— Всем этим вельможам, хочется лишь вашего тела, им плевать на ваш талант, — произнёс Трибифон максимально дипломатично, а затем отвёл взгляд в сторону.

— Что? — вскипела Аиша, она повернулась к остальным, кто в спешке начали оправдываться, — Так это правда!

Она взмахнула руками, и всё её одеяние в миг было сорвано ледяными пиками.

— Довольны! — закричала она дрожащим голосом, взяла Трибифона за руку и потащила прочь из залы, под аккомпанемент удивлённых возгласов.

Иртон лежал на лопатках плотно обмотанный змеиным хвостом. Дождь холодными каплями бил его по лицу, а Эшли всё предпринимала попытки попасть под волшебный доспех.

— Эшли, прекрати! — обречено и безуспешно обращался Иртон, — Так нельзя делать!

Эшли его не слушала, она слишком увлеклась невероятно сложным процессом. Доспех не поддавался, когда она ковыряла что-то похожее на заклёпки, тянула за нити, пыталась отщёлкнуть плащ от наплечников. Как-то они должны сниматься, но даже перчатку стянуть не удавалось. Хватка горгоны ослабла, тут Иртон мгновенно выпрямился и схватил Эшли за лицо, он упёрся ей лоб в лоб, и твёрдо посмотрел в глаза, — Прекрати! — стиснув зубы, произнёс Иртон. Его взгляд напугал Эшли, и она обиженно отстранилась, что-то шипя на змеином. Наверное, ей хотелось извиниться за своё поведение.

— Слушай, случилась некоторая недомолвка, когда я поцеловал тебя, — Иртон всё понимал, но Эшли повернулась с лицом полным отчаяния, ей не хотелось ничего слышать, её собственные чувства и мысли нравились ей больше, и потому она не хотела правды, какая бы она не была.

— Я лишь хотел… — Эшли закрыла ему рот. Иртон оторвал её ладонь от своих губ.

— Что ты творишь?

А само слово «лишь», с которого начал Иртон, уже вызвало панику в душе Эшли. Людин чуть было не принизил все её чувства, — Так вот, Эшли, послушай меня. Я…

Иртон не успел произнести и слова, как рядом с ним упало тело некоторого волкийца, с лязгом и тупым стуком. Качаясь на своих двоих, как на лодке в шторм, он поднялся весь изодранный и грязный. От Зверя несло спиртом так сильно, что его присутствие могло продезинфицировать любое помещение. Иртон обратил внимание, что волкиец крепко держится за обнажённый меч, хоть и плохо стоит на ногах.

— Это всё, на что ты способен! — с великим трудом открывая пасть, выкрикнул Зверь, завалившись назад.

— Зверь, откуда ты взялся? — обратился Иртон, а Эшли спряталась за него, как за своего спасителя. С неба обрушилась лавина огня, жар обдал лицо, так что шлем захлопнулся опасаясь смерти носителя. Когда огонь сошёл, Иртон углядел улепётывающего Зверя. А в реку что-то невероятных размеров нырнуло, подняв устрашающие волны. Мгновение спустя Иртон увидел озлобленную огромную морду, поднявшуюся над волнами. Рыцарь побежал на встречу с драконом, который полностью выбрался на берег, и с диким рёвом снёс какое-то складское помещение рукой, залив следом улицу пламенем.

Зверь спустился в винный погреб, сел под краник одной из бочек и принялся наполнять свой желудок вином. Он наделся уснуть и дождаться утра без приключений, но вместо этого вино решило во всём разобраться. И раз демон упомянул о руке Зверя, как о руке Мидаса, а Рогаш упоминал ранее, что служил Царю Мидасу, то алкоголь сложил два и пять в голове. Так волкиец и решил, что непременно должен поговорить с драконом. Разговор у них не заладился, когда пьяный волкиец непостижимым образом перебрался через бушующие воды Салтеи, и обратился к дракону: «Кусок ублюдка, хватит спать! Вставай!» Перепалку можно было бы спустить на тормоза, да только не получилось как-то. Рогаш оказался обидчивым и гордым. Любой бы обиделся, прожив две тысячи лет, и, вдруг, ублюдком да не целым.

Среди народа поднялась паника, хоть и бушевал шторм, но дракон гневался значительно убедительнее, и многие бросились подальше от места действия.

— Остановись! Рогаш, прекрати! — кричал Иртон пробираясь через перепуганных тинторов. Дракон не смог пройти в глубь города, так как из-за своих размеров повалил бы половину города. В этом и было спасение Зверя. Город и личное чувство меры Рогаша укрыли волкийца от беды.

