Она обнимает себя руками, словно защищаясь.

— Моя мать настояла на этом.

— Тебе самой не противно? Столько лет скрывала от него правду. Это всё просто отвратительно! Ты… — обрываю себя на полуслове, иначе, боюсь, не сдержусь просто.

— Бен так любил тебя! Ты была настоящей папиной дочкой! Я не знала, как сказать ему… — плачет она.

Но меня совершенно не трогают её слёзы. Встаю, выдыхаю и открываю водительскую дверь. Краем глаза замечаю Исайю, паркующего свой мерседес недалеко от нас.

— Я зайду к отцу позже, — бросаю коротко, не желая смотреть в лицо той, что лгала мне двадцать два года.

— Дженна…

— Я хочу побыть одна! — громко хлопаю дверцей прямо у неё перед носом, завожу мотор и выезжаю со стоянки, не обращая внимания на растерянного Исайю. Потом объясню. Сейчас мне самой нужно как-то переварить услышанное…

Поворачиваю на Кенсингтон Авеню. Еду вдоль побережья и пытаюсь справиться с нервным напряжением, которое никак не отпускает.

Человек, которого я всю жизнь считала своим отцом, им не является…

Эмили вышла замуж за лучшего друга, будучи беременной от другого парня.

К этому шагу её подтолкнула мать.

Всё это звучит настолько отвратительно и мерзко, что хочется немедленно помыться. Просто чтобы ощутить свою непричастность к их прошлому…

Вспоминаю своё детство и становится так больно, что не передать… А каково же было Бену? Растишь ребёнка, а потом вдруг узнаёшь, что он и не от тебя вовсе.

Да как она могла вообще так поступить с ним? Со мной!

Сплела паутину лжи… и сама же стала её заложницей. Жила, увязая в собственном обмане всё сильнее. Противно, как же противно!

В глазах мутнеет от проступивших слёз. Из ступора меня выдёргивает звук мобильного. Достаю его из сумки, не отрывая поплывшего взгляда от дороги.

Надо как-то взять себя в руки.

Мельком смотрю на экран. Немного помедлив, всё же принимаю вызов.

— Да… — стараюсь, чтобы голос звучал нормально.

— Дженнифер…

Слышать его голос неожиданно.

— Привет.

— Как дела? — спрашиваю как можно более непринужденно.

— Нормально, — загробным голосом отвечает он. — А у тебя? Ты плачешь что ли?

Вот чёрт… И откуда бы ему это знать!

— Нет, тебе показалось. Всё отлично.

Между нами повисает молчание.

— Занята вечером?

— Ты в Блу Бэй? — искренне удивляюсь я.

— Ещё нет, но скоро буду. Встретимся?

Пару часов спустя я вновь подъезжаю к больнице. На этот раз угомонившая бурю внутри себя и смирившаяся с тем, что моя мать сделала нашу жизнь, похожей на мыльную оперу. На дешёвый сериал. Тот, во время просмотра которого качаешь головой и думаешь: «Нет, так просто не бывает», «Полный бред», «Фарс», «Нелепость». Недаром, что сама Эмили так любит их смотреть. Ясно теперь откуда такое пристрастие…

Но, увы, сериал или нет, а от этой никому не нужной правды мне никуда не деться. Придётся принять её, как и тот факт, что моя мать — просто невероятная, патологическая лгунья! Я ещё удивлялась тому, как она смолчала про то, что случилось с отчимом. Да с таким умением мастерски водить всех за нос ей наверняка далось это весьма легко!

Но вот что странно… сейчас я не чувствую ровным счётом ничего. Абсолютно. Ни драмы, ни трагедии. Первый шок прошёл, и я вдруг поняла…

Что изменилось в моей жизни после её громкого заявления? Пока ведь всё осталось по-прежнему? Нельзя же вырвать двадцать два года жизни с корнем? Я так не смогу. И он, надеюсь, тоже…

Искренне не понимаю, зачем Эмили вывалила на меня всю эту грязь спустя столько лет. Тем более сейчас. Как по мне, очень странное и не имеющее логики решение. Даже слов подходящих подобрать не могу. Да и стоило ли вообще доставать трухлявые скелеты из шкафа? Есть вещи, которые лучше не знать.

