыть ему там предстояло долго. Поэтому, кто знает, что может выкинуть этот изгой с белой отметиной в волосах и пронзительным, сумрачным взглядом. Может и ничего, а может и что-то может. Но с каждым проигранным Реми поединком все больше смелели, заключали между собой пари, кто его быстрее уделает, и откровенно смеялись и плевали ему в лицо, когда он падал.

Так продолжалось, пока двухдневное отсутствие Моргота с другими воронами не дало Реми небольшую передышку. Крепость на время опустела, он видел, как черная стая взмыла в воздух и скоро растворилась в сизой пелене дождя, не перестававшего моросить уже которые сутки. Это было как нельзя кстати, он хотел все обдумать перед тем, как принять окончательное решение, трудное решение.

— Другого пути нет, — говорил он себе. — Мне придется пройти обряд. И если я выдержу, то буду свободен, по-настоящему свободен.

Ни о чем так страстно не мечтал он как о свободе, готовый ради этого на немыслимые мучения. Но, когда он представлял, через что придется пройти на пути к цели, сердце его сжималось в невыносимой тоске, а желудок от страха скручивало в комок.

— Главное, чтобы Моррис ничего не заподозрил, — размышлял Реми, уединившись в библиотеке и глядя на покрытый пылью пустой соломенный домик Чика. Воспоминания о друге укрепляли его, он словно вновь слышал его ободряющий писк и видел забавную, смышленую мордашку. — И особенно Моргот. Он, пожалуй, еще опаснее чем скарг, он постоянно наблюдает, не сводит на ристалище глаз. И начать придется с поединков. Только если он не даст забить себя насмерть, у него будет шанс выбраться. А значит, придется выпустить на свободу темный огонь.

При этой мысли его охватило радостное, почти ликующее предвкушение, что всерьез встревожило Реми. И еще больше встревожило, что чувство это было почти неуправляемым. Ему нужно было как можно скорее понять, как он может сдержать темный огонь, как вовремя остановиться и не перейти роковую черту.

— Я постараюсь, Чик, — сказал он обращаясь к старому соломенному гнездышку. — Постараюсь найти выход, ради нас с тобой, ради нашей дружбы. Я знаю, тебе это понравилось бы.

Ночью, под монотонный, шелестящий шум дождя ему приснился сон. Он был на склоне Одинокой горы, в своей любимой роще, где росли вперемешку могучие дубы и стройные ясени, кудрявые, раскидистые липы и тонкие, трепетные осинки. Он шел по тропинке вслед за белой, сияющей птицей. Сквозь листву просвечивало яркое солнце, бросая на тропинку золотистые блики. Но в древесной тени царили сумрак и приятная прохлада. Птица вывела его на берег ручья, что брал свое начало высоко в горах, питаясь от ледника. Вода в нем была прозрачной и очень холодной, у него заломило пальцы, когда он окунул их в стремительные, хрустальной чистоты струи. Он наклонился над ручьем, завороженный его громким журчанием. Поток воды шевелил на дне мелкие разноцветные камешки, перекатывая их с места на место. Внезапно, они вспыхнули, охваченные темным, мрачным пламенем, которое разгоралось все ярче и сильнее. Реми хотел отшатнуться и не смог, темный огонь рвался наружу, грозя вот-вот опалить его лицо, сжечь его дотла. Он видел, как обуглились и почернели в огне камни, но быстрые струи горного родника гасили пламя, не давая ему вырваться, держали его в своем прозрачном, ледяном плену. Реми долго глядел как бушует и беснуется пламя в бессильной ярости, а потом проснулся.

Но теперь, он знал, что поможет ему справиться с темным огнем. Оставалось только проверить догадку, а значит принять, наконец, свою судьбу на поединке.

Моргот с воронами вернулись на третьи сутки, довольные и с добычей. Они летели в свинцово-серой пелене дождя зловещими призраками, и за ними тянулся мрачный, красноватый след. Капли воды мешались с кровью скрогов, пропитавшей черные перья, смывали ее с могучих крыльев, со свистом рассекавших воздух, и срываясь падали вниз на поникшие в скорбном молчании деревья, на размокшую землю, на бредущих по ней в немом, иступленном отчаянии людей. Глаза пленников были пусты, а в ушах звучало, не переставая, пронзительное, колдовское карканье, заставляя их двигаться, с трудом волоча ноги, навстречу своей несчастной доле, все дальше и дальше от родной деревни, сожженной яростным, негасимым огнем, все ближе и ближе к мрачной цитадели, укрытой в непроходимой, дремучей чаще.

Еще двое суток после этого вронги пировали, обсуждая удачную вылазку, похвалялись друг перед другом захваченными трофеями, пили и ели без меры. Реми сбивался с ног в работе на кухне, ему пришлось прислуживать воронам за столом, получая от них пинки и тычки, шатаясь от усталости, убирать на столах и в зале. Пир закончился как обычно игрищами в купальнях, где нашли свою злую судьбу многие скра из мятежной деревни. После чего охочие до зрелищ вороны решили позабавить себя состязанием молодняка, делая ставки золотом на самых сильных бойцов из ронгонков или ронгов. При этом известии Реми почувствовал, как сердце у него начало заходиться от волнения, то срываясь в безудержное, недоброе ликование в предвкушении схватки, то замирая от боязни, не сдержавшись, навсегда потерять себя в пламени темного огня.

Необыкновенное возбуждение от предстоящих событий заставляло ронгонков вести себя шумнее и агрессивней обычного, они начали то и дело задирать друг друга, споря кто из них окажется самым достойным. Победитель получал часть от общего выигрыша, и, что было гораздо важнее, право пировать за одним столом с вронгами до самого обряда.

Реми очень надеялся, что Моргот не станет выводить его на ристалище и в то же время что-то подсказывало ему, что участия не избежать. Он ловил на себе косые, многозначительные взгляды, слышал смешки и перешептывания и, наконец, понял, что за роль была уготована ему на поединке. Он опять стоял в паре с Аррисом, сильным, но трусоватым ронгом. И по задумке Моргота легкая победа над Реми должна была воодушевить того, вселить уверенность в своих силах, разогреть перед схваткой с серьезными противниками, пробудить боевой азарт. Реми подозревал, что нарг поставил на Арриса неплохую сумму, а значит будет жарко. Аррису нужна была эффектная победа и щадить он никого не собирался, тем более какого-то жалкого изгоя. И если тому суждено найти свой бесславный конец от его Арриса кулака, значит так тому и быть, читал Реми в его глазах.

В день начала поединков дождь ненадолго прекратился и даже пробилось сквозь хмурую пелену бледное, безрадостное солнце, взглянуло утомленно на землю и вновь скрылось в своем облачном убежище. Ровно в полдень на ристалище зазвучал гонг, возвещая первый этап состязаний. Реми стоял под моросящим дождем у самого края площадки. Немного в стороне толпились остальные ронги, лениво наблюдая за первым боем. На него не обращали внимания, он был для них пустым местом, тем, на ком всегда можно почесать кулаки, если зудят. И Реми мог спокойно подумать, сосредоточившись на сдерживании той неукротимой силы, что начала в нем пробуждаться при виде ристалища.