— Пей, — велела она. — А теперь скажи-ка, из-за чего вся эта кутерьма? Дело в той леди, которую ты навещаешь?

Хаул печально отпил молока.

— Да, — ответил он. — Я оставил ее в покое, чтобы посмотреть, будет ли она вспоминать обо мне с нежностью, но она не вспоминала. Она еще не определилась, когда я видел ее в последний раз. А теперь она говорит мне, что есть другой парень.

Его голос был таким несчастным, что Софи стало жаль его. Его волосы уже высохли. Она виновато заметила, что они в самом деле стали почти розовыми.

— Она самая красивая девушка из всех, что когда-либо жили в этих местах, — скорбно продолжил Хаул. — Я так нежно люблю ее, а она презирает мою глубокую преданность и сожалеет о другом парне. Как она может завести другого парня после всего внимания, что я оказал ей? Обычно они избавляются от других парней, как только я появляюсь.

Сочувствие Софи резко уменьшилось. Ей пришло в голову, что если Хаул мог так легко покрыть себя зеленой слизью, то столь же легко он мог перекрасить волосы в нужный цвет.

— Тогда почему ты не напоишь девушку любовным зельем и не покончишь с этим?

— О, нет, — ответил Хаул. — Так играть не по правилам. Это испортит всё веселье.

Сочувствие Софи снова уменьшилось. Игра, значит?

— Ты хоть когда-нибудь задумывался о бедной девушке? — резко произнесла она.

Хаул допил молоко и с сентиментальной улыбкой уставился на дно кружки.

— Я думаю о ней постоянно. Прелестная, прелестная Летти Хаттер.

Сочувствие Софи с резким хлопком исчезло окончательно. Его место заняла ужасная тревога. «О, Марта! — подумала она. — Ты времени зря не теряла! Получается, ты говорила не о ком-то из людей Цезари!»

Только особенно ужасный приступ ломоты и болей воспрепятствовал Софи отправиться в Маркет Чиппинг тем же вечером. Но изморось в Портхэвене заставляла ныть ее кости. Она лежала в своем закутке, терпела боль и беспокоилась о Марте. Может, всё не так уж и плохо, подумала она. Надо всего лишь сказать Марте, что поклонник, насчет которого она не была уверена, не кто иной как чародей Хаул. Это отпугнет Марту. И Софи скажет Марте, что спровадить Хаула можно, если она признается, будто влюбилась в него, а потом, может, еще и пригрозит ему тетушками.

Когда Софи встала на следующее утро, суставы всё еще скрипели.

— Будь проклята Ведьма Пустоши! — пробормотала она своей трости, доставая ее, чтобы отправиться в путь.

Она слышала, как Хаул поет в ванной, будто никогда в жизни не устраивал истерик. Она на цыпочках пробралась к двери так быстро, как могла ковылять.

Конечно же, Хаул вышел из ванной раньше, чем она добралась до выхода. Софи угрюмо посмотрела на него. Он был невероятно нарядным и эффектным, нежно благоухая яблоневым цветом. Солнечный свет из окна ослепительно сиял на серо-алом костюме и создавал слабый розовый ореол на волосах.

— Думаю, мои волосы с этим цветом выглядят неплохо, — сказал он.

— В самом деле? — проворчала Софи.

— Он гармонирует с этим костюмом. А вы умеете обращаться с иглой, не так ли? Вы каким-то образом придали костюму больше изящества.

— Хм! — произнесла Софи.

Хаул остановился, положив ладонь на ручку над дверью.

— Вас беспокоят ломота и боли? — спросил он. — Или что-то вызвало у вас раздражение?

— Раздражение? — сказала Софи. — С чего я должна быть раздражена? Кое-кто всего лишь наполнил замок гнилым желе, и оглушил всех в Портхэвене, и напугал Кальцифера до состояния пепла, и разбил несколько сотен сердец. Почему это должно раздражать меня?

Хаул рассмеялся.

— Прошу прощения, — он повернул ручку красным вниз. — Король хочет видеть меня сегодня. Вероятно, я до вечера прожду во дворце у моря погоды, но когда вернусь, могу помочь вам с ревматизмом. Не забудьте сказать Майклу, что я оставил для него те чары на верстаке.

Он солнечно улыбнулся Софи и вышел наружу к шпилям Кингсбёри.

— И ты думаешь, это всё исправит! — проворчала Софи, когда дверь закрылась, но улыбка смягчила ее. — Если эта улыбка работает на мне, неудивительно, что бедная Марта сама не знает, чего хочет! — проворчала она.

