— Просто вы впервые посмотрели на меня, а не мимо, — сказала бы ему Же́на. И он посмотрел бы на нее — и понял бы, как она одинока, и увидел бы не нелепое платье, а совсем другое: любовь к приключениям, веру в сказки, одержимость музыкой. И прямо посреди бального зала он стал бы на колено и предложил ей руку и сердце, ведь он догадался, как ей сиротливо и тяжело в холодном родительском доме, как жаждет ее сердце чужого участия и тепла. А если какой-нибудь столичный хлыщ вдруг объявил бы на нее права, то жених непременно вызвал бы его на дуэль и заколол бы шпагой насмерть… Нет, на смерть не надо, пусть живёт. Просто: жених безоговорочно победит, и счастливые молодожены уедут в… Да какая разница куда, если они будут там счастливы? Же́на будет играть, он — читать газеты, потом они непременно сядут пить чай — держась за руки, рассказывая друг другу, как плохо и одиноко им жилось до этого момента. И…

Лошадиное ржание выдернуло вену Хлад из мира грез. Она открыла глаза, опустила руки, лежащие до этого момента на невидимых плечах несуществующего партнёра. Остановилась, всматриваясь в приближающуюся телегу.

Незнакомец, косоплечий деревенский мужик, завидев ее, поклонился.

— Здравы будьте, уважаемая!

— И вам здравствовать!

Повозка проехала мимо. Бажена посмотрела вдаль и заметила крыши небольших одноэтажных домов. Вот и Бороздка. Ей осталось пройти совсем немного. Она тряхнула головой, отгоняя нелепое, но сладкое видение, и зашагала быстрее к домам.

На одном дворе разделывали поросячью тушу, и девушка, морщась, поспешила пройти мимо. У дома мельника ей встретилась младшая старостина дочка — юркая черноокая красавица (есть тижийские корни в этой семье, точно есть!), тремя годами младше Бажены.

— Ой, вена! Здравствуйте! А вы если к батьке — то лучше не ходите. Он щас рвет и мечет, ходит злой, аки бык, увидевший красную тряпку.

— Да нет, я не к нему. А сестра твоя где?

Девчонка тут же нахмурилась, отвела взгляд. Подхватила ведро, что стояло у ее ног.

— Вы простите, мне корову доить надо!

Бажена поймала прошмыгнувшую было мимо девчонку за рукав.

— Где сестра твоя?

Старшая старостина дочка была хоть и менее болтливая, чем младшая, но зато ко всему подходила ответственно и с умом. Бажене нравилось иногда с ней разговаривать — аристократка из этих бесед всегда узнавала много нового о крестьянской жизни, о посевах, о трудностях деревенских обитателей. Учитывая, что Бороздка и еще несколько соседних деревень находились в ведении венов Хлад, значит, именно Же́нина семья должна была помогать здешним сельским жителям справляться с трудностями, руководить их работой и собирать налоги — для себя и для господаря, которые они сдавали сначала стардам, а те уже отчитывались перед министром торговли и сборов. И Бажена с интересом узнавала, как об успехах, так и о проблемах людей, живущих на подведомственных их роду территориях.

— Ну? Что-то случилось?

— Прилегла она. Болеет, — ответила девчонка, не смотря Бажене в глаза.

— О! Тогда я ее проведаю. Может, наша семья чем-то сможет вам помочь…

Громыхнуло упавшее на землю ведро.

— Не надо! — девчонка вцепилась в руки аристократки, с мольбой смотря ей в глаза. — Пожалуйста, не надо! Ну что вы к нам ходите постоянно? Зачем? Вам делать больше нечего? Проболталась сеструха про неурожай — а теперь лежит, пошевелиться боится! И зачем она с вами связалась? Толку никакого, одни беды!

Пыл угас. Девушка отпустила Же́нинины руки, вытерла рукавом выступившие слезы.

— Простите… Простите, хозяйка… Я…

— Ну какая ж я вам хозяйка? — удивилась растерянная Бажена. — Мы же не рабовладельцы какие-нибудь. Мы, наоборот, следить за урожаем должны, руководить, помогать вам… Почему "хозяйка"…

Девчонка зло усмехнулась, но тут же стёрла эту улыбку с лица. Опять подняла ведро, поклонилась.

— Пора мне.

— Так что с сестрой? Скажи, а то отцу пожалуюсь!

