Степняк сосредоточенно кивнул:

— Хорошо, — и ушел. Дея села на лавку, задумчиво смотря ему вслед. И что это значит? "Когда подаришь волчий коготь"; "Когда волчий коготь расцветет," — подобные выражения означали "никогда". У этого растения нет цветка, оно размножается при помощи корневища. И как понимать его ответ? "Ну и ладно, сама дура?" Может, конечно, и вправду дура, но ведь обидно…

Во дворе вдруг заржали кони. Громко. Один — захрипел жалостливо, испуганно. Деяна, позабыв о собственных метаниях, бросила все и выбежала на улицу.

Гостей было немного: пять всадников и пять вьючных коней. Вот только даже в свете луны и большого фонаря, висящего над входом в дом, было видно, что люди эти — тижийцы. Дея не успела ни испугаться, ни решить, что делать — на крыльце уже показались Азарина и Барот. Степняк бросился к раненому коню, что-то злобно высказывая на своем грубом, тижийском языке. Дона Брит громко спросила:

— Кто такие? Зачем пожаловали, гости дорогие?

— Зовы таджа! — пренебрежительно отозвался один из людей. Одежда его хоть и выглядела тижийской (штаны да рубаха), но была украшена множеством узоров и камней, особенно выделялись украшениями длинные рукава. Обычно тижийцы носят рубахи без рукавов, но знатные вельможи часто подчеркивали свой статус и богатство именно наличием оных. Остальные были одеты проще, у троих рубахи доходили до середины бедра — охранники или слуги, у молодого мужчины с перекинутой через плечо сумкой — до колен.

— Я — тадж, — спокойно сообщила дона Брит. — Владелица этого дома. И выше меня нет никого на этом дворе. Так что хотят гости?

Гости некоторое время совещались, с неодобрением поглядывая на хозяйку. Потом молодой мужчина в яркой, но украшенной вышивкой лишь по подолу рубахе вышел вперед.

— Здравствуй, хозяйка. Великий Гарун Кариб, что сидит у самых ног Наивеличайшего Таджа Всех Степей, Таджа над таджами, изволил остановиться на ночлег на твоем дворе. Прикажи рабыне прибрать три лучшие комнаты, нагреть воды в купальню и нажарить свежего мяса.

— Мяса можем подать прямо сейчас, уважаемые. Вода и комнаты будут готовы в ближайшее время. Мы рады приветствовать друзей Господаря на своей земле. Только не забывайте, пожалуйста: в Серземелье рабов нет. Прошу в дом.

Азарина повела гостей внутрь, махнув Дее, чтобы та пока оставалась на улице. Следом за хозяйкой постоялого двора зашел бугай с кривой саблей у пояса, видимо, охранник, затем Гарун, затем переводчик и опять охранник. Пятый человек — слуга, суетился вокруг коней и переругивался с Баротом. Деяна немного осмелела и подошла ближе.

— Что случилось?

Барот выглядел очень злым. Он стоял рядом с тревожно ржущим конем и гладил его по спине. Конь подгибал одну ногу.

— Дуракы-хозаэва с ним слуцылыс! А, байра када! Ханы дорог гар! Гарун драг тодо!

Конь заржал, видимо, выражая свое согласие со всем сказанным.

— Ему больно? — уточнила Дея.

— Да. А он гнал исцо и исцо! А, Лихобор ханы гар!

В свете луны блеснула острым лезвием лежащая рядом с животным сабля.

— Это что? — испуганно потянулась к оружию Деяна.

— Нэ трож! — ее легонько шлепнули по пальцам. — Это мнэ. Прырэзат эго!

— Ты его убьешь???

— Нэт, конэшно! Отвэду к кузнэцу. Принэсы маз.

Дея хотела было на всякий случай забрать с собой страшную саблю — вдруг ее отсылают, чтобы сделать черное дело без визжащих девок по близости? — но посмотрела на взволнованное лицо Барота и передумала. Он не сделает коню плохо.

Когда Кагыр увел хромого коня со двора, Дея наткнулась на странный, оценивающий взгляд слуги-тижийца и поспешила ретироваться на кухню от греха подальше. Все-таки там спокойнее.

Азарина тут же дала ей задание: собрать то и то, вручить засидевшимся в обеденной скорняку и дубильщику корзинки с едой, взять плату и выпроводить их вон. Потом — быстро наверх, стелить три комнаты по левой стороне. Сама дона Брит крутилась между тижийцами, принося-унося еду, закуски, таз для омовения рук и т. д..

