В соседней комнате хлопнуло окно. Воры? Нерадивые слуги? Показалось? Что бы там ни было, жизнь подкинула вопрос, и Вад просто был обязан найти на него ответ. Иначе в чем смысл его существования? Мужчина нехотя встал, взял со стола трехрогий подсвечник, прошел в другую гостиную, ту, которой обычно не пользовались.

Зоряна воевала с ветром. Распахнула опять окно, подперла каким-то ящиком створки, перегнулась через подоконник, держа в одной руке простенькие дешёвые часы на медной цепочке, а в другой — странную кружку. Ну или что-то вроде.

— Вы в своем уме?

Девушка взвизгнула, чуть не выпала из окна, но вовремя отпрянула назад. Посмотрела на нарушителя спокойствия строгим взглядом.

— Что вы здесь делаете?

— А вы?

— Свою работу! — веснушчатый нос недовольно дернулся. Дона Добре вытянула перед собой руки с инструментами: часами и кружкоподобным чем-то там.

— Делаю замеры.

— Зачем так поздно?

Тонкие брови приподнялись в удивлении.

— Не поздно, а рано. Слуги уже встали, к вашему сведенью.

— Да? — Вадим поморщился. — Ну могут вообще не спать, мне-то какое дело.

По стеклу били крупные дождевые капли. Громко, гулко. Словно пушечные ядра в отдалении. Этот грохот не давал сосредоточиться. Боль вгрызалась в виски, словно степной кот в брыкающуюся добычу. Надо, наверно, меньше пить, а то ведь так и сдохнуть можно раньше времени. Нет, Вадим умирать рано не собирался. Он проживет долгую насыщенную жизнь, заодно портя существование всем близ находящимся идиотам.

— Ещё вопросы будут, или я могу продолжать?

Вадим посмотрел на хмурое лицо собеседницы, махнул рукой.

— Да делайте, что хотите. Я не собирался с вами снова спорить.

Зоряна отошла к окну. Молчаливая сосредоточенная. Вадим вспомнил, как она была разговорчива в первые дни по прибытию. Задорно спорила со старым крестьянином, объясняла что-то заумное вене Силь, улыбалась ему. Тогда Вадим был уверен, что улыбка эта должна была его завлечь, но…

Когда ему в последний раз вот так запросто улыбались дамы? Эта больше не улыбнется. Мать… Азарина ему тоже не улыбалась, все больше хмурилась…

Перешёл ли он черту, отделяющую колкость от хамства?

И Невзора нет. Хоть волком вой…

И голова опять болит.

И мысли — грязные рваные клочья, до сути которых ещё надо добраться.

— Вчера… возможно мое поведение было недостойно, и я сказал лишнее. Хотя понятия не имею, чего вы достойны, а чего нет. Вы говорили очень…

— Бросьте. Я провела вчера себя, как дура. Причем дура излишне болтливая.

Ее голос — ровный, сухой, нейтральный, показался ему искусственным.

— Но это не означает, что я прощен?

— А вы извинялись? — удивлённо протянула девушка. — А я и не заметила.

Вадим рассмеялся. Эта странная собеседница говорила удивительно верные вещи.

— Вы опять правы. Это было мало похоже на извинение, скорее на снисходительное "кажется, я немного не так выразился". Но что делать, я не умею просить прощения.

— И не хотите.

Ведьма она, что ли?

— И не хочу.

— Я вас извиняю.

А вот это было неожиданно.

— Хотите, чтобы я помер под завалами вашего великодушия?

Зоряна вздохнула.

— Сомневаюсь, что вы на это способны.

Вадим прищурился.

— А вам этого хотелось бы?

— Нет!

Испуганный вскрик казался искренним. Но был ли?

— Нет! Никто не должен умирать так рано. — Она замотала головой. — Живите себе дальше! У вас наверно груды не ношеных шелковых рубашек и погреба, забитые до верху прекрасным вином. Вам есть чем заняться.

— Вы грубы не меньше меня, — заметил вен Борз с двойственным чувством: то ли восхищаться этой проницательной лаборанткой, то ли обижаться на ее скудоумие. Удивительное сочетание.

— Вы правы. Но я просто пытаюсь соответствовать тону, заданному вами.

— Я всего лишь был искренним. Не знал, что это наказуемо.