— Иртон! Или ты прямо сейчас отправляешься со мной на Остров Мёртвых, или мы уже никогда не встретимся! — зарычал дракон, зрачки его огромных глаз были устрашающе узкими, а оскал по-настоящему гневным. Такого страшного дракона Иртон не видел никогда. Даже в день, когда они встретились впервые в подземном храме, Рогаш не внушал столько страха своим взглядом.

— Подожди, Рогаш, не горячись! Объясни, что случилось? — попросил Иртон, пытаясь как-то сгладить ситуацию, а Эшли обдумывала путь побега для неё и людина. Дракон выпустил фонтан пламени в небо, а рёв его сотряс землю. И, тяжело дыша, Рогаш посмотрел в глаза Иртону, а губы его немного затряслись. Набирая воздух полной грудью, исполин постепенно успокоился и лёг на брюхо, сложив крестиком лапы перед собой. Иртон аккуратно коснулся одного из пальцев дракона, а затем, когда понял, что опасности нет, уселся в руку, как в кресло. Не долго сопротивляясь дракон рассказал всё, что произошло, не стесняясь в ругательствах в адрес Зверя. Иртон конечно парировал, что Зверь пьян, да и на него многое свалилось, но дракон настоял, что простит волкийца, если тот сам этого попросит. В этот самый момент и появился Зверь, его голова как перископ выросла из-под завала, оставшегося в ходе драконьего буйства, и покашливая, срываясь на нетрезвую икоту, принёс искренние извинения. И тут же прозвенело громогласное: «Нет!» — от дракона, что обещал простить. Эшли почему-то рассмеялась, её звонкий девичий смех немного залечил рану гордости принца драконов, и Рогаш простил Зверя, как одолжение сделал.

И волкийцу всё-таки удалось, поумерив пыл, задать интересующий его вопрос. Дракон рассказал, что знаком с этим явлением не понаслышке. Великий Царь Мидас тоже страдал от того, что покрывался металлической чешуёй. Поначалу, когда появились первые чешуйки, Мидас даже принял это как дар свыше, но затем, ему было видение, что он умрёт от этой чешуи. Так собственно и случилось. В возрасте тридцати восьми лет Царь Мидас скончался от удушья, металлическая рука разрослась до носа и рта и перекрыла их, лишив возможности дышать. Мидас боролся с болезнью со всем знанием какое у него было, но ни к чему не пришёл. Единственное, что он понял, что чешуя растёт только тогда, когда он применяет магию из дневника Фламеля. По неосторожности дневник был утерян, и Мидас умер в течении месяца в страшных муках. Эту болезнь окрестили «Рука Мидаса», так как она всегда распространяется с правой руки, а Царь Мидас первый, кто от неё официально скончался.

— Только и всего? — удивился Зверь, — Тогда почему демон, так восторженно отозвался об этом?

— Потому что очень мало родов, какие переносят эту болезнь по наследству. Тивирцы, Ле Мидас, Некроа, Ле Валет, больше-то я и не знаю, — ответил дракон.

Глаза Зверя округлились. Он отшатнулся в сторону и потерял равновесие, а затем и дыхание его спёрло. Хоть удивление длилось недолго, но понимание того, что его заболевание генетическое и перешло из Тивирцев, встало комом у него горле. Зверь уже почти задохнулся, как неожиданно пришёл в себя, а затем куда-то побежал, ничего не объяснив.

«Так вот оно что. Зверь действительно потомок мифического царя». Железнорукого волкийца никто не проклинал, да и зла сверхъестественные силы на него не держали, не было никакого особого значения, он просто болел.

Иртон позднее пытался найти Зверя, чтобы узнать, как его дела, и нашёл насмерть пьяным в канаве. После долгих уговоров дракона удалось убедить помочь один лишь раз. И то это сделал Явление, вспомнив о давнем споре. Много ж воды утекло с тех пор.

***

В камине танцевал огонь. Глядя на своё отражение в зеркале, Сагарат пил терпкое белое вино, редко закусывая его виноградом. Рядом, как верные цепные псы, стояли Леонс и Жоньес Ле Саннер, которая не оставляла попыток вернуть владыку на острова людинов. Когда она прибыла на Этар вместе со своими инквизиторами и Чимохой, на островах людинов закончилась революция. Владыка полностью игнорировал слова Жоньес и остался на материке дикарей в ожидании встречи со своей судьбой. Он давно знал, что лишён права наследования и плевать он хотел на семью. Когда его сослали на острова, и никто за него не вступился из близких, Сагарат навсегда стал Подчинителем, разорвав связь с семьёй Валет.