Выдуманная за секунду угроза неожиданно возымела действие.

— Приказал высечь ее ваш отец. За "ложь и са-бо-ти-ро-вание господаревой воли".

Бажена замотала головой.

— Я не поняла… Я не расслышала…

— Все вы услышали, — сказала девчонка неожиданно жёстко.

— Он не может… У него нет права… — пробормотала вена Хлад. — И он не стал бы…

Да, вены могли решать какие-то крестьянские споры — но только очень мелкие, почти все в Серземельерегулировали судебные коллегии и суды (крестьянский, городской, военный и благородный). А родители… Они никого из слуг никогда не били. И ее не трогали, даже когда были очень сердиты. Правда матушка в случае неодобрения посмотреть могла так, что тут же хотелось побиться головой о стену — иногда от отчаяния, иногда от стыда. Но и только. Хотя Бажена знала, что соседи, например, своего сына розгами воспитывали. Подслушала случайно разговор взрослых ещё лет десять назад. Юноша этот года два как уехал учиться куда-то на восток, да так ни разу домой и не приезжал. Говорили, он промотал почти все родительское состояние.

Бажена пряталась за глупыми воспоминаниями из прошлого, словно за бумажным листком. Но младшая старостина дочка отобрала ее жалкий щит. Сурово сдвинув брови, девчонка сказала:

— Есть. Аристократы могут наказывать крестьян в случаях, коли дело касается пашни, луга, али других хозяйственных забот. За тем и поставлены — за порядком следить и помогать. Только помощи той… — она осеклась, махнула рукой и пошла в сторону луга совсем неизящными большими шагами. Это всегда удивляло Бажену: как крестьянки, даже красивые, ведут себя чуть ли не по-мужицки? Кричат громко, бранятся, все время куда-то торопятся, ходят быстро, не элегантно, ещё и тяжести носят! И…

И она опять пыталась загородится пустыми, глупыми мыслями от чужих слов. Да, ей тяжело задуматься над этим. Высечь… Отец… не мог приказать подобного. Бажена это точно знала. Да, он бывает холоден. И смотрит почти на все с точки зрения выгоды, но куда теперь деваться? Это непременное условие успешности в современном мире!

Отец всего живого, это же шутка! Девочка просто неудачно пошутила. Деревенские шутки они такие, грубые…

Бажена посмотрела в сторону старостиного дома. Ветер бросил ей в лицо горсть пыли. Теперь он не казался другом, его прикосновение не походило на лёгкое робкое касание руки возлюбленного, нет, ветер стал врагом. Его порывы беспощадно трепали подол ее платья, словно он хотел высечь ее розгами также, как отец высек Старостинку. За неверие, за самообман, за нежелание видеть то, что выглядит неприглядно. Так просто — закрыть глаза на то, что рушит привычную, спокойную картину мира.

Просто грубая шутка… Или даже злая ложь… Отец всегда говорил, что крестьяне тупы и злы, как плохо воспитанная скотина… Спуску им давать нельзя!

Бажена зашагала прочь. Солнце светило ярко, и свет его бил по глазам так сильно, словно небесный круг пытался их выжечь. Желтое пятно посреди дрожащего мира. Же́на попыталась сморгнуть слезы, но те скатились по щекам крупными каплями, освобождая дорогу другим, ещё более горьким и горячим.

Старостинка. Старостина дочь. Младшая и старшая. Их так везде звали. Смеялись: старшая Старостинка — как осинка, а младшая — сметаны крынка. Бажена даже не знала, как их на самом деле зовут…

Солнце выжигало глаза, а она все никак не могла опустить взгляд — казалось, подол ее испачкан кровавыми каплями.

Старшая… Она сильно кричала? Как это вообще происходит? Это же… до крови, да?

Нет…

Отец не мог!

Бажена помогала головой, пытаясь вытрясти из головы острые, режущие до боли мысли. Если б она была сказочной принцессой, то во все стороны посыпались бы вместо слез чистейшие алмазы. А навстречу ей мчался бы всадник на…

Удар хлыста. Конь заржал, отпрянул в сторону, и телега аккуратно объехала бредущую по дороге Бажену. Кажется, мужик ей опять поклонился. А может и нет, она все равно толком ничего не видела.

Да. Она ничего не видит. Ей не дают видеть. Да и сама она…