Бажена бросила прощальный взгляд на понравившийся головной убор и шагнула следом за мамой.

В "Шляпном царстве" их встретили яркие краски, цветы, перья, ленты и вежливая девушка в просто голубом платье. Бажена с завистью оглядела скромный наряд торговки.

— Добро пожаловать! Что предпочитаете?

— Мне…

— Ей для начала вон то украшение к причёске. Да, с перьями.

Бажена посмотрела на яркое разноцветье почти полуметровой высоты с ужасом.

— Мама, оно не подойдёт под платье.

— Подойдёт. Под то золотое, что мы тебе заказывали на прошлый праздник. Ты же его так и не надела, так что оно совершенно новое. Выйдешь в нем куда-нибудь.

Бажена обернулась, пытаясь найти поддержку в отце, но тот ещё на входе увидел какого-то знакомого и теперь увлеченно обсуждал с ними погодные проблемы и породы лошадей. Бажена глубоко вздохнула.

— Мама, оно не подойдёт и к жёлтому платью.

Мать пропустила ее замечание мимо ушей, не соизволив отвлечься от разговора с торговкой.

— …Да, и ту. И вот эту сеточку с розами. Только есть у вас цветы поярче?

Девушка в голубом отошла к прилавку, стала перебирать цветные вещицы. Береслава крутила в руках несколько украшений для волос.

— Мама…

— Примерь.

Бажену развернули к зеркалу, приложили к ее голове заколку с перьями. Вышло жалкое зрелище. Как и всегда. Девушка вспомнила прошлый бал, на котором соседская молодежь посмеивалась над ее нарядом. Же́на в тот день по случайности уловила краем уха несколько пренебрежительных фраз в свой адрес. Но дело было даже не в том, что над ней смеялись, а в том, что с ней почти не разговаривали. И редко приглашали на танцы. Часто она почти весь бал просиживала рядом со старыми матронами, развлекая их беседой, ведь больше нигде ей места не находилось. Приемы и балы Бажена ненавидела столь же сильно, как слово "мода".

— Мне не нравится.

— Вздор! — фыркнула обиженная ее робким возражением мать. — Ты просто ничего не понимаешь. Подобная прическа была на прошлом приеме у вены Фарт, а она, между прочим, приехала из столицы. Знает толк в модных веяниях.

— Это был маскарад.

— Да, но с восторгом обсуждали не столько ее платье, сколько прическу!

— У нее волосы, словно гиленский шелк. И ее украшения подходили к наряду.

Береслава посмотрела на дочь недовольно.

— Вот дал Отец несносную девчонку! Неужели обязательно перечить матери? Подумай, в какое неловкое положение ты меня ставишь! Же́на неужели тебе настолько противны собственные родители, что ты не можешь ни один совет принять спокойно? Почему я должна тебе все время что-то доказывать, словно я обвиняемая на суде? Это невыносимо!

Мама схватилась за сердце и отвернулась, нервно перебирая в руках разноцветные украшения. Бажена зябко передернула плечами. Ей часто казалось, что она хоть и стоит в толпе людей, однако отделена от них невидимой, но непреодолимой преградой. Ее не видят, не слышат, до нее никто не может дотянуться, и она тоже не может никого коснуться. Бажена представляла это ясно: вот она протягивает руку, делает шаг, пытаясь пройти сквозь стену к людям, но прозрачный купол двигается вместе с ней. Нет выхода или лазейки. Совсем. Можно биться о неровную поверхность, разбивая ладони и локти в кровь — все равно никто не услышит. Никогда. И даже немногих, протянувших к ней руки, остановивших на ней взгляд, незримым течением уносит прочь. И она опять остаётся одна. Мать с отцом и те — по другую сторону стены.

— Мама…

Матушка посмотрела на Бажену в ожидании. У девушки внутри все задрожало. Шаг вперёд.

Услышь меня…

— Мам, может, лучше тот зелёный?

— Мое слово уже ничего не значит для этой глупой девчонки!

И отбросив на прилавок взятые для примерки украшения, вена Хлад промокнула глаза платочком и быстрым шагом отошла к отцу, присоединяясь к его разговору с одним из дальних соседей. Бажена осталась одна.

— Уважаемая, вот, вы просили с ярко-алыми цветами.

Торговка протянула ей украшение, показавшееся Бажене сгустком крови. Она взяла сеточку, развернула: на золотых нитях то там, то тут застыли кровавыми каплями маленькие розочки, сшитые из атласных лент.

