В следующий раз он очнулся от холода. Обнаружил себя он в снегу, куда его бросили как ненужную пока что вещь. Осторожно подняв голову из снега, Лебандин начал наблюдать странную картину: Бур сидит на поваленном бревне, а напротив него, через костёр, сидит Кошмар Наяву. Они смотрят друг на друга и ведут тихую беседу.
Бур ножом срезает кусок жарящегося на вертеле кабанчика, протягивает его чудовищу, которое вытягивает свою кошмарно длинную руку и берет кусок.
Лебандин прислушался к разговору.
– … поэтому нам делить нечего. – произнес Бур. – Я ищу кое‑кого, ты ищешь кое‑кого, а парень вообще ни при чём, он просто случайная жертва жестокой судьбы.
– Вы напали на меня. – не согласилось чудовище.
– Ты на нашем месте тоже бы напал. – покачал покрытой шерстью мордой Бур. – Существо в черной рясе тянет руки к одинокому мальчику посреди тракта – как это понимать?
– Я показывал, что безоружен. – ответило на это чудовище. – Сосунок очнулся.
– Лебандин, выходи из снега, садись. – позвал его Бур. – Мы нашли с Глеораном общий язык.
Лебандин знал, что Бурундук не будет говорить вещи, в которых не уверен. А если скажет, то предупредит в своей манере: "Я не уверен, но…"
Выбравшись из снега, Лебандин отряхнулся, с опаской подошел к костру и сел рядом с Буром.
– А чего он? – тихо спросил бывший граф у бывшего бурундука.
– Проклятье. – ответило за Бура чудовище. – Когда‑то я был человеком, но связался не с теми силами…
– Боги прокляли? – уточнил Лебандин якобы со знанием дела.
– Боги не проклинают. – покачало головой существо. – Я был начинающим магом, слабым, не подающим особых надежд. Звали меня тогда Глеоран. Мне бы жить и наслаждаться каждым днём, когда я был нормальным… Но всегда хотелось большего, побыстрее… побольше… В трактире хадрейнском свела меня судьба с торговцем фарфором, он предложил мне силу. Я был пьян, иначе бы насторожился. Согласился на сделку, он мне мощь, телесную, магическую, а я… А я ничего. Безвозмездная помощь, как выразился торговец… Очнулся наутро, одет в этот балахон, голова огнём горит, спустился вниз, а люд кричит, разбегается. Стража пришла, рубить меня начала, но неуязвим я. Мечом простым не убить, стрелой не проткнуть, камнем не раздавить. Кто‑то бы обрадовался, а я вот, почему‑то…
Глеоран снял свой капюшон. Серое лицо, теперь Лебандин видел, что это когда‑то было человеком. Широкие скулы, большой нос с горбинкой, маленький рот, широкий подбородок, мощная челюсть, лишь голубые глаза по‑прежнему человеческие, хотя Лебандину они в первый раз показались светящимися губительным светом. Страх сказался, по‑видимому. Волосы тоже человеческие – объемная грива пепельно‑белых волос, которые были забраны назад. Видно, что Глеоран старается сохранять человеческий облик.
– Вот такой я теперь, уже третий год… – горестно изрёк Глеоран. – Волшба меня тоже не берёт, проверял на бывших товарищах…
– А товарищи что говорят? – спросил Бур.
– Ничего не говорят. – ответил Глеоран. – Померли все, когда меня убить решили да на части ингредиенты разобрать… И жена отказалась от меня, детей забрала и уехала в Реттир… И родители отказались от чудища…
– А чего ты не заговорил с нами сразу? – вдруг подумалось Лебандину, котому, честно говоря, на горестную судьбу чудовища было плевать с донжона, но вот затылок болел.
– Траву я алхимическую жевал, для зелья своего. – ответил Глеоран. – На вкус пряная, но вяжет язык. Только шипеть и можешь. Да и заговори я с вами, долго бы вы разговаривали? Я вообще первый момент за татей вас принял.
– Это ещё почему?! – возмутился осмелевший Лебандин. Это десять минут назад за костром сидел Кошмар Наяву, но сейчас перед ним сидит пусть и непонятный, но колдун. А отец велел с колдунами строго, ибо слабину дашь – на шею сядут. – Мы не тати!
– А поди вас разбери. – Глеоран принял из лапы Бурундука ещё один кусок кабанятины. – Соли маловато…
– Я под себя солил. – развёл руками Бур. – Вообще, Лебандин у нас графских кровей. Благородие.
