— Что за чушь? Где я нахожусь? — занервничал наш виновник. Его дыхание и пульс участились.

— Вы можете быть очень малы в силу своего огромного размера или может вы нигде, а когда? Может вы так далеко в прошлом, что и в памяти нет или не скоро в будущем, что не настали вовсе? Задам вопрос — вы живы? — не изменяя своей странной нагнетающей позиции, проговорил собеседник, лишь скрипнув своими кожаными ботиночками под столом.

— Я… — Сагарат побледнел и жадно проглотил слюну, ощупал себя и выдохнул, — Да, жив я… Я же чувствую это.

— Чувства ваши трезво оценивают положение, а как считаете — вы нормальны? — откинувшись на спинку стула и занеся указательный палец к носу, стал ждать ответа собеседник.

— Конечно, я нормален! Это ты — ненормальный! Несёшь какой-то вздор! — пришёл в чувства Сагарат, и первое, которое он выбрал, было гневом.

— Как же вы нормальны, если бросаетесь оценивать незнакомцев, даже не узнав их имени. Кто я, знаете? — спросил всё с той же интонацией собеседник, покусывая ноготь среднего пальца.

— Понятия не имею! — рассвирепел Сагарат и ударил ладонями по столу.

— А зачем тогда зовёте? Нормальный разве станет звать того, с кем совершенно не знаком по своей нужде? — удивился собеседник, но ни капли не потерял контроля. Подчинитель вскочил со своего места.

— Хватит этого бреда! Я хочу знать с кем говорю!

— Имя моё даст вам ответ о том, кто я, ровно так же, как если кто-нибудь спросит — где библиотека, а в ответ услышит — в Лондоне!

— Ох. Кажется, я начал понимать… Ты — демон! — успокоился и одновременно чему-то обрадовался Сагарат, спокойно сел на место за столом.

— О, нет. Я намного хуже. Я — юрист! — стыдливо произнёс собеседник и склонился над столом вновь, пробарабанив какую-то ритмичную мелодию.

— Кто? — негодующе переспросил Сагарат, уже и не надеясь узнать ответ.

— Да и действительно. Какой прок в этом знании для вас? Никакого, — ответил собеседник, а наш Подчинитель разозлился на второй круг.

— Ладно. Расскажу. Начнём с предыстории, — увидев расстройство на лице своего клиента, птица-секретарь нажал на стол в произвольном месте и заговорил, как сам с собой:

— Дорогуша, принеси мне приговор и кару сами знаете чьи. Ах да. На языке людян Рафаэля, чтобы недомолвок не было.

Собеседник откинулся на спинку стула и о чём-то задумался, мгновенно вместе со стонами миллиардов мучеников в комнату вошёл утконос ходящий на задних лапах, как человек. В остальном это был самый обыкновенный утконос. Он принёс два свитка, кое-как закинул их на высокий для него стол, а затем долго взбирался, по-видимому, на круглый барный стул с длинной ножкой, которого на самом деле не было. Утконос взбирался по чему-то невидимому, а когда справился с задачей, протёр лоб лапой и остался сидеть паря на воздухе.

— Что это за существо? — спросил Сагарат, в голове которого чуть было не кончился здравый смысл, но он как-то нашёл маленький кусочек в загашнике.

— Да уму не растяжимо! Что за адская тварь? Ужас! Страшна, как смертный грех! Боги милостивые! — завопил юрист, глядя на утконоса и отмахиваясь от него руками.

— Так это она? — пуще прежнего негодовал Сагарат.

— Это Ксафан. Хотите, будет она, — мгновенно приведя себя в порядок и спокойствие, ответил собеседник.

— Её имя ты мне охотно сообщил, а своё скрываешь? — завопил Сагарат, гневно указывая на утконоса трясущемся пальцем. Нет больше сил соблюдать приличия, которые соблюдал только птица-человек.

— Ох, вот снова. Как думаете, Сагарат, чем оно занимается? Что творится в её душе? Ах, милосердная гравитация, а есть ли у него душа? — гипнотически поворачивая руками, бросился в рассуждения собеседник, затем посмотрел на утконоса, и они вместе негодующе пожали плечами. Сагарат закрыл лицо ладонью и постарался вернуть разбежавшиеся мысли на места.

— Вот, читайте от сюда. Вслух, чтобы недомолвок не было, — утконос протянул Сагарату свитки. Обречённому оставалось только читать.

