Я велела Микеру включить звук и видео. Судья все время сидел совершенно неподвижно. Я видела это раз пятнадцать и уже забыла, какое потрясение может вызвать первый просмотр. Картрайт долго молчал, насупившись. Потом наконец промямлил:

– Ну-у…

– Похоже это на человека, захватившего корабль?

– Ну, возможно… возможно, он лгал, хотел ввести в заблуждение? И кто в таком случае захватил корабль? Не зеленый же человек с огненными глазами, или что за чушь он там придумал.

Когда ушел судья, позвонил Паркс:

– Капитан, радиация все еще довольно высокая. У нас будут такие мутации, что о Норме и говорить не придется.

– Хорошо, я приду посмотрю.

– Конечно, помочь тут никто не может… Но нам всем стало бы легче.

Рынок ярко освещен флуоресцентными лампами. Во множестве отсеков по стенам блестят прозрачные тубы, в которых дозревают эмбрионы. Переднюю часть Рынка занимает огромная генеалогическая картотека, в которую заносятся хромосомные данные всех жителей Города.

Ассистент Паркса сидел за столом, склонив белокурую голову над блокнотиком. Через минуту подошел Паркс.

– Здравствуйте, – улыбнулся он. Перехватил мой взгляд на ассистента и добавил, безнадежно махнув рукой: – Не обращайте внимания. Пойдемте, я покажу, что удалось сделать.

Мы прошли в дальнюю часть Рынка.

– Я инсулировал свинцовой фольгой тубы с бластулами. Им это нужнее всего. Плодам старше четырех месяцев, думаю, большого вреда не будет, но позже все равно понадобится коррекция.

Одна из секций блестящей стеклом стены была темная: там тубы были обернуты свинцом.

Глядя на тусклую, мятую фольгу, я вдруг ощутила тяжесть ответственности за эти тысячи рожденных и еще не рожденных, мчащихся в пустоте и безвременье, где море и песок, жизнь и катастрофа – лишь точки на сторонах скачущей игральной кости.

– Вы правы, Паркс, тут я ничем помочь не могу. Невесело тут у вас. Или это во мне заговорил материнский инстинкт?

Паркс рассмеялся. Я вернулась к себе».

Пятая запись:

«Сегодня вечером с „Сигмы-9“ звонил Альва, был очень расстроен.

– Ли, что у вас с Одноглазыми?

– Картрайт не знает, чем им еще напакостить.

Альва огорченно присвистнул.

– Но у нас еще хуже. Я сейчас задам тебе странный вопрос.

– Давай.

– Мы хотим подать официальную просьбу судьям всех Городов не преследовать Одноглазых. Подпишешь? Я сейчас всех капитанов опрашиваю. У нас тут такие дела, что Одноглазых скоро истребят, а без их знаний нам всем конец.

– Мы не уполномочены вмешиваться в дела судей.

– Ли…

– Помолчи. Я просто думаю вслух. У нас скоро начнется то же, что и у вас. Если бы остальные согласились, мне было бы легче… Да к черту! Человек я или нет? Я согласна. Конечно согласна. Только покажите мне текст, прежде чем подавать.

– Спасибо, капитан Ли. – В его голосе звучала благодарность и облегчение, которое почувствовала даже я. – Вы третий капитан, который согласился.

– Думаю, мы все в итоге согласимся: сужу по собственному Городу… Надеюсь, удастся что-то сделать, – добавила я.

Альва вздохнул. Это был горький вздох, от которого, наверное, вздрогнули звезды.

– Я тоже надеюсь».

Шестая запись:

«Катастрофа. Горе и ярость. Погибла „Дельта-6“. На этот раз все продлилось десять часов. Началось с помех: мы все слушали трансляцию суда над Одноглазым Джеком, и вдруг она оборвалась. Потом стали пробиваться слабые сигналы: на корабле паника. Потом призыв о помощи от подразделения связи. И опять помехи.

Очевидно, существо вернулось. Это какой-то бред. Если воспринимать серьезно, можно сойти с ума. Легче думать, что это какая-то космическая шутка. Но это реальность, и жизнь Города зависит от того, насколько правильно мы ее воспримем. Последние сообщения были от Одноглазых: „Помогите, помогите, помогите!“ Существо с зелеными глазами лишило их разума и способности к взаимодействию. Оно десять часов расхаживало по разбитому кораблю среди выживших, а потом уничтожило всё и всех. Ближе к концу я не выдержала:

– Неужели мы ничего не можем сделать? Что, если я туда полечу?..

