Она была, конечно, права, и я понял, что Харона – бывалая звездная странница. Нас, тритовианцев, нечасто встретишь в кристаллической форме.

– Мне его надо… мне надо с ним к Звезде.

Харона о чем-то задумалась, затаившись за морщинистой маской лица. По обертонам я слышал, что мысли ее мультиплексны. В них мелькали видения космоса, звезд на черном фоне галактической ночи, странных ландшафтов, незнакомых даже мне. Четыреста лет, что она прослужила привратницей Транспортной зоны, притупили ее разум почти до симплексного состояния. Но вот ожили его мультиплексные грани.

– Что ж, Комета, попробую растолковать тебе азы. Ответь мне, что самое важное?

– Жуп, – выпалил он и осекся, увидев, что она хмурится. – То бишь плиазил. Это я случайно скверное слово сказал.

– Слова не задевают меня, Джо. Меня всегда забавляло, что твой народ придумал для плиазила «скверное» слово. Впрочем, мне бы следовало вспомнить «скверные» слова своего мира… У нас под запретом было слово «вода». Ее было очень мало, и в научной беседе мы осмеливались называть лишь ее химическую формулу. И то, конечно, не перед лицом учителя. А на Земле во времена наших пращуров непристойным считалось слово, означающее пищу, прошедшую через желудок и исторгнутую кишечником.

– Еда и вода – тчо тут скверного?

– А почему «жуп» – это скверна?

Джо оторопел, услыхав от Хароны такое слово, но потом вспомнил, с кем она имеет дело. Водители и грузчики ругаются как дышат и ни к чему уважения не имеют – так говорит дядя Клеменс.

– Не знаю, – ответил он.

– Это органический пластик. Он паразитирует на цветах мутантного штамма некой злаковой культуры. Эти цветы распускаются только в темных пещерах, от излучения, идущего из сердца Джинриса. Здесь он никому не нужен, разве как отвердитель для пластиковых смесей. И все же единственное назначение твоей планеты во Вселенском замысле – добыча этого самого пластика для всей остальной галактики. Ибо есть планеты, где он нужен. На Джинрисе каждый или добывает его, или обрабатывает, или перевозит. Вот и все. Где же тут скверна?

– Ну… вот лопнул мешок с ним – и всё на землю. Скверна не скверна, а… грязь, беспорядок.

– Если пролить воду или уронить еду, тоже будет грязно. Но по сути они чисты.

– Просто нельзя про такое – с приличными людьми. Так дядя Клем говорит.

Джо наконец нашел прибежище в давно затверженных правилах:

– И раз жуп – самое важное, значит о нем надо… С уважением надо, вот!

– Это ты сказал, а не я. Потому что ум у тебя симплексный. Если ты войдешь во вторые ворота и попросишься на корабль – капитаны народ славный, надо думать, не откажут, – ты попадешь в другой мир. Плиазил там идет по сорок кредитов за тонну и ценится много ниже латки, жракций, хлопсов и бойша. За них ты выручишь не меньше пятидесяти и можешь горланить о них сколько угодно, тебя сочтут лишь крикуном.

– Горланить я не буду, – заверил ее Комета. – Симплекс я или еще что, а вести себя умею, не то что некоторые… Не всегда, правда, веду… но хотя бы умею.

Харона рассмеялась. ТРИпес подбежал и потерся головой о ее бедро.

– Объясню на языке техническом, хоть ты, увы, и не поймешь, покуда не увидишь сам. Остановись и посмотри наверх.

Оба встали на каменистом склоне и подняли головы.

– Видишь дырочки? – спросила Харона.

В настиле моста тут и там, как следы от прокола, виднелись светлые точки.

– Кажется, будто они рассеяны случайно, так? – продолжала она.

Комета кивнул.

– Это – симплексный взгляд. Теперь иди и не отрывай от них глаз.

Джо зашагал, глядя вверх. Одни точки гасли, другие загорались тут и там, и снова гасли, и снова загорались – или это опять становились видны те, первые?

– Над полотном моста поднимаются фермы. Это они заслоняют кое-где свет и не дают тебе увидеть узор целиком. Но ты уже смотришь комплексно: ты знаешь, что точек больше, чем можно увидеть, стоя на месте. Теперь – беги и смотри.