Приговор Самаэлю:

Создатель мира Братьям не угодный навеки в Преисподнюю заключён. Срок ему отмерен самим Хаосом, что им же учинён. Велят семью мирами: На дно дома своего без света дня, в тугих цепях и кандалах на хладный стул из стали с закрытым ликом Самаэля скрыть. В девять ярусов над ним велят девять стражей рассадить. Самой Смерти велят: души скрещенных миров вести к вратам на Суд для темницы силы. А Суд вершить тот будет Минос, чей мир разрушен ныне. На том Братья порешили.

Кара Миноса над грешниками:

Врата имеют путь на сторону, где пахнет серой и стоны грешников слышны. На ней без брега море предстаёт несчастным. Галеон им явится под надписью, гласящей: «Дикий Гусь» и обречённых заберёт Мёрдок Медная Монета капитан. Путь их ляжет через шторма и ветры туда, откуда нет спасенья. У причала из костей сама Смерть их встретит и к унынию и скуке отведёт. Туда, где первый ярус, где в бесконечном пребывании отвратные Богам ожидают суда своим делам. Выждав часа своего, под огромными вратами, за книгою души их созерцает сам Царь Ада Минос, что судьбу вершит над нами. Дух, что благодетелем прожил отправлен будет во блаженство, где станет частью от велика. А кто грешен был, того ждут слуги Ада. Минос видит, знает все дела, и враньём своим усугубляется судьба. Своею волей он шлёт во плен за заслуги каждого свои. Кто похотью был болен и не ведал насыщенья, кто осквернял ритуал рожденья, тот будет вечно биться в скалы, в дыхания порывах Асмадея — демона гиганта яруса второго. Если ты не знал, как остановиться и жирел, и пил без пользы, наказан будешь гнить, как труп при жизни в чертогах Цербера, что ярус третий сторожит. Любой жадоба, кто не желал делиться и златом охмурён, кто не знает смысла жить без блеска каменьев и монет, тот навсегда на труд бессмысленный, бесцельный обречён, пока Бельфегор четвёртый ярус будет бдеть. Души гневные и злые, недовольные, бесовские, унылые гнусы тонуть будут в вечном удушенье в болотах берегов реки, в которой пятым ярусом дорожа сидит Левиафан-змея. Минос видит все грехи, и в попытке благо принести, есть кто лжепророчил иль лжеучил тот сжарен будет в раскалённых коробах при стенах дома Вельзевула, что ярусом шестым руководит. Есть грехи страшнее прежних, что вред несут, их нельзя судить едино. И было решено Царём Ларетом делить уродцев по делам их этим. В его владеньях реки крови, в которых насильники над ближним наказаны кипеть. Дремучие леса, в которых каждый лист и куст то острый шип. В нем насильники над собой, загнанные псами, ревут, терзаемые орлами. Раскалённая пустыня под моросью из лавы жарит содомитов. Насмехающихся над надеждой доверившегося, Минос вверяет в лапы Хабарила — урода страшного, его три глава: птица, тварь да рыба зорко стерегут ярус ближний к девяти. В его вулканах в жутких рвах сидят: святокупцы, стоящие на раскалённом диске; льстецы в зловонном кале; гадатели, которых рвут на части кони; взяточники, кипя в смоле; лицемеры в ящиках гвоздей и игл; воры в объятьях змей; лукавцы, которым рвут суставы; и вечно хворые зачинщики раздоров. Самый страшный грех из всех, тот грех за кой был создан Ад, грех страшнее прежних — предательство он есть. Эти души, что были бесами при жизни, что хаос рождали и творили страшнейшее из зол, Минос шлёт ко дну поближе, где нет тепла от звёзд, где льдом покрытый ярус нижний. Страшный демон, что огромен, как дракон тремя пастями грызёт и истязает в безумии своём, шестнадцатью крылами режет, расчленяет владыка боли, предвестник мора и пёс цепной при дверях во дно — Хадисильаид. А дно то страшно и темно, в нем нет греха иного, кроме зла хаоса, что повлёк смерть Миносовому миру, что повлёк и грех, и смерть, и голод. Что смешал миры и нарушил равновесье, гнусный отрок, предательская тварь, закованный цепями, со крытым мерзким ликом, Самаэль на хладном стуле восседает. Как и должен там сидеть.

— Ну-с, что? — спросил задремавший собеседник, когда Сагарат закончил своё выразительное чтение.