– Не говори глупостей, Ли. Чем ты им поможешь?

– По крайней мере, узнаю, что это… по крайней мере…

В эфире раздался чей-то крик.

– Если ты погибнешь, никому лучше не станет.

– Станет, если узнаю, что убивает людей.

Тут корабль на экране начал разваливаться на куски. И – крики. Господи боже…»

– Пропусти несколько страниц, – сказал мальчик.

Джонини послушался. Его взгляд остановился на словах:

«Сквозь помехи я слышала голос Альвы: „Помогите! Ради бога, помогите!“ Что мне оставалось делать? Я связалась с Микером:

– Готовьте челнок. Я лечу туда.

– Но если кто-то узнает…

– В последний раз это продлилось десять часов. Достаточно, чтобы слетать и вернуться.

– А в первый – шестнадцать минут. Что будет сейчас, никому не известно. И плотность песка…

– Микер, я лечу. Готовьте челнок.

Через пять минут я уже выбегала из кабинета, когда в коридоре рявкнул голос:

– Капитан!

– Слушаю вас, судья.

– Микер сообщил мне, что вы направляетесь на „Сигму-девять“.

– А вам какое дело?

– Капитан, я запрещаю вам лететь. А если ослушаетесь, можете быть уверены: назад я вас не пущу.

Меня как током ударило.

– Кто вас уполномочил мне что-то запрещать?

– Я, если помните, отвечаю за моральный климат корабля. Если вы вернетесь обратно с „Сигмы-девять“, это ударит по морали.

– Господи, судья, чего вы так боитесь?

– А что, если вместе с вами прилетит Разрушитель?

– Разрушитель?

– Да. Существо с зелеными глазами, которое уничтожает…

– Что ж, по крайней мере, вы перестали винить во всем Одноглазых. Я лечу на „Сигму“, судья.

Я едва слушала его: слишком сильны были страх и гнев.

Села в челнок, задраила люк, отомкнула уши и глаза и дала сигнал к пуску. Резко открылись тройные створки шлюза, и я вылетела навстречу песку. На датчике было три и семь. На экране увеличивалась „Сигма“, похожая на серебряное яйцо.

Робот объявил:

– Ваши уши отомкнуты…

Я включила радио.

– …ваши глаза зрячи.

Люк открылся, я вплыла в шлюз, и стрелка на датчике рывком пошла вниз. К шлюзу присоединилась труба. Когда я выходила из трубы, желудок свело от страха – что я сейчас увижу? Внутри отдавался какой-то металлический гул, который я списала на перенапряжение. Но я шла по совершенно пустому коридору, и гул все нарастал. Где-то в районе навигационного отсека я поняла, что это в голове: что-то, как зуммер, громко вибрирует у меня в голове. Я свернула к городской площади, гадая, сколько мне осталось.

На площади я увидела людей. Они шли прочь, молча, шатаясь. Один упал, потом еще двое. Кого-то повело в сторону. Какая-то женщина прислонилась к колонне, но через секунду соскользнула на пол.

Я включила передатчик на поясе: надеялась узнать, куда отступили остальные. Только нажала кнопку – гул из головы переместился в динамик и стал реальным. Я пыталась сообразить, что делать, а он то нарастал, то стихал и вдруг сгустился в голос:

– Кто ты?

– А? – растерялась я. Хотела крикнуть: „А ты кто, черт возьми?“, но промолчала.

– Я Разрушитель. Ваши люди дали мне это имя. Кто ты, что осмелилась преследовать Разрушителя?

Это было очень странно. Я подумала, что кто-то из обезумевших жителей добрался до чудом уцелевшего передатчика.

– Где вы? – Передатчик был симплексный, но от волнения и расстройства я об этом забыла. Помню, крикнула еще: – Я хочу вам помочь!

И динамик проревел, вибрируя:

– Я здесь.

Дальше случилось вот что (думаю, бо́льшая часть была у меня в голове). Мои чувства, мысли, впечатления – все взвилось, закружилось ураганом, и из этого хаоса нетвердо выступило на площадь нечто огромное и сияющее. Оно приняло форму мужчины, нагого великана, но во всей его мощи было что-то призрачное. Из глаз его струился свет.