Дея быстро выполнила первое, второе, а Барота с конем все не было слышно. Вымыв третью комнату, она распахнула окно — и спальня проветриться, и самой можно послушать и посмотреть, что на улице творится. Темно, тени от ветра колыхаются, будоража воображение. Человек? Куст? Заржала лошадь. Азарина прошла к конюшне, что-то показывая двум тижийцам.

Заскрипели ступени.

Деяна быстро вышла из спальни. Не потому, что испугалась — в последнее время она перестала бояться степняков, но все-таки нехорошо, если ее застанут лодырничающей в гостевой комнате. По коридору степенно, как и положено важному человеку, шел тижийский вельможа в компании одного охранника.

— О, дэвка, нэсы аромат!

— Сейчас будут.

Деяна знала, что тижийцы любят запахи. Они курят траву — обычную и особенную, от которой мутится сознание и на основе которой серземельские доктора сделали препарат, помогающий тем, кому очень-очень больно. На ночь обязательно жгут пахучие цветы или особую, илуйскую жидкость, которой умеют придавать запах разных цветов. Окуривают одежду и ткани, правда духами у них пользуются только женщины — настоящий мужчина должен пахнуть потом и кровью! Так что Деяна приблизительно понимала, что надо делать: найти душистые сушеные травы, навести пахучий чай и, разведя огонь в специальной железной миске, сверху поставить напиток — чтобы он испарялся, насыщая воздух ароматом. А когда придет Барот… Скрипнула дверь, тижиец, словно демон, ответивший на призыв, появился на пороге.

— Надо бадью отнести наверх! — торопливо подсказала Деяна, шинкуя сушеные стебельки. — И теплую воду.

Мужчина молча кивнул.

— Как конь?

— Останэтса здес, навэрно. Если выкупым. Всо в порадкэ.

— Хорошо.

Девушка бросила в большую посудину травы, залила их кипятком. Барот подхватил деревянную бадью, еле пролезающую в дверь, поволок к обеденной. Деяна придержала тяжелую створку, пропуская мужчину вперед, но в обеденной его обогнала и поднялась на спальный этаж первой. Ей еще две комнаты ароматами "насыщать", а время стремится к полуночи.

Гарун лежал на кровати прямо в обуви. Едва он увидел служанку, окинул ее придирчивым взглядом и показал на свои ноги.

— Снымы.

Дея поставила посудину на стол.

— Позвать вашего слугу?

Изумление, отразившееся на лице Кариба, подсказало, что она сделала что-то не так. Что?

— Дура рабына! Сымай обув! Живэй, высэку!

Дею реакция вельможи обидела, но, вспомнив, что перед ней гость Господаря, девушка тактично пояснила:

— Я не рабыня. У нас нет рабынь. И раздевать вас не входит в мои обязанности.

— Ты служишь чужой дом. Это — рабына. Жена и сэстра служат свой дом. Гдар, высэк!

Охранник, до того стоявший у двери молчаливым истуканом, потянулся к висевшей на поясе плети. Дея попятилась. Зря! Зря она поверила, что тижийцы тоже люди!

— Убэры!

Барот схватил ее за руку, затаскивая себе за спину.

— Убэры, Гдар! Кариб, прикажи!

Гость махнул рукой, останавливая охранника. И улыбнулся. С чувством собственной значимости. Посматривая на Барота с великодушной снисходительностью. Деяне прямо ударить захотелось его по самодовольному лоснящемуся от пота лицу! Ишь, важный какой! Все равно сволочь! Барот его в сто раз лучше, а этот развалился, словно сам Господарь, и посматривает на всех сверху вниз!

Гость заговорил на тижийском. Дея понимала только отдельные слова, но и то изредка.

*

— Так я не ошибся? Ты и есть Барот Кагыр? Удача Таджа таджей?

— Не ошибся.

Барот не обратил на позу соплеменника никакого внимания.

— Ты изменился с нашей последней встречи!

— Ты тоже. Раньше твои рубахи были у́же и не блестели, как наряд невесты Таджа.

Гарун погрозил собеседнику пальцем.

— Дерзишь!

— Кариб, здесь не степь! Здесь нельзя говорить плетью, а к служанкам относится как к вещи! Если, конечно, ты не собираешься развязать новую войну.