Джо побежал по острым камням. Огоньки замигали быстрее и вдруг сложились в шестиконечные звезды, пересеченные диагоналями в семь дырочек каждая. Только теперь, когда свет мерцал так часто, можно было увидеть узор целиком…

Тут он споткнулся и упал, проехавшись на четвереньках.

– Видел узор?

– Уфф… Да.

Джо помотал головой. Ладони в перчатках горели, одно колено было содрано в кровь.

– Это был мультиплексный вид.

ТРИпес нагнулся и стал лизать ему лицо.

Чертыш неодобрительно наблюдал за этим из развилки трезубого куста.

– Но ты познал сейчас и одну из бед, стерегущих симплекса на пути к мультиплексному разуму. На этом пути ты можешь упасть, дитя, как упал только что. Не знаю, переживешь ли ты такую науку. Но ты молод. Бывало, ее постигали люди и старше тебя. Я желаю тебе удачи. На первых перегонах ты еще сможешь повернуть назад. Повидав одну только Крысонорь, ты уже изведаешь больше, чем большинство живущих на Джинрисе. Но чем дальше ты зайдешь, тем труднее будет вернуться.

Джо отпихнул ТРИпса и встал. Следующий его вопрос происходил как от страха перед предстоящим делом, так и от боли в сбитых ладонях.

– Бруклинский мост, – проговорил он, все еще глядя вверх. – Почему его так зовут?

Это было сказано словно в пустоту, и будь Джо под силу выразить настоящую суть вопроса, то вопрос прозвучал бы так: «Зачем тут эта штука? Зачем она мутит мне голову?»

Но Харона ответила:

– На Земле есть похожее сооружение, хотя и поменьше. Оно соединяет два острова. Такие сооружения называются мостами. Тот мост ведет в место под названием Бруклин, потому имя ему – Бруклинский. Первые колонисты привезли имя с собой и дали его здешнему мосту.

– Выходит, есть причина?

Харона кивнула.

Вдруг у Джо в голове резко дернулась с места мысль, завернула за угол и заколотилась, загремела в висках:

– А я Землю увижу?

– До Земли оттуда крюк невеликий.

– И Бруклинский мост?

У Джо даже пальцы на ногах зашевелились.

– Четыреста лет назад я его видела, он все еще стоял.

Джо вскочил и замолотил кулаками в небо – великолепный, комплексный жест, давший мне еще больше надежды. Потом он рванулся вперед, подскочил к опоре моста и взбежал по ней метров на тридцать – из чистого восторга.

На середине опоры он остановился и глянул вниз:

– Харона, слышь! Я на Землю полечу! Я, Джо Комета, полечу на Землю и увижу Бруклинский мост!

Там, внизу, привратница улыбнулась и погладила ТРИпса по голове.

Когда дождь кончился, они перебрались через парапет и по черному от воды термакадаму двинулись ко вторым воротам.

– Уверен? – снова спросила Харона.

Джо кивнул, но несколько нервно.

– А что сказать дяде, когда он придет искать тебя? Ибо он, разумеется, придет.

При мысли о дяде Клеменсе Джо напрягся еще больше:

– Скажи: был да сплыл.

Харона кивнула и потянула рычаг. Прутья ворот поднялись.

– А его возьмешь? – Она указала на Чертыша.

– Возьму, а тчо?

С этими словами Джо решительно зашагал вперед. Чертыш поглядел направо, потом налево и побежал за ним. Харона, конечно, сама отвела бы их к кораблям, но тут замигал сигнальный огонек: ее вызывали на пост. Лишь взглядом проводила она Джо, за которым уже снова закрывались ворота. Потом пошла по мосту обратно.

Раньше Джо лишь сквозь прутья смотрел на бокастые корабли, на погрузочные ангары, на автокраны и глайдеры-волокуши, снующие по дорожкам Транспортной зоны. Миновав вторые ворота, он огляделся, ожидая встретить совсем другой мир – тот, о котором предупреждала Харона. Но понятие о «другом» у него было симплексное, и десять шагов спустя Джо Комета ощутил разочарование. Еще десять шагов, и на смену разочарованию пришло обычное любопытство. Навстречу по дорожке скользил похожий на блюдце аэроглайдер, и кто-то высокий направлял его скупыми и точными движениями. Внезапно оказалось, что машина надвигается прямиком на Джо. От неожиданности и страха внутри случился маленький взрыв. Но тут машина остановилась.