— Мне нужно еще полено, прежде чем ты уйдешь, — напомнил Кальцифер.

Софи проковыляла бросить еще полено в камин. После чего снова направилась к двери. Но тут со второго этажа прибежал Майкл и по пути к двери схватил остатки буханки с верстака.

— Вы же не против? — взбудоражено спросил он. — Я принесу свежую буханку, когда вернусь. Мне надо сегодня кое-что срочно проверить, но я вернусь к вечеру. Если капитан дальнего плавания придет за чарами ветра, они с краю верстака, четко подписанные.

Он повернул ручку зеленым вниз и, прижав буханку к животу, выпрыгнул на ветренный склон холма.

— До встречи! — крикнул он, когда замок покатился прочь и дверь захлопнулась.

— Вот досада! — воскликнула Софи. — Кальцифер, как открыть дверь, когда внутри замка никого нет?

— Я открою ее для тебя или Майкла. Хаул открывает сам, — ответил Кальцифер.

Значит, никто не окажется запертым снаружи, когда Софи уйдет. Она совсем не была уверена, что вернется, но не собиралась сообщать об этом Кальциферу. Она дала Майклу время уйти достаточно далеко, куда бы он ни собирался, и снова направилась к двери. На этот раз ее остановил Кальцифер.

— Если ты собираешься долго отсутствовать, оставь несколько поленьев там, где я могу до них дотянуться.

— Ты можешь поднимать поленья? — спросила Софи, заинтересовавшись, несмотря на нетерпение.

Вместо ответа Кальцифер вытянул синий язык пламени в форме руки, разделенный на конце на зеленые, похожие на пальцы, языки. Он был не слишком длинным и выглядел не особенно сильным.

— Видишь? Я почти дотягиваюсь до плиты под очагом, — гордо произнес он.

Софи сложила кучку поленьев перед решеткой так, чтобы Кальцифер мог достать хотя бы верхнее.

— Ты не должен их сжигать, пока не положишь за решетку, — предупредила она и снова направилась к двери.

На этот раз кто-то постучал в нее раньше, чем Софи до нее добралась.

Вот же неудачный день, подумала Софи. Должно быть, это капитан дальнего плавания. Она положила ладонь повернуть ручку синим вниз.

— Нет, это дверь замка, — сказал Кальцифер. — Но я не уверен…

Значит, Майкл по какой-то причине вернулся, подумала Софи, открывая дверь.

На нее злобно уставилось лицо из репы. В нос ударил запах плесени. Рука в лохмотьях, заканчивавшаяся обрубком палки, крутанулась на фоне широкого голубого неба и попыталась схватить Софи. Пугало. Оно состояло из палок и тряпок, но было живым и пыталось войти внутрь.

— Кальцифер! — закричала Софи. — Заставь замок двигаться быстрее!

Каменные блоки вокруг двери заскрипели и заскрежетали. Коричнево-зеленый верещатник понесся мимо с бешеной скоростью. Рука-палка пугала грохнула в дверь, а потом процарапала по стене, когда замок оставил его позади. Оно крутануло другой рукой и, похоже, попыталось уцепиться за каменную кладку. Оно собиралось приложить все силы, чтобы проникнуть в замок.

Софи захлопнула дверь. Вот доказательство, подумала она, того, как глупо старшему ребенку пытаться найти счастье! Это было то пугало, которого она подняла в живой изгороди по пути к замку. Она шутила с ним. А теперь, будто ее шутки вдохнули в него зловещую жизнь, оно следовало за ней весь путь сюда и пыталось схватить за лицо. Она побежала к окну посмотреть, пытается ли еще существо проникнуть в замок.

Естественно, она увидела только солнечный день в Портхэвене с дюжиной поднимающихся парусов, дюжиной мачт за крышами напротив и кучей чаек, круживших в синем небе.

— Вот в чем проблема пребывания в нескольких местах одновременно! — сказала Софи черепу на верстаке.

Затем, совершенно внезапно, она открыла для себя действительно отрицательную сторону старости. Ее сердце подпрыгнуло и немного запнулось, а потом застучало так, будто пыталось вырваться из груди. Оно болело. Софи затрясло, а колени задрожали. Она даже подумала, что, возможно, умирает. Только так она смогла заставить себя добраться до кресла возле огня. Она села там, задыхаясь и схватившись за сердце.