— Она полетела в Вашингтон. Договариваться с врачами об очередной операции для Хью. Лерой завтра вечером тоже туда летит.

— Бедный парнишка, — говорит Сэнди. — Так жаль его.

— Да, саркома, считай, что сжирает человека заживо, — задумчиво произносит Меган.

— Маленький такой. Сколько ему лет? — спрашивает Ванесса, опрокидывая в себя очередной бокал. Я уже со счёта сбилась, сколько их было сегодня. Да что там, все мы почти «в хлам»…

— Двенадцать, — вздыхаю я.

— Эй, а мальчишка к Роуз неравнодушен, — Меган пытается перевести разговор в спокойное русло.

— Просто раньше, когда мальчик был помладше, они часто проводили время вместе. Хью, Роуз и Картер. Лерой всегда хотел чем-то порадовать, поддержать его. Ну знаете, всякие маленькие радости: кино, пицца, подарки… Всё это вызывало у Хью дикий восторг.

— Айрис сказала если бы не Картер, мальчика уже давно бы не стало, — озвучивает страшные слова Меган. — Постоянная терапия, клиники, врачи, протез. Без внушительных сумм никак.

Мы молчим какое-то время.

— Я вот только теперь понимаю, что всегда есть тот, кому в разы тяжелее, — принимается рассуждать Ванесса. — Я раньше жалела себя, сидя в инвалидном кресле. Думала ну всё, жизнь кончена. Не встану никогда, и умереть даже хотелось, клянусь.

Её вечно источающий веселье голос в эту минуту дрожит от переполняющих эмоций. Я беру её за руку и наклоняюсь, чтобы заглянуть в глаза, полные прозрачных слёз.

— А потом думала про Него. И эти глупые мысли сами собой отступали, — качает головой и шмыгает носом.

А до меня не сразу доходит смысл сказанных ею слов. Думала про Него…

— Он итак себя винит, а если бы я свела счёты с жизнью после всего…

— Вэнс, не надо, — глажу её по голове. Я прекрасно понимаю, что ей больно вспоминать аварию и долгий, невероятно сложный путь к тому, чтобы сегодня не просто ходить, а стоять на каблуках.

Почти семь лет прошло с тех пор.

Ванесса утыкается мне в шею и начинает рыдать в голос. Сэнди от неожиданности роняет самодельную сигарету на пол.

— Я сама… сама дура! — истерит сестра Исайи.

— Тссс…

Мы все замолкаем, а она начинает выть пуще прежнего. Как зверь раненный.

— Я руль вывернула… сама. А если бы…

— Тихо, малыш, — успокаиваю её я.

А у самой в горле ком застревает. Потому что помню. Всё помню. Будто вчера было…

Крыша.

Его дрожащие руки.

Алый кончик тлеющей сигареты.

Полные раскаяния и глубокой вины глаза.

И то, как дёргался кадык, когда он рассказывал мне о событиях той страшной ночи.

И то, как на пару секунд лицо ладонями закрыл, чтобы сбросить нависшую над ним чёрную, удушающую пелену прошлого…

— Вешалась на него, проходу не давала… так любила сильно, де… девочки, дышать без… без него больно было, — хватается за мои враз похолодевшие пальцы, и остановиться уже не может.

Говорит, говорит… И что-то болезненно щёлкает внутри, когда я слушаю всё это заново спустя столько лет.

— Игра та дурацкая… Эйфория от того, что машину угнали вмееесте. Радость дикая, ду… дурная. Голову кружит…

Мои внутренности скручиваются тугим узлом. Её трясёт, она дрожит всем телом, и всё, что я могу сделать — это лишь сжать её покрепче в объятиях и как маленького ребёнка раскачивать, поглаживая по голове.

— Сама за руль попросилась, и и… вопросы начала задавать глупые, — икая и захлёбываясь в слезах, сипло хрипит Ванесса.

— Не надо, не думай, не вспоминай, — тихо прошу её я. Потому что сама не могу слышать всё это. Потому что ещё в прошлый раз страх: колючий, тёмный, пролез под кожу, засел накрепко.

— Рид сказал, сказал… что не… не хочет быть со мной, я… я с дуру и решила: ни мне, значит никому.

Сэнди не выдерживает и тянется к бутылке крепкого виски. Наливает, протягивает Ванессе, но та только качает головой и снова ищет пристанища на моём плече. Стискивает мои пальцы до хруста, заливает волосы горячими слезами, которые всё льются и льются бесконечным потоком.