Теперь нахмурилась дона Добре.

— Не обязательно быть грубым для того, чтобы быть честным с собеседником.

— Тогда разговаривать было бы скучно.

Девушка посмотрела на него с осуждением.

— А сейчас вам весело?

Простой вопрос поставил Вадима в тупик. Сейчас ему… Ему было интересно. Странное ощущение. Обычно люди особого любопытства у него не вызывали. Часто одного взгляда достаточно, чтобы все узнать о человеке. Так же как одного стука — чтобы определить, из чего сделан стол: из настоящего ирденского дерева или подделки? Вишта? Дуба? Невзор был единственным, кто не укладывался в эту систему.

До сегодняшнего дня.

— Да, — ответил Вадим честно. — Сам удивляюсь, но препираться с вами мне интересно.

Зоряна тоже удивилась этому откровению. Даже не сразу нашла, что сказать. В результате сконфуженно промямлила:

— Или вы шутите, или это скоро пройдет.

Мужчина из ее поведения сделал свои выводы.

— Значит, я вам тоже интересен?

— С чего вдруг? Вы…

Она осеклась, закусила губу. Помолчала с минуту, а потом продолжила другим, менее резким тоном:

— Вы способны к самокритике и в своей грубости искренни — это необычно. Но не более того.

Вадим улыбнулся.

— Хотели сначала соврать, а потом решились на откровенность?

— Только в ответ на вашу искренность.

Он рассмеялся.

— Вы уверены, что хотите получить честный ответ?

— Да.

Он смотрел на девушку с насмешкой. Ну, что ты спросишь? Мой доход? Сколько у меня было женщин? Нравишься ли ты мне? Знаю ли я обидчика твоей сестры? Что?

— Почему вы все время трогаете свое лицо?

Да, а он думал, что она его больше удивить не сможет! И откуда такая внимательная выискалась?

— Потому что оно не мое?

Зоряна не успела возмутиться столь глупым ответом — Вадим, не прощаясь, вышел из комнаты. Возвращайтесь к своим измерениям, дорогая дона! У вас полно работы, демоны б побрали и ее, и вас!

***

По стеклу стучали капли дождя, и в этом ритме Либене чудилась музыка Прощального обряда. Дорога, ведущая к парадному входу, была пуста. Ни пасынок, ни жених не торопились возвращаться под крышу Малахитового дома. Филипп рано утром пытался съездить в Нахолмье за почтой, но дороги опять размыло так, что пришлось поворачивать коня с полпути.

Ловушка. Это место, с первого взгляда показавшееся ей прекрасным дворцом, на самом деле всегда было клеткой. Даже для Алия.

Открылась дверь, прерывая ее странные размышления.

— Доброе утро.

Зоряна присела.

— Доброе, — Либена отошла от окна. — Я слышала голос уважаемого вена Борз. Он вам докучает?

Вопрос заставил девушку задуматься.

— Это не стоит вашего внимания. Думаю, мы просто развлекаем друг друга пустой болтовней.

— Вот как.

Либена почувствовала укол зависти. Ей разговаривать здесь было не с кем.

— Насчёт завтрака, — девушка посмотрела в пол. — Я могу есть со слугами.

Это отчужденное замечание человека, ещё недавно с жаждой ведающего ей об особенностях создания аппаратов, исследующих магические эманации во время изменения погоды, задело Ли. Она холодно осведомилась:

— А вы причисляете себя к слугам?

— Это вам решать.

— Ешьте, где вам заблагорассудится. В этом доме нет строгих правил.

"С некоторого времени," — она оставила несказанным. Дона Добре виновато произнесла:

— Я не хотела вас обидеть. Просто не люблю навязывать свое общество.

— Или наслушались бредней столичного циника, — проницательно заметила Либена. Зоряна покраснела.

— Вы правы. И это тоже.

— Признать ошибку — мужественное решение, — одобрила девушку вена Силь. — Если вам действительно неудобно есть с нами — можете спуститься на кухню. Если же этот порыв — глупая попытка следовать чужим "мудрым" советам, то думайте сами, стоит ли так поступать.

— Спасибо.

Либена с интересом рассматривала гостью. Она была на несколько лет моложе Ли, более загорелая и более бойкая на язык. Думающая, что все знает, и сможет распознать угрозу издалека. Глупая девочка.