– Благородия на меня первым дело и устраивают охоту. – усмехнулся грустно Глеоран. – Чудище, отродье, умертвие проклятое, грязный выкормыш Злотвари… как там ещё? Изверг, идолище, кикимор…
– Надо бы тебе менять отношение к себе. – покачал мордой Бур. – Не пойдёт так.
– Как ты себе это представляешь? – грустно спросил Глеоран.
– А легко! – оскалился Бур. – От балахона своего избавляйся, плохо люди думают о тех, кто такие одеяния носит. Больше всего уважения вызывает броня. Броня – это значит, что ты опасен, шуток не шутишь, возможно имеешь отношение к власти, достаточно силён, чтобы носить её, а раз ещё носишь, значит отнять у тебя что‑то будет проблематично. И ещё, это значит, что ты умеешь решать проблемы. Посох – это признак слабости или скитаний. Либо ходишь слишком много, либо слаб, тут одно из двух. Меч – признак воина. Воинов боятся и уважают везде. Больше боятся, но боязнь намного лучше презрения. Ты вообще как жил эти три года?
Глеоран проглотил кусок кабанятины и расселся поудобнее. Лебандин принял из лап Бура свою порцию.
– Примерно одну зиму пытался вернуть былую жизнь, не хотел верить, что слишком изменился. – начал свой рассказ Глеоран. – Бегал от дружины, не знал, что меня оружием не взять… Выгоняли меня, а я возвращался. Потом узнал, что по мне тризну уже провели, пустую могилу закопали… А через год, тесть бывший жену мою за другого выдал, свадьбу сыграли. Я как увидел, бить его хотел, но с женой столкнулся, в глаза ей посмотрел… Не видела она меня. Чудище поганое видела, но не меня. И тогда я понял, что умер. Для них всех. Ушел. Из города ушел, скитался по лесам, дрался со зверьём за место для жизни, понял потом, что не моё это. Сунулся к коллегам по цеху, приняли меня, угостили, а потом в оковы, да в подземелье… Вот тогда‑то у меня и залило глаза кровью. Хожу вот теперь по трактам, ищу торгаша проклятого. Здесь искать бесполезно, думаю в Реттир направиться, там может даже отношение к таким, как я, помягче…
– Люди везде одинаковые. – произнес внезапно для всех Лебандин.
– А ты‑то откуда знаешь? – усмехнулся Бур.
– Отец так говорил. – ответил мальчик. – А он в людях разбирался.
– Из того, что я успел узнать, недостаточно хорошо. – сказал на это Бур. – Но он был прав. Люди везде одинаковые, с одинаковыми проблемами и надеждами.
– Так чем мне поможет эта твоя броня и оружие? – вернул тему Глеоран.
– А тем, что сможешь в городах ходить более спокойно, даже жильё завести. – продолжил Бур. – Ну и знакомцев завести, так быстрее найдёшь своего торговца.
– Не задумывался никогда… – признался Глеоран.
– Ты же вроде как магом был, а значит соображалка должна быть. – пожурил его Бур. – Можно было использовать полезные стороны своего проклятья себе же на пользу, а ты дичал, шатаясь по тракту в поисках неизвестно кого. Можно было вернуться в трактир, где ты получил проклятье и выпытать, куда направился торговец фарфором…
– Был я там! – выкрикнул Глеоран. – Не было никакого торговца. Трактирщик и все подавальщицы на один лад твердят: один сидел за столом, в стену смотрел, допил сбитень, а потом ушел в сданную комнату. А утром в питейный зал спустилось чудище… Но был торгаш, был! Я его как тебя видел! Отчетливо помню!
– Определенно, какое‑то наведенное помутнение. – не стал спорить Бур.
– Так ты говоришь, всего‑лишь нужно добыть броню с мечом? – загорелся идеей Глеоран.
– Да не надо ничего искать. – махнул рукой Бурундук. – У нас тут есть целых пять кольчуг да шлемы порубленные на металл. Должно хватить на серьезную броню. Ещё есть мечи с топорами, из которых можно выковать что‑то под тебя.
– Сколько я буду должен? – спросил преувеличенно равнодушно Глеоран.
– Доведешь нас до Лоодрейна взамен этого. – ответил Бур. – Там и будем в расчёте. Только слово дай.
– Даю слово, что взамен на броню и меч в целости и сохранности доведу Бурундука и Лебандина до Лоодрейна. – дал слово Глеоран.