— А можно посмотреть простые серебряные обручи?

Девушка в голубом скользнула к прилавку. Другая, дородная торговка, что выкладывала ленты из корзины на прилавок, наклонилась к младшей работнице:

— Можешь сильно не стараться, не рассчитывай, что это купят. У девчонки своих денег нет, так что заворачивай сразу то, что просила мамаша. Все равно в итоге они именно это и возьмут. Поверь моему опыту.

Бажена почувствовала, как глаза наполняются слезами. Она обернулась посмотреть, что делают родители, мама заметила ее интерес и демонстративно стала к ней спиной, хотя раньше стояла боком.

— Что-нибудь ещё? — спросила безразлично торговка, положив на прилавок перед неудачливой покупательницей первый попавшийся под руку обруч. Тяжёлый и очень некрасивый. Бажене он показался терновым венцом, которым на Востоке наказывали в древности провинившихся подданных. Казалось, коснись она его рукой — и на пальцах выступит темная кровь. Но в чем она провинилась? За что ее наказывать?

Юная торговка, не дожидаясь ответа, начала подыскивать коробку для заколки с полуметровыми перьями. Та, что постарше, распутывала ленты, напевая какой-то задорный мотив. Мать и отец Же́ны увлеченно обсуждали урожай. Ещё две посетительницы, смеясь и перешептываясь, перебирали украшения, то и дело прикладывая их к волосам.

Она опять стояла одна посередине толпы.

Внутри что-то лопнуло. Бажена бросилась к двери, выбежала на улицу. Щеки пылали, сердце стучало быстро-быстро, в груди жгло что-то невысказанное, не нашедшее выхода. Девушка подобрала юбки, побежала к ожидавшей их за перекрестком карете. Край дома, фонарь, улица…

— Ай!

— Ой!

Мужской зонт-трость свалился в лужу. Следом туда чуть ли не отлетела сама Бажена, но мужчина, в которого она врезалась, вовремя схватил ее за плечи.

— Осторожнее, уважаемая!

В его голосе не было злости, но присутствовало недовольство. И действительно нехорошо вышло: идёт себе человек по делам, торопится, наверно, и тут в него врезается незнакомка в уродском платье с рюшами. В котором ей самой неудобно. Бажена, не поднимая головы, шагнула в сторону, сморгнула слезы, присела.

— Простите. Я была неуклюжей. Ваш зонт… — она наклонилась к луже, но ее ладонь тут же перехватили мужские пальцы.

— Что вы делаете! Не стоит пачкаться. Зонт — ерунда.

У незнакомца был приятный голос. Уверенный, спокойный. Хорошо, что она не в какого-нибудь нервного дедушку врезалась!

— Вы плачете?

Она отрицательно замотала головой, все так же не поднимая глаз. Подбородка коснулись чужие пальцы, надавили, заставляя ее всё-таки посмотреть на случайного собеседника. И Бажена посмотрела. Упрямо, гордо. Да, я плачу! Но это не ваше дело! Можете насмехаться, если вам так угодно! Ну что же вы? Смейтесь!

Мужчина протянул ей платок.

— Возьмите.

Порыв тут же утих, стало стыдно.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности.

Бажена неуверенно протянула к платку руку, словно боялась, что по ней сейчас ударят. Но мужчина не двигался. Застыл каменным изваянием, с некоторым удивлением окинув взглядом ее наряд.

— Откуда вы к нам прибыли? Проездом?

У Же́ны вырвался нервный смешок.

— Нет, я живу неподалеку. В поместье к западу от города. Оно в ведении стардов вен Силь.

— Вот как. Почти соседи, значит. Я бы сказал: странно, что я не видел вас на местных балах, но балы я обычно не посещаю. Так что простите мне эту оплошность с "приездом".

— Ничего страшного. Простите за зонт.

— Пустяки.

Незнакомец натянул черные перчатки, поймал зонт за ручку, отряхнул его и уткнул в землю на манер трости. Посмотрел на Бажену своими болотными глазами — неяркими, темно-зелеными, отливающими немного серебром. Юная наследница рода вен Хлад никогда не видела таких странных глаз. И принадлежи они кому-нибудь другому, они бы показались ей тусклыми и невзрачными. Но неизвестный мужчина смотрел на нее с искренним беспокойством. И на дне его глаз Бажене мерещились болотные огоньки. Как в сказках гувернантки. Только вот девушка не знала, к погибели или спасению она придет, шагнув за манящим светом?