— С моста полетели… а потом удар, темнота… и боль адская, — она делает паузу, тяжело вбирая ртом ставший тягучим кислород.

— Тихо, — трогаю одеревеневшими пальцами мягкие пряди белоснежных волос.

— Сгореть хотела в той чёртовой машине! — пронзает тишину этой ночи её ошарашивающее признание.

— Ванесса, — Меган прикрывает рот ладонью.

— А Рид… окно выбил, достал меня… Я виновата. А все считали, что он…И даже он сам…

Все присутствующие в полнейшем шоке. Наверное потому что откровения сестры Исайи оказались абсолютно неожиданными для каждого из нас. Одно дело верить слухам, и совсем другое — слушать о произошедшем из первых уст. Впервые за столько лет.

Сэнди смотрит в одну точку, а Меган в ужасе переводит взгляд с рыдающей Ванессы на меня. Точнее не совсем на меня. А на того, кто стоит позади, за моей спиной. На того, чью тень я заметила минутой ранее, но заставить Вэнс замолчать так и не решилась.

И да, мне даже не надо видеть кто там. Я итак знаю…

Рид медленно обходит наш лежак, вытаскивает из карманов руки и садится на корточки рядом с нами.

Он так близко, что в нос сразу ударяет его запах. И я непроизвольно, словно какой-нибудь воришка, медленно и глубоко дышу…

Как заворожённая, наблюдаю за тем, что происходит.

Ветер треплет его белоснежную рубашку, небрежно расстёгнутую на несколько пуговиц.

Уверенно протягивает широкую, грубую ладонь. Осторожно стирает слёзы с её щеки.

У меня от созерцания этого пропитанного мужской лаской жеста внутри что-то ломается.

Ванесса замирает в моих руках, перестаёт судорожно рыдать и сотрясаться в конвульсиях.

А я смотрю. Смотрю, не отрываясь, на его длинные, полуопущенные ресницы, тонкую складку несуществующих морщинок на лбу, появившихся от того, что хмурится, глядя на девчонку из своего далёкого прошлого. На то, как желваки на лице двигаются, выдавая бурю, что сидит внутри.

Здесь на палубе так тихо, что в какой-то момент даже страшно становится.

— Прости… — сорванным хрипом шепчет Ванесса, испустив полувздох, разрывающий его грудную клетку, вздымающуюся под лёгкой тканью.

— Иди сюда, глупая… — произносит он, обращаясь к ней. И в голосе его столько приглушённой бархатным баритоном боли, что я на секунду вздрагиваю всем телом. Слишком явно чувствую ту самую связь, о которой говорила Ванесса в тех своих голосовых сообщениях, хранящихся в старом самсунге на дне коробки, которую я однажды обнаружила под своей кроватью.

И отчего-то больно под рёбрами невыносимо…

Ванесса, словно ребёнок, доверчиво тянется к нему. Рид встаёт, с лёгкостью поднимая девчонку на руки. Она тут же льнёт к его телу, утыкается носом в сильную шею и жадно обнимает крепкие плечи.

А мне только и остаётся смотреть на удаляющуюся спину. Видеть его профиль и то, как губы заботливо касаются её влажного лба.

И будто заточенным лезвием провели от солнечного сплетения к животу…

Мне физически больно видеть этих двоих рядом друг с другом.

И это, чёрт возьми, очень дурной знак…

Настроение упало в ноль. Время позднее, и я, честно говоря, устала от сегодняшнего бесконечного праздника.

Ещё немного посидев в одиночестве, решаю отправиться спать.

Кутаясь в куртку, встаю и направляюсь вниз в сторону кают. Теплоход стоит на месте, но мои ноги всё равно предательски заплетаются. Не надо было столько пить. Вечно я забываю, что виски — напиток серьёзный и шутить с ним не стоит.

Спускаюсь по ступенькам и заворачиваю в полутёмный коридор, освещаемый красивыми боковыми светильниками. Да так и замираю на месте. Потому что там впереди — Роуз. Стоит напротив чьей-то каюты. И при этом тихо, но весьма решительно барабанит кулачком в дверь.

Это то о чём я думаю? Почему только сейчас? С мыслями и силами собиралась? Времени с нашего разговора прошло минут тридцать минимум.