Надеваю халат и бахилы, посылаю кривой оскал той самой девушке за стойкой, с которой не так давно вступала в полемику, и поднимаюсь на лифте наверх. Пока еду, вспоминаю Брукса. Точнее его слова, которые он говорил мне, стоя совсем близко…

В щёки моментом ударяет жар, и я трясу головой, прогоняя непрошенные мысли прочь. Сколько можно думать о нём? Тем более после того, как узнала о том, что он нежится под солнцем Флориды с Онил. С Онил!!!

«Ты сама его оттолкнула», — назойливо скребёт болезненной правдой внутренний голос.

Да… так-то оно так, но даже в самом худшем своём кошмаре я не могла представить этих двоих как пару!

С одной стороны, разумом понимаю, «а собственно почему нет?». Он — свободен, она — тоже. Невероятно красивая и умом не обделена. Вполне в его вкусе.

Но с другой, есть ведь глупое сердце… и оно-то как раз принять эту весть никак не желает.

Мне кажется, я не выдержу, если увижу их вместе. Горячо целующихся, например…

Ни за что ей не прощу! Змея! Знает ведь, что он был мне дорог! Без подробностей, конечно, которые не раз пыталась осторожно выведать, но всё же знает! Неужто так разозлилась из-за той моей пламенной речи, бездумно брошенной ей в лицо? Я всего-то хотела пробудить в ней инициативу. Пробудила на свою голову…

Чёрт возьми, да я её недооценивала всё это время! Такое закрутила наша тихоня, что у меня глаз до сих пор дёргается. Со времён чёртового теплохода. Будь он не ладен этот свадебный круиз!

Двери открываются, и я выхожу в коридор. При свете дня белизна стен и полов с непривычки слепит. Здороваюсь с охранником и спрашиваю у администратора могу ли я навестить сейчас Бена. Она дружелюбно улыбается и проводит меня до нужной палаты. Я в нерешительности подношу кулак к белоснежной поверхности и дважды стучу, прежде чем войти.

В палате достаточно светло. Все условия, дорогой ремонт. Сразу видно, что Грейс позаботилась о том, чтобы всё было по первому разряду.

Бен лежит на кровати. Бледный и слабый на вид. У меня сердце сжимается, потому что вот таким я его не видела никогда.

— Привет, пап, — здороваюсь я, и он открывает глаза.

— Джен, — пытается улыбнуться, но я вдруг понимаю, что смотрит он на меня как-то странно. Напряжённо и крайне внимательно. Будто ждёт от меня чего-то недоброго.

— Ну как ты, пап? — я подхожу к кровати, беру стул и пододвигаю его поближе к нему.

Бен медленно привстаёт и садится на постели.

— Всё в порядке, милая, мне уже намного лучше, — уверяет, подмигивая мне.

От этого знакомого жеста сразу же теплеет на душе, однако, у меня вновь появляется ощущение, будто он нервничает.

— Я за тебя очень волновалась, папа, — произношу тихо, и отчего-то у него на глазах наворачиваются слёзы. — Не пережила бы, если…

Он вытирает мокрые веки тыльной стороной ладони.

Кажется, до меня начинает доходить.

— Пап…

— Иди сюда, Дженнифер, — стараясь держаться, просит он и протягивает мне руку.

Я, не раздумывая, снимаю обувь и забираюсь к нему в постель. Кладу голову на грудь и зажмуриваюсь. Бен поглаживает меня по волосам. Целует лоб и сжимает в объятиях. Не так сильно, как ему хотелось бы… Он ведь всё ещё довольно слаб.

— Пап… — взволнованно шепчу я, когда его грудная клетка начинает ходить ходуном.

— Прости меня Дженнифер, — судорожно сглатывает и, клянусь… едва сдерживает глухие срывающиеся рыдания.

— Разве тебе есть за что просить у меня прощения? — искренне недоумеваю я. — Уж кому это делать, но не тебе…

Мужчина тяжело, рвано вздыхает, и я замечаю, как подрагивает его рука, к которой подсоединена капельница.

— За то, что ушёл из семьи, прости! — мольбой звучит его низкий голос. — Поверь, я любил тебя, несмотря ни на что! Просто не смог стерпеть её обман. Не мог находиться с ней в одном доме. Пожалуйста, пойми меня…

Неудивительно, что он ушёл. Любой на его месте поступил бы точно так же. Может, знай я истинную причину раньше, не винила бы его за распад нашей семьи все эти годы.

— Ты не виноват…

— Виноват! — в сердцах спорит он, и я слышу скрежет зубов, трущихся друг о друга. — Если бы я не ушёл, с тобой бы не произошло несчастье!